Комната с белыми стенами - Ханна Софи

Поездка обратно до Бенгео-стрит была самой ужасной в моей жизни. Мы с Полом за это время не сказали друг другу ни слова. Дома мы заварили горячий крепкий чай.

– Тебе нужно вернуться туда, – сказала я ему. – Что бы ни случилось со мной, сделай все для того, чтобы они оставили тебе Пейдж. Тебе придется лгать, но оно того стоит. – Пол спросил у меня, что я хочу этим сказать, и я ему объяснила: – Сделай вид, будто не веришь мне. Веди себя так, будто ты не меньше, чем социальные работники, боишься оставлять меня одну с Пейдж. Убеди их, что если они оставят ее тебе, ты гарантируешь, что она никогда не окажется наедине со мной.

Любые слова бессильны выразить то, как жутко я себя чувствовала, говоря это Полу. Он был моей главной опорой и непоколебимо стоял рядом со мной во время всех моих мучительных испытаний. Его преданность была для меня самой сильной поддержкой, и вот теперь я просила его притвориться, будто он кто-то другой: предатель-муж, а не смелый и прекрасный мужчина, каким был на самом деле. Но я знала: это единственно правильное решение. Главное – не допустить, чтобы эти садисты, социальные работники, отдали Пейдж в другую семью.

Когда я потеряла сначала Моргана, а затем и Роуэна, я думала, что ничего хуже со мной уже не может случиться; но оказалось, что потерять Пейдж – еще хуже. Ведь тогда это будет чья-то вина. Несправедливость убьет меня. Я опасалась, что то же самое случится и с Полом, как бы мелодраматически это ни звучало.

– Пожалуйста! – взмолилась я. – Возвращайся туда и проведай Пейдж. Позвони им прямо сейчас и скажи, что приедешь.

– Нет, – возразил Пол. – Я не стану никому лгать. И ты тоже. Нам от этого будет только хуже. Мы боремся добром против зла, правдой против лжи, и мы победим. Сержант Пруст говорит, что мы выиграем суд, и я ему верю.

– Нэд и Гиллиан считают, что мы можем и проиграть, – напомнила я ему, и на глаза мне навернулись слезы. – И даже если уголовный суд признает меня невиновной, семейный суд найдет, к чему придраться.

– Замолчи! – не сдержался Пол. – Не хочу даже слышать это!

Муж впервые после того, как с нами случилась беда, повысил на меня голос. Мне стыдно в этом признаваться, но я не удержалась и тоже ответила ему на повышенных тонах, дав выход накопившему гневу и отчаянию. Мы с ним кричали друг на друга минут десять, но тут раздался звонок в дверь.

Я бросилась в объятия Джайлса Пруста. Должно быть, я не на шутку напугала беднягу. Я орала на него, требуя, чтобы он помог мне убедить Пола образумиться.

– Образумиться нужно вам, Хелен, и побыстрее, – строго ответил он. – Почему вы не в контактном центре? Вам сейчас полагается быть там, но мне только что позвонили и сказали, что вы не приехали.

Я постаралась ему все доходчиво объяснить.

– Внимательно выслушайте меня, Хелен, – произнес он. – Как бы тяжело вам ни было, вы должны проводить с Пейдж как можно больше времени. Не пропускайте ни одной встречи, иначе это повернут против вас. Я понимаю, чего вы боитесь. Но вы же не хотите накликать на себя худшее, дав им в руки все козыри? Как, по-вашему, это выглядит, если вы отказываетесь проводить с ребенком даже те несколько часов, которые вам разрешены?

– Пожалуйста, прислушайся к нему, Хелен, – тихо произнес Пол. – Мы не знаем, чего нам ждать, но если ты будешь вести себя так, как он говорит, мы хотя бы будем знать, что сделали все что могли: не опустились до лжи и не отказались от борьбы. Как бы ни сложились обстоятельства, лет через десять-двадцать мы сможем с гордостью оглянуться в прошлое.

Разве могла я устоять перед доводами двух мужчин, выступивших против меня единым фронтом? Они были так мудры, верны и сильны, а я такая недостойная, трусиха и паникерша…

Джайлс Пруст отвез нас с Полом обратно в контактный центр.

Мы пропустили бо́льшую часть отведенного нам для общения с дочерью времени, но оставалось еще полчаса. Начальнице контактов на вид было лет двадцать. Я никогда не забуду ее имя: Лия Гулд. «Ей куда больше подошло бы имя Лия Гул» [6], – позднее сказала я Полу.

