Джорджетт Хейер - Убийство в Эшли-Грин. Осторожно, яд! (сборник)
– Вы очень пунктуальны, мисс Миллер, – вежливо отметил суперинтендант.
Она улыбнулась со снисходительным превосходством.
– Конечно. Я горжусь своей точностью в работе. Мистер Мезурье был вызван сразу же после ухода сэра Генри Уотсона, встреча с которым, как я уже сказала, была назначена на десять часов. Мистер Седрик Джонсон из компании «Джонсон, Хейс и Хеверсайд» был приглашен к одиннадцати часам и приехал на семь минут раньше. Я тут же сообщила об этом мистеру Верекеру по внутреннему телефону, потом мистер Мезурье вышел и, полагаю, вернулся в свой кабинет.
– Благодарю вас, – сказал Ханнасайд. – Не могли бы вы сказать, возникали ли какие-то неприятности во время встреч мистера Верекера тем утром?
– Да, разговор мистера Верекера с мистером Мезурье был, как мне кажется, очень неприятным.
– Почему у вас создалось такое впечатление, мисс Миллер?
Она приподняла брови.
– Эта комната, мой кабинет, сообщается с кабинетом покойного мистера Верекера. Я не могла не узнать о ссоре, происходившей за дверью.
– Знаете, в чем была ее причина?
– Если б знала, то немедленно назвала бы ее, это важная информация. Но у меня нет привычки подслушивать у замочной скважины или попусту тратить время своего нанимателя. Во время разговора мистера Верекера с мистером Мезурье, а затем с мистером Седриком Джонсоном я занималась корреспонденцией мистера Верекера, пользовалась диктофоном и пишущей машинкой. Поэтому не слышала того, что говорилось, и не хотела слышать. Время от времени голоса за дверью повышались до крика. Больше ничего сказать не могу.
Суперинтендант задал ей еще пару вопросов, а потом попросил о встрече с Рудольфом Мезурье.
Мезурье вошел через пять минут. Выглядел он неважно, но приветствовал суперинтенданта бодро и непринужденно.
– Суперинтендант Ханнасайд, не так ли? Доброе утро. Насколько понимаю, вы ведете дело о смерти Арнольда Верекера? Согласитесь, случай ужасный? Получить удар ножом в спину. Я буду очень рад оказать вам помощь – только, боюсь, мало что смогу сказать. – Он сконфуженно засмеялся и присел на край пустого стола красного дерева, аккуратно поддернув тщательно отутюженные штанины. – Что бы вы хотели узнать?
– У меня к вам несколько вопросов, мистер Мезурье, – ответил суперинтендант. – Можете припомнить, где вы были в субботу ночью между… скажем, одиннадцатью и двумя часами?
Мезурье наморщил лоб.
– В субботу, дайте подумать. Ну да, конечно! Я был дома, Редклифф-Гарденс, Эрлз-Корт. У меня там берлога.
– Уверены, что в это время вы были дома, мистер Мезурье?
– Ну, в общем… – Мезурье снова слегка нервозно засмеялся. – Безусловно, я переживал! В тот вечер у меня побаливала голова, и я рано лег в постель.
Ханнасайд несколько секунд смотрел на него. Мезурье выдержал его взгляд и облизнул губы.
– Где вы держите свою машину? – спросил Ханнасайд.
– Какой странный вопрос! За углом, у меня есть запирающийся гараж в извозчичьем дворе.
– Вы никогда не забываете запирать гараж, мистер Мезурье?
– О, боюсь, что иногда бываю слегка рассеян, – ответил тот с легкой поспешностью. – Конечно, обычно я помню, что его нужно запирать, но порой, когда спешу… знаете, как это бывает!
– Вы пользовались машиной в субботу?
– Нет, как будто… хотя да, пользовался!
– В какое время?
– Право, не помню. Во второй половине дня.
– И когда поставили ее снова в гараж?
Мезурье развел скрещенные ноги, потом снова скрестил их.
– Должно быть, где-то ранним вечером. Я не обращаю особого внимания на время. И само собой, не представлял, что время моего возвращения в гараж будет важно. Я имею в виду…
– Вы уверены, мистер Мезурье, что, говоря «ранним вечером», не имеете в виду «ранним утром»?
– Я… я вас не понимаю. Я уже сказал, что рано лег в постель. Не понимаю, к чему вы клоните. Если думаете, что я имел какое-то отношение к смерти Арнольда Верекера, это совершенно нелепо.
– Владелец четырех запирающихся гаражей в извозчичьем дворе, – сказал Ханнасайд, просматривая свои записи, – утверждает, что вы выехали из гаража примерно в пять часов.
– Думаю, он совершенно прав. И не собираюсь это оспаривать. Только не понимаю, почему вы так интересуетесь моими передвижениями. Вы очень скрупулезны и все такое, но, должен сказать, мне кажется смешным, что вы берете на себя труд расспрашивать людей в гараже!
– Кроме того, владелец утверждает, – хладнокровно продолжал Ханнасайд, – что в час сорок пять ночи уже в воскресенье его разбудил стук двери, открываемой в одном из гаражей. Очевидно, гараж, который вы снимаете, расположен прямо под его спальней. Он заявляет, что узнал звук мотора въезжавшей в гараж машины.
