Краткая история семи убийств - Джеймс Марлон
Он принимается хохотать. Хохочет так долго, что его пробивает икота, но и тогда не перестает. Так долго, что во мне пробуждается к нему что-то вроде ненависти, ей-богу, раньше я такого не испытывал.
– Эта самая фраза – ты ее перед приходом репетировал?
– Джозеф, да ну тебя.
– Нет, серьезно. Как там называют этих, типа фокусников? Ну, их еще по телику кажут. Сидит такой, с куклой-болванчиком на коленях, и та кукла открывает рот, а разговаривает за нее кто-то другой.
– Чревовещатель. Ты называешь меня чревовещателем? Для кого, для ЦРУ?
– Да нет, для меня ты как раз тот болванчик. Так кто тебя прислал, брат? Мистер Кларк без «е» на конце? Не, я серьезно: он все еще где-то маячит?
– Да я уж сколько лет о нем не думал. Кажется, он где-то в Кувейте.
– Память у тебя какая-то пятнистая… А вот такой, как я, все помнит. Имена, например. Ты в курсе, что большинство людей склонно забывать имена? Например, Луис Джонсон, Кларк без «е» на конце, Питер Нэссер, Луис Эрнан Родриго де лас Касас. Или, скажем, Сэл Резник. А вот я имен не забываю. И определенные события тоже. Взять, скажем, «Операцию “Оборотень”». А?.. Не забываю, как видишь. Даже даты определенные помню – такие, как шестнадцатое октября шестьдесят восьмого года. Пятнадцатое июня семьдесят шестого. Третье декабря семьдесят шестого. Двадцатое мая восьмидесятого. Четырнадцатое октября восьмидесятого… Не забываю, как видишь, и дат. Ну, что скажешь? Что-то ты прижух, muchacho.
– Мне думается, многих искренне беспокоит, что ты нынче можешь высказать.
– И выскажу, Луис. Непременно выскажу. Люди роют мне ту яму. Я не говорил им делать ее таких размеров, что она поглотит всех. Не знаю, о чем там переживает твой босс. Ведь единственное, чего ему нужно сделать, это позвонить в УБН – федералам, верно? Сделать звонок, и кое-что из того рассказа скомкается.
– УБН – не федералы. И они в этом вопросе тоже не рулят.
– «Они»? Значит, кто-то в самом деле тебя подослал.
– Наши беседы вызывали у меня больше симпатии, когда мы с тобой были на одной стороне.
– Есть ворота, и есть замок. Милости прошу в калитку.
– Каким остроумным ты стал к старости.
– Все равно помоложе тебя. Чего тебе нужно, Доктор Лав? Если я буду молчать, у тебя есть тайник с деньгами, которые ты мне выдашь по выходе из тюрьмы?
– Я этого не говорил.
– Тогда давай я это скажу, а ты мне дашь ответ. Что наводит тебя на мысль, что я выйду из тюрьмы?
– Сделка, которую ты, вероятно, заключишь с УБН.
– Так и не знаю, о чем ты переживаешь. Не ты ли мне говорил: Доктор Лав – это миф, видимость? Люди в большинстве даже не догадываются о твоем существовании. Может, ты погиб в Заливе Свиней или взорвался на том самолете над Барбадосом, или ты теперь работаешь на сандинистов…
– Скорее на контрас.
– Да одна херня. Или ты просто порождение, которое создают с нуля, когда им нужен даппи.
– Может, я просто призрак, который сейчас с тобой общается.
– Почему бы нет? Такой, как ты, миру больше не нужен. Знаешь, с какой поры я это разглядел? С семьдесят шестого года. Политиканы не значат ничего. Власть – пустой звук. А вот деньги… Деньги что-то значат. Дают людям то, чего они хотят. Питер Нэссер думает, что может подослать кого-нибудь, кто перетрет со мной насчет ошибочности моих путей и подходов, но скажи, кто из людишек в Кингстоне не принадлежит мне?
– Ты уверен, Джозеф? Что все они принадлежат тебе?
– Да.
– Все до единого?
– Мне что, в мегафон это повторить, или ты стал туг на ухо?
– Прямо все-превсе?
– Да, язви тебя!
– А в Нью-Йорке?
– И особенно в Нью-Йорке. Потому им, должно быть, и не терпится, когда я там окажусь.
– Кто, по-твоему, убрал твоего Ревуна?
– Ты имеешь в виду кого-то, помимо него самого? Эта тема, Доктор Лав, начинает мне прискучивать. Нет смысла вглядываться, чтобы понять, что там случилось с Ревуном.
