Убийство на скорую руку - Честертон Гилберт Кийт

Этот человек пользовался старинными феодальными байками – возможно, в своей чванливой душонке он действительно завидовал «проклятым предкам» и восхищался ими. В результате тысячи несчастных англичан трепетали перед сумрачным властителем, отмеченным древней печатью рока и увенчанным диадемой из несчастливых звезд, хотя на самом деле они трепетали перед подонком, который не более десяти лет назад был мелким крючкотвором и ростовщиком. Думаю, эта история вполне типична для нашей аристократии, и так будет до тех пор, пока Бог не пошлет нам более достойных людей».

Мистер Натт отложил рукопись и с необычной резкостью обратился к машинистке:

– Мисс Барлоу, пожалуйста, напечатайте письмо для мистера Финна.

«Дорогой Финн!

Должно быть, вы сошли с ума; мы не можем касаться этой темы. Мне были нужны истории о вампирах, старых недобрых деньках и аристократах, идущих рука об руку с суевериями. Публика это любит. Но вы должны знать, что Эксмуры никогда не простят такой выходки. Сэр Саймон – один из закадычных друзей Эксмура; кроме того, публикация будет губительна для кузена Эйров, который представляет наши интересы в Брэдфорде. Наш старый Мыловар и без того достаточно зол, что не получил дворянского титула в прошлом году, и уволит меня по телеграфу, если я преподнесу ему такой безумный сюрприз. А как быть с Даффи? Он пишет для нас потрясающие статьи в цикле «Под пятой норманнов». Как же он может писать о норманнах, будучи всего лишь младшим поверенным в суде? Будьте благоразумны, прошу вас.

Ваш Э. Натт».

Пока мисс Барлоу жизнерадостно щелкала клавишами, он скомкал рукопись и бросил ее в мусорное ведро, но еще до этого – автоматически и в силу долгой привычки – заменил слово «Бог» на «обстоятельства».

Проклятие золотого креста

Компания из шести человек, сидевших за небольшим столом, имела несообразный и разношерстный вид, как будто каждый из них был жертвой отдельного кораблекрушения, встретившейся с остальными на одном и том же островке. Во всяком случае, море окружало их со всех сторон, а их островок находился внутри другого острова, огромного и движущегося, как Лапута. Стол, за которым они собрались, был лишь одним из множества столиков, расставленных в обеденном салоне громадного лайнера «Моравия», который мчался сквозь ночь и пустынные пространства Атлантики. Члены небольшой компании не имели ничего общего друг с другом, если не считать того, что все они плыли из Америки в Англию. Двоих из них можно было назвать знаменитостями, а остальных – ничем не примечательными, а в одном-двух случаях даже сомнительными личностями.

Первым был известный профессор Смейл, пользовавшийся большим авторитетом в области археологических исследований поздней Византийской империи. Его цикл лекций для Американского университета получил высочайшую оценку в самых престижных учебных заведениях Европы. Литературные труды профессора, наполненные яркими образами и проникнутые неподдельной симпатией к европейскому историческому наследию, вызывали у читателей такой живой отклик, что его акцент поражал их до глубины души. Но на свой лад он был типичным американцем, с длинными светлыми волосами, зачесанными назад от высокого лба, и немного вытянутым лицом. В его осанке внутренняя сосредоточенность любопытным образом сочеталась с готовностью к немедленным действиям, словно у льва, который с обманчивой отрешенностью готовится к прыжку.

В компании была только одна дама (про которую журналисты часто говорили «и один в поле воин»), готовая сыграть роль хозяйки, если не императрицы, за любым столом. Леди Диана Уэлс прославилась своими путешествиями в тропиках и других далеких краях, но в ее облике и манерах не было никакой грубости мужеподобия. Она сама была красива почти тропической красотой, с пышной гривой жгуче-рыжих волос и подвижным, умным лицом, одетая довольно вызывающим образом. Ее глаза отличались характерным блеском, который можно видеть у дам, задающих вопросы на политических собраниях.

