Джон Коннолли - Любовники смерти
– Только ты должен будешь потратить его на спиртное, – сказал он, приглашая меня внутрь.
В прихожей красовалась огромная вешалка, и бабушкины часы, похоже, все еще показывали точное время. Их громкое тиканье, вероятно, разносилось по всему дому. Я задумался, как Джимми спит с этими звуками, но потом решил, что, наверное, он уже так долго их слышит, что едва ли замечает. Пролет резной лестницы из красного дерева вел на второй этаж, а справа была гостиная, обставленная исключительно антиквариатом. На каминной полке и на стенах стояли и висели фотографии, на некоторых из них я видел людей в форме. И среди них отца, но я не стал спрашивать Джимми, нельзя ли рассмотреть их поближе. Обои в прихожей покрывал красно-белый узор. Они были вроде бы новыми, но оставляли впечатление прошлого века, что соответствовало стилю всего остального.
На кухонном столе рядом с тарелкой с булочками стояли две чашки, а в кофейнике заваривался свежий кофе. Джимми разлил его по чашкам, и мы сели с разных сторон стола.
– Бери булочки, – сказал Джимми. – Они из Виллабате. Лучшие в округе.
Я разломил одну и попробовал. Она была действительно хороша.
– Знаешь, твой старик и я часто смеялись насчет той выпивки, которую ты купил на деньги, что я тебе давал. Он никогда тебе не говорил, потому что для твоей матери, когда она обнаружила ту бутылку, это был конец света. Но он увидел, что ты растешь, и был этому рад. Учти, он обычно говорил, что это я подал тебе идею, но он никогда ни на кого долго не сердился, а особенно на тебя. Ты был его золотой мальчик. Он был добрый человек, да упокоит Господь его душу. Души их обоих.
Он задумчиво отщипнул булочку, и какое-то время мы оба молчали. Потом Джимми посмотрел на часы. Это был не случайный жест. Он хотел, чтобы я это увидел, и у меня в голове прозвучал тревожный сигнал. Я посмотрел на Джимми и заметил, что ему неловко. И дело было не в том, что сын его друга, убившего двоих подростков, а потом себя, сидел у него на кухне, явно собираясь разворошить давно погасшую золу. Тут было нечто большее. Джимми вообще не хотелось меня видеть. Ему хотелось, чтобы я ушел, и чем скорее, тем лучше.
– У меня кое-какие дела, – сказал он, увидев, что я заметил его движение. – Собираются старые друзья. Ты знаешь, как это бывает.
– Кого-нибудь я знаю? Слышал их имена?
– Нет, никого. Все они появились после твоего отца. – Он откинулся на стуле. – Так ты пришел не просто так, а, Чарли?
– У меня есть несколько вопросов. О моем отце и о том, что произошло в ту ночь, когда погибли эти ребята.
– Ну, я особенно не могу помочь с убийством. Меня там не было. В тот день я даже не виделся с твоим отцом.
– Не виделся?
– Нет. Это был мой день рождения. Меня не было на работе. Я удачно арестовал партию травки, и меня наградили. Предполагалось, что твой старик придет ко мне после смены, как он всегда делал, но он так и не пришел. – Джимми повертел в руках чашку, глядя на круги, получавшиеся на поверхности жидкости. – После этого я больше не справлял день рождения, как раньше. Слишком много ассоциаций, и все плохие.
Но я не собирался давать ему так легко сорваться с крючка.
– Но в тот вечер к нам приходил твой племянник.
– Да. Фрэнсис. Твой отец позвонил мне в бар Кэла и сказал, что беспокоится. Он считал, что кто-то может угрожать тебе и твоей матери. Он не сказал, почему он так думал.
Кэл держал бар для копов, располагавшийся рядом с Девятым участком. Теперь этого бара нет, как и многого другого, что было во времена моего отца.
– И ты не спросил?
Джимми надул щеки.
– Может быть, и спросил. Да, конечно, спросил. Это было непохоже на Уилла. Он никогда не шарахался от теней, и у него не было врагов. То есть были парни, которым он перешел дорогу, и некоторых он упрятал за решетку, но это как все мы. Это была его работа, ничего личного. Тогда они понимали разницу. Во всяком случае, большинство.
– Так ты помнишь, что он ответил?
– Кажется, он сказал, чтобы я просто поверил ему. Он знал, что Фрэнсис живет в Оранджтауне. И спросил, не могу ли я попросить его зайти к вам с матерью, просто пока он не сможет вернуться сам. После этого все произошло довольно быстро.
– Откуда отец звонил?
– Черт! – Он словно бы попытался вспомнить. – Не знаю. Не из участка, это точно. Там слышался какой-то шум, так что, наверное, он говорил с телефона в баре. Так давно это было. Я не могу все вспомнить.
Я отпил кофе и осторожно сказал:
– Но это была не обычная ночь, Джимми. Были убиты люди, а потом мой отец покончил с собой. Такие вещи трудно забываются.
