Знаменитые расследования Эркюля Пуаро в одном томе (сборник) - Кристи Агата

– Только одно, и, должно быть, то самое, которое я написала в день его отъезда из Англии.

Пуаро еще с минуту пребывал в глубоких размышлениях, затем живо вскочил на ноги.

– Хорошо, мадам, разгадка этой тайны лежит в Париже, и чтобы отыскать ее, я сам немедленно отправляюсь в этот город.

– Но это произошло уже так давно, мсье!

– Да-да. И тем не менее мы должны искать именно там.

Он повернулся, чтобы выйти из комнаты, но замер, положив ладонь на дверную ручку.

– Скажите мне, мадам, ваш муж никогда не произносил слов «Большая Четверка»?

– Большая Четверка? – задумчиво повторила женщина. – Нет, я такого не слышала.

Глава 6

Женщина на ступенях

Итак, это было все, что могла сказать миссис Холлидей. Мы поспешили обратно в Лондон и на следующее утро уже плыли на континент. Пуаро сказал с унылой улыбкой:

– Друг мой, эта Большая Четверка заставила меня сняться с места! Я бегаю туда и сюда, совершенно так же, как наш старый друг, «человек-ищейка»!

– Ну, возможно, вы встретитесь с ним в Париже, – заметил я, зная, что Пуаро имеет в виду некоего Жиро, одного из наиболее опытных парижских детективов, с которым он встречался в ходе предыдущих расследований.

Пуаро скривил губы:

– Искренне надеюсь, что нет. Он меня не любит, этот тип.

– Похоже, нам предстоит довольно сложная задача? – спросил я. – Выяснить, что делал неизвестный англичанин в один из вечеров два месяца назад?

– Очень сложная, mon ami. Но, как вы хорошо знаете, трудности лишь радуют сердце Эркюля Пуаро.

– Вы думаете, его похитила Большая Четверка?

Пуаро кивнул.

Наше расследование поневоле вело нас по остывшим следам, и мы мало что узнали, кроме того, что уже рассказала нам миссис Холлидей. Пуаро долго беседовал с профессором Буржоне и в течение этой беседы всячески пытался выяснить, упоминал ли Холлидей о своих планах на тот вечер, – но так ничего и не узнал.

Следующей в нашем списке стояла прославленная мадам Оливер. Я ощущал сильное волнение, когда мы поднимались по ступеням ее виллы в Пасси. Мне всегда казалось весьма необычным и потрясающим, что женщина способна продвинуться так далеко в научном мире. Я привык думать, что для такой работы непременно необходим мужской мозг.

Нам открыл дверь молодой парнишка, лет семнадцати или около того, смутно напомнивший мне псаломщика, столь чопорными и церемонными были его манеры. Пуаро заранее условился о встрече, поскольку мы знали, что мадам Оливер никого не принимает без предварительной договоренности – ведь практически все ее дни были заняты научными трудами.

Нас провели в небольшой салон, и вскоре туда вошла хозяйка дома. Мадам Оливер оказалась очень высокой женщиной, и ее рост еще более подчеркивался длинным белым платьем и похожей на монашескую шапочкой, красовавшейся на голове. Лицо мадам было длинным и бледным, а прекрасные темные глаза сверкали почти фанатическим огнем. Вообще она куда больше напоминала древнюю жрицу, нежели современную француженку. На одной щеке у нее виднелся шрам, и я вспомнил, что ее муж и соратник погиб при взрыве в лаборатории три года назад и что сама она была ужасно обожжена. С тех пор она удалилась от света и с яростной энергией погрузилась в научные исследования. Нас она встретила с холодной вежливостью.

– Меня уже неоднократно расспрашивала полиция, мсье. Я думаю, что едва ли могу чем-то вам помочь, поскольку полиции я помочь не смогла.

– Мадам, я по возможности постараюсь не задавать вам лишних вопросов. Начнем с того, о чем вы беседовали с Холлидеем.

Она посмотрела на Пуаро с веселым недоумением.

– Ну разумеется, о работе! О его работе… а также о моей.

– Он упоминал при вас о теории, которую недавно изложил в докладе, прочитанном в Британском научном обществе?

– Конечно, упоминал. Он только о ней и говорил.

– Его идеи были несколько фантастичны, не так ли? – небрежно спросил Пуаро.

