Джорджетт Хейер - Убийство Адама Пенхаллоу
К сожалению, Розамунда умела держать себя в руках, но даже она не сумела скрыть отвращения за безупречно холодными манерами. Пенхаллоу с удовольствием представил, что она скажет бедняге Клифу, когда тот вернется из конторы. Он приехал в Тревеллин совсем измотанный, но все еще движимый какой-то необъяснимой силой, лишавшей его покоя. Добравшись до постели, призвал к себе всех домочадцев и держал их в своей спальне до ночи, играя с ними в нарды, обсуждая достоинства и недостатки лошадей в конюшне и вспоминая забавные и не совсем приличные похождения в молодости. Одновременно Пенхаллоу поглощал множество закусок, губительных для желудка, запивая их изрядным количеством виски.
Доктор Уилфрид Лифтон, который лечил Пенхаллоу с незапамятных времен и принимал у Рейчел всех ее детей, от Ингрэма до близнецов, во время одного из своих визитов сурово предупредил его, что он себя убивает. Но Адам лишь рассмеялся и заявил, что не допустит, чтобы какой-то докторишка указывал ему, как жить. Он не позволил старому врачу выстукивать себя, предложив ему взамен выпить по стаканчику хереса.
Доктор Лифтон не хватал с неба звезд и был довольно старомоден, однако любил охоту и гончих собак и потому пользовался уважением у определенной части местного общества, которая не доверяла современным методам лечения, практикуемым его коллегой, строгим джентльменом, относившимся к пациентам с безжалостной суровостью, совершенно несвойственной доктору Лифтону.
Но даже он был шокирован безрассудством Пенхаллоу и счел своим долгом предупредить Фейт и Рэймонда, что им следует пресечь его пагубную активность и наложить запрет на потребление вина и виски. Рэймонд с усмешкой посоветовал доктору обратиться с этим советом к самому пациенту, после чего вышел из комнаты, проворчав, что не намерен заниматься заведомо безнадежным делом.
Фейт пробормотала, что доктору, вероятно, известно, что собой представляет ее муж. Лифтон этого не отрицал, но тем не менее заявил, если Пенхаллоу и дальше будет накачивать себя крепкими напитками, то за последствия он не отвечает.
– Но он говорит, что вы разрешили ему принимать горячительное для поддержания жизненных сил, – робко произнесла Фейт.
– Миссис Пенхаллоу, вы представляете, какое количество спиртного потребляет ваш муж? – осведомился доктор Лифтон.
– Да… нет… Я всегда считала, что он злоупотребляет, но, похоже, алкоголь ему не слишком вредит. А сейчас ему гораздо лучше, чем зимой.
– У него поистине железный организм, – констатировал доктор. – Но все равно он долго не продержится. И все эти вылазки на природу! Ему они не на пользу. Вы должны повлиять на него.
Фейт не могла признаться, что не имеет на супруга никакого влияния, о чем доктор, впрочем, знал и без нее, поэтому лишь пробормотала:
– Да, конечно. Доктор, у него такой… такой твердый характер.
– Да это самый упрямый старый черт во всей округе, мне ли не знать об этом! – воскликнул Лифтон.
Когда этот разговор был передан Кларе, она, покачав головой, заявила, что Лифтон просто старая баба и понимает в организме Пенхаллоу не больше, чем она в двигателе внутреннего сгорания.
– Он годами твердил, будто Адам убивает себя, однако тот все еще жив и умирать не собирается. Да и водянка его не столь уж опасна, как кажется на первый взгляд. Адам еще долго протянет, помяни мое слово. А что касается его разъездов, так это у него по весне кровь играет. Не обращайте внимания на его выходки, и он скоро уймется.
– Как же не обращать внимания, если он совершает идиотские поступки? – возразила Фейт. – А знаешь ли ты, что Адам возил к Розамунде Джимми и вынудил ее принять его у себя?
– Да, ему не следовало этого делать, – согласилась Клара. – Но он всегда обожал шокировать людей, такой уж у него характер. А Розамунда зря раззвонила всем, могла бы и не поднимать скандала.
– Но это же отвратительно! Помимо всего прочего, то, что он таскает за собой парня, идет тому только во вред. Я имею в виду Джимми. Он вообразит, будто ему все дозволено, и совсем отобьется от рук.
– На твоем месте я бы не стала так переживать по этому поводу, – сказала Клара. – Если что, мальчики быстро вышибут из него дурь.
– Из кого вышибут дурь? – поинтересовался вошедший в комнату Юджин.
– Фейт считает, что твой отец делает из Джимми шута.
– Мерзкий выродок! – бросил Юджин, опускаясь в кресло. – Он не стоит моего внимания. Признаю, что отец сделал широкий жест, взяв его под свой кров, но если все его внебрачные отпрыски таковы, остается лишь радоваться, что он не распространил эту практику на остальных.