Я видел, как напрягся Джимми, и его враждебность стала очевидной. Я знал, что он хорошо орудует кулаками и быстро пускает их в ход. Он и мой отец хорошо уравновешивали друг друга. Отец сдерживал Джимми, а тот, в свою очередь, затачивал нечто в отце, что иначе могло бы остаться притупленным.
– В чем дело, Чарли? Ты назвал меня лжецом?
В чем дело, Джимми? Ты что-то скрываешь?
– Нет, – сказал я. – Я просто не хочу, чтобы ты что-то утаивал от меня, потому что, скажем так, пытаешься уберечь мои чувства.
Он немного отошел.
– Да, это нелегко. Я не люблю думать о том времени. Он был моим другом, лучшим другом.
– Я знаю это, Джимми.
Он кивнул.
– Твой отец просил помощи, и по его просьбе я позвонил. Фрэнсис остался с тобой и твоей матерью. Я был в городе, но я думал, понимаешь, что не могу оставаться здесь, когда, может быть, происходит что-то страшное. К тому времени, когда я добрался до Перл-Ривер, двое подростков были уже мертвы, а твоего отца допрашивали. Мне не дали поговорить с ним. Я пытался, но парни из департамента внутренних расследований меня не пустили. Я пошел к вам и поговорил с твоей матерью. Ты, наверное, тогда спал. После этого я видел его живым еще раз. Я поймал его, когда они закончили допрос. Мы пошли вместе позавтракать, но он не много рассказал. Ему хотелось взять себя в руки, прежде чем вернется домой.
– И он не сказал тебе, зачем убил тех двоих? Брось, Джимми. Вы были близкие друзья. Если он хотел с кем-то поговорить, то прежде всего с тобой.
– Он рассказал мне то же, что говорил департаменту внутренних расследований и прочим, кто был с ним в комнате. Парень притворялся, что лезет в карман пиджака, дразня Уилла, как будто у него был там пистолет. Засовывал руку и вытаскивал. Уилл говорил, что в последний раз купился. Парень засунул руку, и Уилл выстрелил. Девочка закричала и стала шарить по телу парня. Уилл предупредил ее, прежде чем тоже застрелить. Он сказал, что внутри него что-то щелкнуло, когда тот парень начал срываться с цепи. Может быть, в этом дело. Тогда были другие, суровые времена. Тогда риск никого не доводил до добра. Все мы знали парней, которые были на улице слишком щепетильны. Когда я увидел Уилла в следующий раз, он лежал под простыней, и в затылке у него была дыра, которую собирались заделать перед похоронами. Ты это хотел узнать, Чарли? Хочешь услышать, как я плакал над ним, что я чувствовал оттого, что меня не было с ним? Хочешь услышать, что я чувствовал все эти годы? Что ты ищешь? Кого бы обвинить в том, что произошло той ночью?
Он повысил голос. Я чувствовал в нем злобу, но не мог понять ее источника. Она казалась наигранной. Нет, неправда. Его печаль и гнев были искренними, но использовались для какой-то цели – как дымовая завеса, чтобы скрыть что-то как от меня, так и от себя самого.
– Нет, я не этого ищу, Джимми.
– Так что тебе на самом деле надо? – Теперь в его словах слышалась усталость и нечто вроде безысходности.
– Я хочу понять почему.
– Нет никакого «почему». Как вдолбить это тебе в башку? Люди спрашивали «почему» в течение двадцати пяти лет. Я тоже спрашивал, и ответа не было. Какова бы ни была причина, она умерла вместе с твоим отцом.
– Я не верю этому.
– Тебе придется выбросить это из головы, Чарли. Ничего хорошего из этого не выйдет. Пусть покоятся в мире оба, и отец, и мать. Все прошло.
– Видишь ли, тут есть загвоздка. Я не могу оставить их в покое.
– Почему?
– Потому что кто-то из них, или даже оба не родные мне по крови.
Это выглядело так, будто кто-то взял булавку и уколол Джимми Галлахера сзади. Его плечи обвисли, и часть объема словно улетучилась. Он сгорбился на стуле.
– Что? – прошептал Джимми. – Что ты несешь?
– Группы крови. Они не совпадают. У меня вторая группа. У отца первая. У матери четвертая. Такое просто невозможно.
– Кто тебе это сказал?
– Я говорил с нашим семейным врачом. Он уже на пенсии, старый, но у него сохранились записи. Он проверил их и прислал мне копии двух анализов крови отца и матери. И подтвердил. Возможно, что я сын отца, но не матери.
– Это безумие, – сказал Джимми.
– Ты был самым близким другом моего отца, ближе всех других. Если он кому-либо рассказывал об этом, то в первую очередь тебе.
– Рассказывал о чем? Что в гнезде был кукушонок? – Он встал. – Не могу этого слушать. И не буду. Ты ошибаешься. Наверняка ошибаешься.