– Кое-кто так и подумал. Но я с этим не согласна.

– Вы рассматривали их с практической стороны?

– Только с практической. Направление моих собственных исследований в чем-то сходно с этими идеями, хотя и подразумевает другие результаты. Я занимаюсь гамма-лучами, излучаемыми веществом, известным под названием радий-С, – и при этом я натолкнулась на некоторые весьма интересные магнетические феномены. На деле у меня есть теория о подлинной природе сил, которые мы называем магнетизмом, но пока еще не пришло время познакомить мир с моими открытиями. Эксперименты и идеи мистера Холлидея чрезвычайно заинтересовали меня.

Пуаро кивнул. Потом он задал вопрос, который меня удивил:

– Мадам, где вы обсуждали все эти вопросы? Здесь, в гостиной?

– Нет, мсье. В лаборатории.

– Могу я взглянуть на нее?

– Разумеется.

Мадам Оливер направилась к двери, через которую вошла в салон. За дверью оказался небольшой коридор. Мы миновали еще две двери и очутились в большой лаборатории, сплошь заставленной лабораторной посудой и тиглями, а также сотнями приборов, о названии которых я не имел ни малейшего представления. Двое сотрудников были заняты какими-то опытами. Мадам Оливер представила их:

– Мадемуазель Клауд, одна из моих ассистентов. – Высокая серьезная девушка поклонилась нам. – Мсье Генри, старый испытанный друг.

Молодой человек, низкорослый и смуглый, коротко кивнул.

Пуаро осмотрелся по сторонам. В лаборатории оказалось еще две двери, кроме той, через которую мы вошли. Одна из них, как объяснила мадам, вела в сад, другая – в меньшее помещение, также предназначенное для исследований. Пуаро выслушал все это, а затем изъявил готовность покинуть лабораторию.

– Мадам, во время вашей беседы с мистером Холлидеем кто-нибудь присутствовал здесь?

– Да, мсье. Оба мои ассистента находились в той комнате, за дверью.

– Мог ли кто-нибудь подслушать ваш разговор… кто-нибудь посторонний?

– Не думаю. Я почти уверена, что не мог. Все эти двери были заперты.

– А мог кто-нибудь спрятаться в этом помещении?

– Там в углу есть большой шкаф… Да нет, ваше предположение абсурдно!

– Pas tout à fait [203], мадам. Еще одно: Холлидей упоминал о своих планах на вечер?

– Он ничего такого не говорил, мсье.

– Благодарю вас, мадам, и извините за то, что потревожили вас. Умоляю, не беспокойтесь – мы сами найдем дорогу к выходу.

Мы добрались до холла. Через парадную дверь только что вошла с улицы какая-то леди. Она быстро взбежала по ступеням наверх, и я успел заметить лишь плотную вуаль, какую носили обычно французские вдовы.

– Весьма необычный тип женщины, – заметил Пуаро, когда мы вышли.

– Мадам Оливер? Да, она…

– Mais non, не мадам Оливер! Cela va sans dire! [204] Это совсем другое дело. Подобных гениев немного в мире. Нет, я имел в виду другую леди – ту, что так красиво пробежала по ступеням наверх.

– Я не видел ее лица, – удивленно сказал я. – И не понимаю, как вы могли его рассмотреть. Да и она на нас не взглянула.

– Потому я и говорю, что это весьма необычный тип женщины, – благодушно ответил Пуаро. – Женщина, которая входит в свой дом… а я уверен, что это ее дом, поскольку она отперла дверь своим ключом, – и бежит вверх по лестнице, даже не бросив взгляда на двух незнакомцев в холле и не пожелав выяснить, кто они такие, это весьма необычная женщина… это даже неестественное поведение! Черт побери! Что это?

Он резко толкнул меня назад – и как раз вовремя. Прямо на дорожку грохнулось дерево, едва не задев нас. Пуаро уставился на него, бледный и ошеломленный.

– Да ведь мы едва не погибли! Но это грубо, безусловно, слишком грубо… ведь у меня не было подозрений… до этого момента – ни малейших подозрений! Да, если бы не мой острый взгляд, если бы не моя кошачья реакция – мир мог лишиться Эркюля Пуаро! И вас тоже, друг мой… хотя это и не стало бы национальной катастрофой.