– Хм. Ты знаешь, у меня был премилый разговор с госпожой Гризельдой Бланко, пока ее еще не пустили под откос.
– Медельин разве не разобрался со всем сучеством этой бешеной манды?
– До того, Джоси. Послушай меня, ладно? Это было, когда она почуяла, что тучи сгущаются, и начала искать себе друзей. И вот она рассказала мне о той банде… то есть бандформировании под названием «Иерархия донов» – слыхал про такое? Большинство из них ямайцы.
– Да, Луис. Об «Иерархии донов» я наслышан.
– Вот как? А я и не знал, в курсе ты или нет… Так вот, она мне рассказала, как в какой-то момент они чуть ли не подмяли под себя весь рэкет в Майами. А затем в пределах месяца взяли и фактически исчезли.
– Ну и?..
– Вот тебе и «ну». У Гризельды, конечно же, было желание от них избавиться, но ума на это явно недоставало. Да и живой силы, которая управилась бы с вами, ямайцами. Для того чтобы с вами сладить, ей нужен был не человек, а истинно скала. Предпочтительно такой, который уже жил бы в Штатах и мог быстро сплотить силы, ну и, безусловно, иметь к тому делу надлежащий интерес. И чтобы этот мазафакер, Джозеф, был не ты. Получается, mijо, ты допустил не свойственную тебе промашку: недооценил парня. А он отдал ей Южный Майами. А она отдала ему Ревуна. И тот парень решил переиграть могучего Джоси Уэйлса. Просто дождаться, когда ты лажанешься. Зайдешь в тот притон. И чего тебя тогда так понесло, что ты сорвался?
– Терпеть не могу вкус ссак.
– Чего?
– Да ничего.
– Нет, ты что-то сказал.
– Ничего я, бомбоклат, не сказал, Доктор Лав.
– Буквально один человек, Джоси.
– Юби?
– Юби.
Восемь
– Я просто ни разу не была вблизи, как бы это сказать…
– Вблизи чего?
– Мужчины. В смысле, одного из таких мужчин.
– Как ты выражаешься мудрено… Я тебе, что ли, сказала, что мой мужик один из тех?
– Ты же сказала, что он из «Иерархии донов».
– А. Ну не каждый же, кто в церкви, христианин.
– Мне кажется, я не вполне тебя понимаю.
– Ей кажется, она меня не понимает. Нет, серьезно, ты всегда так витиевато разговариваешь? Или это ты так от белых наблатыкалась?
– Ты думаешь, если кто-то правильно говорит на английском, то это обязательно из подражания белым?
– Ну, мало ли чему бывает подражание…
– В таком случае, если ты говоришь небрежно, то это значит, что ты настоящая ямайка. Хочу тебя порадовать: белым ваш говор гораздо милей на слух, чем мой.
– Ваш.
– Да, ваш. Настоящих ямайцев. Вы все такие, черт возьми, натуральные. И вы… ну ты знаешь. Мне здесь, на этаже, не место, и меня за это могут даже уволить. Мало того, что я говорю с ближайшей родственницей, так теперь я еще и влипаю в разборки. Если дальше начнут поступать жалобы, меня если не уволят, то точно объявят выговор. Уж лучше бы он поправился.
– Ты хочешь сказать, что ни разу не видела ганмена? С чего тебе так захотелось его увидеть?
Она смотрит на меня так, будто это в самом деле вызывает у нее интерес. Брови чуть приподняты, рот приоткрыт, словно ее действительно разбирает любопытство. Мне бы ополчиться на ее заносчивость, но ей как будто в самом деле хочется знать. А у меня нет ни одного ответа, который звучал бы правдоподобно. Возможно потому, что мне самой ничего не известно. Она встает с табурета и отходит от кровати к окну. День ни к черту. И это март месяц?
– Я не представляю никого в целом свете, кого бы я хотела видеть, – произносит она.
– Я понимаю.
– Откуда ты вообще, с какого района?
– Из Хэйвендейла.
– Тогда ты точно не знаешь. И вблизи их никого не видала.
– Да. То есть нет.
– Ну, оно и понятно. Смотришь и разговариваешь, как будто мы тут в зоосаде, а он горилла. Впору рассмеяться, настолько оно забавно. Вообще эта заваруха между «Донами» и «Штормом» кипит уже давно.
– Но зачем переносить ее сюда?
– Здрасте. А куда ж еще? Там, где у людей нужда в наркоте, там все эти разборки и вспыхивают, разве нет?