Другие четыре человека поначалу казались бледными тенями в этом блестящем обществе, но при более внимательном рассмотрении обнаруживались некоторые отличия. Одним из них был молодой человек, внесенный в список пассажиров под именем Пола Т. Таррента. Он принадлежал к тому типу американцев, который правильнее было бы назвать антиподом по отношению к общепринятому представлению о них. Наверное, в каждой культуре есть свои исключения, лишь подтверждающие национальное правило. Американцы питают большое уважение к труду – примерно так же, как европейцы уважают войну. Труд окружен героическим ореолом, и тот, кто сторонится его, утрачивает право называться мужчиной. Антиподы выделяются на общем фоне, хотя встречаются исключительно редко. Они представлены типом рафинированного щеголя, богатого транжиры, который выступает в роли слабовольного негодяя во многих американских романах. Казалось, Пол Таррент не занимается ничем, кроме переодевания. Он менял одежду не менее шести раз в день, выбирая более бледные или насыщенные оттенки изысканного светло-серого цвета, словно серебристые отблески в сумерках. В отличие от большинства американцев, он носил тщательно ухоженную кудрявую бородку, но, в отличие от большинства пижонов, имел скорее угрюмый, чем развязный вид. В его мрачности и молчании было нечто байроновское.

Двух других было бы естественно описать вместе хотя бы потому, что оба они были английскими лекторами, возвращавшимися после турне по Америке. Один из них, по имени Леонард Смит, считался малоизвестным поэтом, но довольно известным журналистом. Длиннолицый и светловолосый, он безупречно одевался и явно мог позаботиться о себе. Второй из них комично контрастировал с ним, будучи низкорослым и ширококостным, с черными моржовыми усами и сдержанными манерами, в отличие от своего разговорчивого спутника. Но поскольку его обвиняли в краже и одновременно восхваляли за спасение румынской принцессы, подвергшейся нападению ягуара в его передвижном зверинце (этот случай попал на страницы светской хроники), не возникало сомнений, что его мысли о Боге и прогрессе, а также юношеские воспоминания должны представлять огромную ценность и интерес для жителей Миннеаполиса и Омахи.

Шестым и самым малозаметным членом компании был маленький английский священник, путешествовавший под именем отца Брауна. Он с почтительным вниманием прислушивался к разговору, как будто собеседники вот-вот собирались сказать нечто важное и необычное.

– Полагаю, ваши исследования Византии прольют свет на историю о гробнице, которую нашли где-то на южном побережье – кажется, в Брайтоне, – сказал Леонард Смит. – Разумеется, Брайтон далеко от Византии, но я где-то читал, что такой метод погребения или бальзамирования имеет византийское происхождение.

– Византийским исследованиям еще предстоит долгий путь, – сухо ответил профессор. – Сейчас много говорят о специалистах, но, на мой взгляд, специализация – это самая трудная вещь на свете. Возьмем, к примеру, Византию: как человек может что-то знать о ней, если не обладает обширными знаниями о Риме, существовавшем до нее, и об исламе, существовавшем рядом и после нее? Большинство арабских искусств происходит из Византии. Возьмем даже алгебру…

– Я не хочу брать алгебру, – решительно вмешалась дама. – Никогда не хотела, а теперь особенно. Но я очень интересуюсь бальзамированием. Знаете, я была рядом с Баттоном, когда он вскрывал вавилонские гробницы. С тех пор мумии и хорошо сохранившиеся тела просто завораживают меня. Расскажите нам об этом!

– Баттон был интересным человеком и происходил из интересной семьи, – сказал профессор. – Его брат, которого избрали в парламент, – нечто гораздо большее, чем обычный политик. Я не понимал, чего добиваются фашисты, пока он не произнес свою речь об Италии.

– Но мы сейчас плывем не в Италию, – настаивала леди Диана. – И мне кажется, вы направляетесь как раз туда, где нашли эту гробницу. Это в Сассексе, верно?