Джон Гришэм - Адвокат
– Тебе следовало позвонить кому-нибудь, – по-прежнему холодно заметил Рудольф, однако лед в голосе начал таять.
– Оставь, пожалуйста. Меня держали взаперти, никаких телефонов. – Печальной фразой я сокрушил его строгость.
– Как ты сейчас себя чувствуешь? – после долгой паузы осведомился он.
– Прекрасно.
– Прекрасно?
– Психоаналитик заверил, что я в отличной форме.
– На сто процентов?
– На сто десять. Проблема исчерпана, Рудольф. Мне требовался маленький перерыв. Теперь я чувствую себя великолепно. Готов впрячься в работу.
Это было все, что босс хотел от меня услышать. По лицу его поползла улыбка.
– Работы накопилось выше крыши, – сказал он, расслабившись.
– Знаю. У меня чешутся руки.
К двери Рудольф бросился чуть ли не бегом – наверняка торопится к телефону, чтобы обрадовать компаньонов: один из самых стойких бойцов вернулся, слава тебе, Господи, в строй.
Заперев дверь на замок, я в течение мучительно долгого часа раскладывал на столе бумаги и записные книжки. Хотя ни одно дело пока не близилось к завершению, мне каким-то чудом удалось не вывалиться из графика.
Почувствовав, что силы на исходе, я распихал розовые квадратики Долли по карманам и покинул кабинет. Бегство мое осталось незамеченным.
В просторном помещении аптеки на Массачусетс-авеню я с наслаждением занялся покупками. Сладости и игрушки для детей, мыло и туалетные принадлежности для всех, комплекты носочков и трусиков, огромная картонка памперсов. Никогда еще двести долларов не приносили мне столько радости.
Я бы с легкостью пошел на любые расходы, лишь бы устроить Онтарио и его родных в тепле. Пусть это будет хоть месяц в мотеле, не важно. Очень скоро им предстоит стать моими клиентами, а уж тогда я начну сыпать исками и судебными преследованиями до тех пор, пока не добьюсь признания за ними права иметь крышу над головой. Мне не терпелось вступить в хорошую тяжбу.
Оставляя «лексус» напротив церкви, я уже не боялся, как ночью, за машину, хотя кое-какие сомнения, правда, довольно слабые, бередили мою душу. Мне хватило сообразительности не вытаскивать покупки из багажника. Явление Санта-Клауса способно вызвать в храме настоящую бурю. Я намеревался забрать семейство, отвезти в недорогой мотель, убедиться, что они вымылись и избавились от вшей, наелись до отвала, проверить, не нуждаются ли в медицинской помощи, доехать при необходимости до магазина, купить обувь и теплые вещи и опять накормить всех. Мне было безразлично, сколько на это уйдет времени и денег.
Точно так же меня не волновала опасность предстать в глазах окружающих состоятельным белым чудаком, решившим искупить некий грешок.
Мисс Долли обрадовалась мне. Поздоровавшись, она указала на гору ожидавших чистки овощей. Но меня в первую очередь интересовали Онтарио, его мать и остальные малыши. Рядом с кухней их не было. Перешагивая через десятки тел, я обошел подвал. Семейства не оказалось ни в зале наверху, ни на балконе.
За чисткой картофеля мы с Долли разговорились. Молодую мать с четырьмя детьми она помнила, однако, вернувшись сюда около девяти утра, ее не застала.
– Куда же она могла подеваться?
– Миленький, эти люди никогда не сидят на месте. Из одной кухни бредут в другую, из старого приюта в новый. Может, женщина услышала, что в Брайтвуде дают сыр или где-то – одеяла. Может, ей повезло и она устроилась мыть посуду в «Макдоналдсе», а детишек оставила у сестры. Кто знает? Но на месте они сидеть не будут, это точно.
Мне с трудом верилось, что мать Онтарио нашла работу, однако обсуждать сей вопрос с мисс Долли я не хотел.
Мордехай прибыл к обеду, когда очередь к кастрюлям только начала выстраиваться. Я углядел его первым, и как только наши глаза встретились, лицо Грина осветилось приветливой улыбкой.
Сандвичи готовил доброволец-новичок; мы с Мордехаем опускали черпаки в кастрюлю с супом и наполняли тарелки. Требовался определенный навык: плеснешь чуть больше бульона – и получишь неприязненный взгляд, положишь лишнюю толику овощей – и в кастрюле останется одна вода. Искусством раздатчика Мордехай овладел годы назад, а мне, дабы немного набить руку, неоднократно пришлось с виноватым видом опускать голову. Для каждого подходившего у Грина было припасено доброе слово: привет, как дела, рад тебя увидеть. Кто-то отвечал ему улыбкой, кто-то предпочитал смотреть в тарелку.