– Конечно, ваше семейство не привыкло соблюдать приличия, однако я расцениваю его присутствие как личное оскорбление! – объявила Фейт.
Юджин удивленно посмотрел на нее.
– Ну зачем так расстраиваться? – ласково произнес он. – Данный небольшой эпизод произошел еще до вашего появления.
– Иногда мне кажется, что здесь никто не имеет представления о морали! – воскликнула она.
– Возможно, – кивнул Юджин. – Кроме Барта, разумеется.
– Барта?!
– Звучит странно, не так ли? – улыбнулся он. – И, надо сказать, прискорбно. Есть что-то обывательское в его патриархальных брачных намерениях.
Фейт залилась краской.
– Неправда! Лавди ни о чем таком не помышляет! Если бы вы не распускали слухи, никому бы это и в голову не пришло!
Клара с беспокойством переводила взгляд от одного к другому.
– Кто бы мог подумать! Я чувствовала: он что-то затевает. Глупая идея! Его отец никогда этого не допустит.
– Клара! Юджин просто сплетничает! Я абсолютно уверена, что Лавди даже не смотрит в его сторону!
Однако Клара мрачно заметила, что всегда считала Лавди пройдохой. Разъяренная Фейт выскочила из комнаты. Юджин, зевнув, задумчиво произнес, что никогда не понимал, чем она могла привлечь Пенхаллоу.
– Она, конечно, скучная особа, что и говорить, – согласилась Клара. – Но тебе не следует дразнить ее. Ты же видишь, как она обижается. Ей и так достается. А теперь еще неприятности с Клэем. Оставь ее в покое!
– Если она не хочет, чтобы Клэй возвращался домой, я всецело ее поддерживаю. Хоть и не ожидал, что Фейт так взыскательна.
– Хватит! – оборвала Клара. – Доктор сказал, что твой отец должен угомониться.
– Он так живет уже много лет, – возразил Юджин, доставая из портсигара толстую египетскую сигару.
Она потерла переносицу.
– Не знаю, что на него нашло, но в этом году он просто какой-то бешеный. Такое впечатление, будто кто-то завел его, как часы, и теперь он не может остановиться.
– Да, отец превзошел самого себя, – кивнул Юджин. – Его вполне может хватить удар, что порадует многих из нас.
Клара пропустила эту реплику мимо ушей.
– Если Барт задумал жениться, дело может закончиться инсультом. Не нравится мне эта история, Юджин.
– Я считаю, что Барту нужна такая жена, как Лавди. Она его живо образумит, – продолжил он, лениво пуская кольца дыма. – Но вряд ли остальные думают так же.
– Не нужно его поддерживать, – взмолилась Клара. – И без того неприятностей не оберешься. Мне всегда не нравилась эта девчонка.
Юджин не выказал желания продолжить разговор, и она замолчала. Но душевное спокойствие ее было нарушено столь сильно, что она испортила целый дюйм своего вязанья, чего раньше с ней никогда не случалось.
Несмотря на успокоительные рассуждения, Клара сознавала, что Пенхаллоу просто лезет на рожон. Его поведение всегда отличалось экстравагантностью, но в последнее время он потерял чувство меры. Всю жизнь Адам презирал условности и не считался с общественным мнением, сейчас же он, казалось, намеренно приводил в ярость окружающих, злобно наслаждаясь их унижением. Подобная перемена в его умонастроениях серьезно тревожила Клару. Грубая и бездумная безжалостность прежних лет сменилась намеренной, если не сказать иррациональной, жестокостью, подчас совершенно бессмысленной и беспричинной. От желания властвовать над зависимыми от него людьми, вынуждая их жить по его правилам, Адам перешел к деспотической тирании, ставшей для него самоцелью. Когда он был в расцвете сил и здоровья, его невоздержанный язык наносил раны походя, без намерения уязвить, теперь же, когда Адам сильно сдал, для него не стало большего удовольствия, чем метать ядовитые стрелы, которые пробивали броню даже у толстокожих Пенхаллоу. Он не упускал случая повергнуть в смятение своих домочадцев, словно вымещая на них свою физическую немощь. Все эти поступки не имели никакого смысла, что заставляло его сестру сомневаться, в своем ли он уме. Адам без всякого смущения сообщил ей об оружии, которое он применил против Клиффорда, чтобы заставить его взять к себе Клэя, и был безмерно счастлив, увидев ее расстроенное лицо.
– Адам, если ты не хочешь, чтобы я жила в Тревеллине, тебе достаточно об этом сказать, – с достоинством произнесла Клара. – И незачем втягивать моего сына. Я и так уеду.