– Это совершенная бессмыслица! – воскликнул Мезурье. – В любом случае это была не моя машина. Разумеется, если кто-то не вывел ее оттуда. Если я забыл запереть гараж, это легко могли сделать.
– Кто? – спросил Ханнасайд.
– Кто? Откуда мне знать! Кто угодно!
– Мистер Мезурье, у того, кто взял в субботу вечером вашу машину, должен был быть ключ от гаража. Владелец утверждает, что, когда вы выехали оттуда после пяти, он сам запер двери. И они оставались запертыми, когда он лег спать в половине одиннадцатого.
– Видимо, он ошибается. Я не утверждаю, что никто не брал мою машину. Скорее всего, машина, шум которой он слышал в час сорок пять, принадлежала кому-то другому. Владелец гаража, очевидно, не до конца проснулся, да и все равно он не мог так уверенно узнать шум мотора.
– Значит, вы согласны, что никто не мог вывести вашу машину из гаража в субботнюю ночь?
– Ну, я… конечно, похоже на то, но я не уверен, что ее никто не выводил. То есть… Послушайте, я не понимаю, почему вы так озабочены моей машиной, хотя я сказал вам…
– Я так озабочен ею, мистер Мезурье, потому, что вашу машину патрульный констебль видел в местечке Димбери-Корнер, в десяти милях от Хенборо, на шоссе без двадцати шести час ночью в воскресенье, – сказал Ханнасайд.
Мезурье снова облизнул губы и несколько секунд молчал. Внезапно стало слышно тиканье массивных часов на каминной полке. Мезурье глянул на них так, словно этот размеренный звук действовал ему на нервы, и произнес:
– Могу только сказать, что он, наверное, ошибся.
– Номер вашей машины АМГ двести сорок? – спросил Ханнасайд.
– Да.
– Тогда не думаю, что он ошибся, – сказал Ханнасайд.
– А что, если он не разобрал номер. Возможно, там было АНГ или… или АИГ. В любом случае я не был на том шоссе в это время. – Мезурье поднял руку и пригладил черные лоснящиеся волосы. – Если это все, чем вы располагаете против меня, – я имею в виду воспоминание патрульного констебля против моего слова, то это пустяк. Я не хочу вас обидеть. Разумеется, детективы должны проверить все, только…
– Совершенно верно, мистер Мезурье. – Ровный голос суперинтенданта заставил Мезурье умолкнуть. – Я вас попросил только перечислить свои передвижения в субботу вечером. Если вы весь вечер находились дома, то, наверное, сможете представить свидетеля, который это подтвердит?
– Нет, не смогу, – ответил Мезурье со смущенной улыбкой. – Моя домовладелица с мужем всегда уходят по субботним вечерам, поэтому они не могут знать, был я дома или нет.
Он обнаружил торчавший из рукава клочок ваты, вытянул его и принялся теребить.
– Очень жаль, – сказал Ханнасайд и, снова заглянув в свои записи, отрывисто произнес: – У вас состоялся разговор с Арнольдом Верекером в половине одиннадцатого в субботу утром. Это так?
– Ну, точного времени я не помню, но в субботу мы с ним виделись.
– Этот разговор был неприятным, мистер Мезурье?
– Неприятным? Я не совсем…
– Между вами и мистером Верекером произошла ссора?
– Да нет, господи! – воскликнул Мезурье. – Верекер был в то утро слегка раздражен, но мы не ссорились. С какой стати?
Ханнасайд отложил свои записи:
– Думаю, дело у нас пойдет быстрее, если скажу вам сразу, мистер Мезурье, что в моем распоряжении находится письмо, касающееся вас. Мистер Верекер написал его адвокату фирмы в субботу. Можете прочесть, если хотите.
Мезурье протянул руку за письмом и сказал:
– Это… это не почерк Верекера.
– Почерк мой, – сказал Ханнасайд. – Это копия.
Мезурье, слегка покраснев, прочел письмо и положил на стол.
– Не знаю, что вы хотите от меня услышать. Это совершенно ложное утверждение…
– Мистер Мезурье, пожалуйста, поймите меня! Поднятый в этом письме вопрос меня не касается. Я расследую не состояние счетов этой компании, а убийство ее председателя. Судя по содержанию письма, ваш разговор с Арнольдом Верекером в субботу утром не мог быть приятным. К тому же я уже установил, что ваши голоса гневно повышались. Теперь…
– Эта мерзкая тварь Роза Миллер! – вспыхнул Мезурье. – Конечно, если вы собираетесь ей верить… Она вечно мне пакостит. Это беспардонная ложь, что мы ссорились. Верекер напустился на меня, не стану отрицать – он был в дурном настроении. Он даже обвинил меня в присвоении денег. Вряд ли нужно говорить, что это полнейшая нелепость. Честно говоря, я оказался в слегка неприятном положении – одолжил немного денег фирмы, чтобы справиться с затруднениями. Конечно, я понимаю, что делать этого не следовало, однако в тяжелом положении можно совершить глупость. Но сказать, что я украл деньги, – это просто смешно! Если бы я хотел украсть, то не возвращал бы их. Даже Верекер подтверждает, что я это делаю. Он просто злился на меня…