К середине дня дверь начала отворяться чаще и чаще, очередь становилась длиннее и длиннее. Подходили новые добровольцы. Кухню заполнил негромкий и приятный гул голосов. Так переговариваются люди, которым труд приносит искреннюю радость. Среди входящих я пытался высмотреть Онтарио. Но мальчишка и не подозревал, что Санта-Клаус ждет именно его.
Когда очередь рассосалась, мы налили себе по тарелке супа. Поскольку столы были заняты, решили поесть на кухне, прислонившись к раковине.
– Помните, мы вчера меняли подгузник? – спросил я, прежде чем отправить ложку в рот.
– Еще бы!
– Что-то их сегодня не видно.
Несколько мгновений Грин сосредоточенно жевал хлеб.
– Утром, когда я уходил, они были здесь, – промолвил наконец.
– Это примерно во сколько?
– Около шести. Спали вон в том углу.
– Куда они могли пойти?
– Понятия не имею.
– Мальчишка сказал, они живут в машине.
– Вы говорили с ним?
– Да.
– И теперь хотите разыскать его, не так ли?
– Хочу.
– Не рассчитывайте.
После обеда выглянуло солнце, и в подвале началось брожение. Народ подходил к раздаточному столу, получал апельсин или яблоко и тянулся к выходу.
– Человек, потеряв дом, навсегда лишается покоя, – пояснил Мордехай. – Ему необходимо движение. У него есть свои ритуалы и традиции, излюбленные места, друзья на тротуарах, срочные дела. Он едет в свой парк или переулок, копается в сугробах.
– Сейчас минус пять, а ночью обещали до пятнадцати, – заметил я.
– К ночи все вернутся. Дождитесь темноты – здесь яблоку будет негде упасть. Не хотите проехаться?
Мы получили от мисс Долли благословение на краткую отлучку. Видавший виды «форд-таурус» Мордехая стоял вплотную к моей машине.
– Однажды вы его здесь не найдете, – кивнул Грин в сторону «лексуса». – Если у вас сохранится желание бывать в этой части города, рекомендую завести что-нибудь попроще.
Не помышляя расставаться со своим сказочным красавцем, я услышал в совете Грина едва ли не оскорбление.
Мы забрались в «таурус» и выехали со стоянки. На первых же десяти метрах я понял, что водитель из Мордехая никакой, и попробовал застегнуть ремень безопасности. Замок оказался сломанным, однако владелец машины, похоже, и не подозревал об этом.
«Таурус» катил по довольно чистым улицам северо-западного Вашингтона, оставляя позади десятки заколоченных досками домов, проулки, узкие настолько, что в них отказывались въезжать даже водители «скорой», школьные дворы, обнесенные оградами с колючей проволокой. Глубже и глубже мы проникали в кварталы, постоянно сотрясаемые взрывами насилия и ненависти. Грин был превосходным гидом. Вокруг лежал его мир: каждый дом имел свою судьбу, каждый поворот таил свою историю. Мы проезжали мимо приютов и кухонь, где Мордехай знал по именам всех кухарок; мимо церквей, в которых службы отправляли знакомые ему священники. Церкви Грин авторитетно делил на плохие и хорошие. Первые держали двери на замке от бродяг, вторые распахивали настежь. В одном квартале Мордехай с гордостью показал здание своей юридической школы. Чтобы получить образование, он потратил пять лет, сидя по ночам над учебниками, а днем работая в двух местах сразу. В другом квартале притормозил у сгоревшего дома – бывшего пристанища торговцев крэком[9], здесь погиб его третий сын, Кассиус.
Неподалеку от офиса Мордехай спросил, не буду ли я возражать, если мы заглянем внутрь: ему нужно проверить почту. Я согласился, ведь прогулка от этого не ухудшится.
В знакомом помещении было сумрачно, холодно и пусто. Мордехай щелкнул выключателем.
– Мы сидим втроем: я, София Мендоса и Абрахам Лебов. София – социальный работник, но знает законы улицы лучше, чем мы, вместе взятые. – Вслед за Грином я обогнул обшарпанные колченогие столы. – Не поверите, но раньше здесь работали семеро профессиональных юристов. Тогда мы еще получали от правительства какие-то деньги. Теперь же, по милости республиканцев, нам не перепадает ни цента. Три кабинета расположены за той стеной, три – по нашу сторону. – Он энергично взмахнул руками. – Сколько места пропадает зря!
Действительно пропадало (если исходить из отсутствия персонала), но уж никак не зря, поскольку шагу было нельзя ступить без того, чтобы не наткнуться на картонную коробку с запылившимися папками или стопку потрепанных юридических справочников.
– Кому принадлежит здание? – поинтересовался я.