Она отказалась ждать в коридоре и наблюдать за нами в окошко, хотя Пруст едва ли не на коленях умолял ее дать нам хотя бы немного уединения. Нет, она настояла на том, что останется вместе с нами в крошечной комнатушке с кричаще-яркими стенами, которые буквально сочились страданиями бесчисленных семей, насильно разлученных бездушно улыбающимися надзирателями. По крайней мере, так мне в тот момент показалось.

Но как только Лия Гулд бережно вручила мне в руки Пейдж, как мое горе тотчас было забыло, пусть даже на время. Новорожденный ребенок – это такое счастье! Невозможно оставаться равнодушным к крохотному существу, наполняющему вас надеждой и радостью. Я тотчас прониклась невыразимой нежностью к моей красавице. Мы с Полом прижимали Пейдж к себе, осыпали ее поцелуями. Через несколько минут личико нашей малышки было мокрым – так мы ее зацеловали!

«Никто не заберет ее у нас, – подумала я. – Это было бы безумием, учитывая, как сильно мы ее любим. Это должно быть очевидно даже таким сухарям, как Лия Гулд».

В те мгновения я твердо верила: у нас будет общее будущее. Власти здраво посмотрят на нашу ситуацию и вернут нам дочь.

Я не могу сказать, что же случилось дальше. Знаю лишь одно: это был один из непонятных эпизодов моей жизни. Неожиданно передо мной возникла Лия Гулд.

– Хелен, отдайте мне ребенка! – произнесла она. – Пожалуйста, отдайте мне Пейдж. Прошу вас.

Сбитая с толку, я сделала, как мне было велено. Странно, наше время еще не истекло, мы пробыли в комнате всего несколько минут. По лицам Пола и сержанта Пруста, было видно, что они тоже в растерянности.

Лия Гулд буквально выбежала из комнаты, с Пейдж на руках.

– Что я сделала не так? – спросила я и расплакалась. Ни Пол, ни Джайлс Пруст не смогли ответить на мой вопрос. Я посмотрела на часы. С дочерью я провела всего восемь минут.

Эпизод этот обрел смысл позднее, когда от Нэда и Гиллиан я узнала, что Лия Гулд изъявила желание выступить в суде в качестве свидетеля по моему делу. По ее словам, я якобы пыталась задушить Пейдж прямо у нее на глазах, притворившись, будто крепко обнимаю дочь. Помню, что, услышав эти слова, я рассмеялась.

– Пусть говорит все что хочет, – сказала я Нэду и Гиллиан. – В тот момент Пол и Джайлс Пруст находились в одной комнате со мной. Никто из присяжных не поверит, что они не заметили попытки убийства, происходившей прямо у них на глазах! Господи, ведь один из них – сержант полиции!

Возможно, я была наивна. Возможно, будь показания Лии Гулд единственным «доказательством», имевшимся у стороны обвинения, я бы вышла на свободу и нам с Полом разрешили бы оставить дочь у себя. Но, хотя я еще этого не знала, вопиющая ложь Лии Гулд вскоре прозвучит пугающе убедительно, подкрепленная весомым мнением человека куда более зрелого, умеющего четко выражать свои мысли и высокоуважаемого. Этого человека присяжные восприняли вполне серьезно. Сейчас, оглядываясь в прошлое, мне трудно поверить, что было такое время, когда я ничего не слышала о докторе Джудит Даффи – той, что впоследствии сыграла роковую роль в моей жизни.

Глава 4

Четверг, 8 октября 2009 года

Первым раздражителем стала Чарли, вошедшая в кухню. Ее кухню. Последние полгода Саймон жил с ней в ее квартире. Бо́льшую часть времени его это вполне устраивало, хотя исключения из этого правила происходили достаточно часто, чтобы убедить его в том, что он еще не готов выставить свой собственный дом на продажу. Вторым раздражителем стали ее зевки. Никто – если он проспал несколько часов – не имеет права зевать.

– Почему ты не растолкал меня, когда проснулся? – спросила она. – Ты ведь мой будильник.

– Я не просыпался. Я не ложился спать.

Он знал, что Чарли смотрит на него. Затем ее взгляд переместился на книгу, лежавшую перед ним на столе.