Патрик Квентин - Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник)
– Верно. Однако продолжайте, мистер Лэм, мне хотелось бы услышать, какие еще идеи возникли у вас в связи с этим покушением.
– Ну что… Для начала надо полностью исключить участие четы Лешиных, не говоря уж о том, что миссис Лешина была в это время в графстве Мэрин. Алекс был едва знаком с ними обоими. Разве что заметил нечто в тот вечер на сцене… но нет, Алекс в роли тайного шантажиста – это совершенно невероятно.
– Что-нибудь еще?
– В тот вечер он сильно повздорил с Синтией. Она могла… Но, с другой стороны, Синтия – единственная, у кого есть железное алиби по убийству доктора Шеделя.
– Верно.
– Это исключает… В общем, если говорить обо всех трех убийствах, а покушение на жизнь Алекса я считаю убийством, ибо как таковое оно и задумывалось, – исключаются все. Первое оставляет в стороне Синтию; второе – Пола, это сто процентов; наконец, третье, последнее, – Алекса, Лешиных и виньяров – даже при том, что тут уже сказал свое веское слово ваш любимый дневник. Короче говоря, доктор Эшвин, нам нужен совершенно новый круг подозреваемых.
– Да?
– Ну что вы заладили: «да», «верно»? Скажите же, что вы обо всем этом думаете!
– Я, мистер Лэм, уже не думаю. Я знаю.
– Что? – Мартин порывисто потянулся за бутылкой.
– Да, мистер Лэм. Знаю. Покушение на мистера Брюса добавило последний штрих к картине, последний мазок, после чего вся серия убийств стала совершенно ясной.
– В таком случае вы знаете, и кто убийца?
– Логически рассуждая, я мог бы ответить вам вопросом на вопрос, но – воздержусь.
– И что же вы намерены предпринять?
– Перед тем, как что-то делать, мне нужны еще один-два факта. А для точности – три. Один я ожидаю завтра, из библиотеки Чикагского университета. Думаю, не позднее, потому что я послал туда письмо авиапочтой, с пометкой «срочно», и вложил конверт для ответа, оплатив срочную доставку. Второй предоставите мне вы, если любезно согласитесь выполнить для меня в Сан-Франциско одно поручение, завтра или во вторник.
– С удовольствием. Лучше во вторник.
– Прекрасно. А третий факт мне станет известен от самого мистера Брюса в ходе небольшой встречи, которую я собираюсь устроить здесь в среду вечером.
– Встречи?
– Да. Прежде чем извлечь из своих идей практические выводы, мне хотелось бы поделиться ими с заинтересованными лицами. Не то чтобы я хоть в чем-то сомневался; откровенно говоря, мне просто хотелось бы встретиться с аудиторией, способной оценить мои усилия.
– И кто же там будет?
– Естественно, вы, на этот счет можете не сомневаться. Далее – мистер Росс, как человек, представляющий интересы первой жертвы. Полагаю, на его скромность можно рассчитывать?
– Разумеется.
– Вас можно считать доверенным лицом мистера Леннокса, а третья жертва, мистер Брюс, будет представлять самого себя. Я намерен также пригласить доктора Грисуолда. В нем замечательно сочетаются ученость и ум, и мне трудно представить себе критика лучшего, нежели он. Вы, конечно, помните, «Панчатантру»:
Ученость смыслу уступает,
Их разум, помни, примиряет.
– Может быть, все-таки поделитесь своим знанием?
– Грисуолд, – улыбнулся доктор Эшвин, – совершенно справедливо заметил, что вы меня испортили, мистер Лэм. У меня развился необыкновенный вкус к театру и театральным эффектам, и потому до вечера в среду уста мои – на замке.
Мартин выругался про себя и утешился еще одним глотком виски.
– Вы, конечно, возьмете на себя труд пригласить мистера Росса и мистера Брюса. С Грисуолдом я сам переговорю. Теперь что касается вторника…
Мартин записал под диктовку Эшвина все, что ему предстоит сделать, и сунул лист бумаги в карман.
– Боюсь, мне пора, – сказал он, поднимаясь. – Мне еще с Гуцковым предстоит сегодня покончить.
– Право, мистер Лэм, ваши робость и разочарованость так забавны. Эти ваши «извините меня», да и само имя[81] – оно провоцирует на всякие дурацкие каламбуры. Право, с нашей, детективов, стороны просто жестоко обращаться со своими Ватсонами таким вот образом.
– Да ладно, подожду, – буркнул Мартин с нарочито равнодушным видом.
– И все же позвольте мне хоть чуть-чуть приоткрыть завесу тайны и обратить ваше внимание на следующие моменты. Эшвин принялся загибать пальцы:
1. Религиозная вера отца.
2. Избыточное алиби (на самом деле это даже не один, а два момента);
3. Удачная заминка на крыльце.
4. Скомпрометированная версия.
5. Смена орудия.
6. Монолог в Севилье.
7. Око за око, зуб за зуб.
и главное, —
8. Семеро с Голгофы.
– Как видите, – заключил доктор Эшвин, – я не зря читал Стюарта Палмера и Эрла Стэнли Гарднера, не говоря уж о Джоне Диксоне Карре[82], которого я никогда не устану нахваливать.
– Спасибо за подсказку, – раздраженно бросил Мартин и вышел из комнаты[83].
Путешествие на пароме в Сан-Франциско оказалось, как всегда, приятным отдохновением от трудов праведных. Чтобы скоротать время, Мартин купил свежий номер «Вэрайети», но журнал так и пролежал нетронутым все время, что Мартин, устроившись спереди на верхней палубе, любовался видами моря и постепенно вырастающим из дымки городским пейзажем Сан-Франциско. Утро было одновременно и прохладным, и теплым: яркое солнце и резкий бриз, продувающий весь залив.
Осаждаемый неизбежной толпой таксистов и мальчишек – разносчиков газет, Мартин вышел из терминала, неторопливо двинулся вверх по Мишн-стрит и, дойдя до магазина, надпись на котором гласила: «А. Голдфарб, театральный реквизит», остановился.
Стоявший за длинным застекленным прилавком, на котором было выставлено все, от париков до кинжалов с утопающим лезвием, молодой продавец еврейской наружности одарил его сияющей улыбкой.
– Да, сэр? Чем могу быть полезен?
– У вас есть звуковая аппаратура – фонографы, позволяющие производить за сценой шумовые эффекты?
– Да, сэр. Что вас интересует?
– Запись стука клавиш на пишущих машинках. Есть?
– Да, сэр. Есть отличная запись. Прошу вас, сэр, сюда…
Он провел Мартина в комнатку, где стоял электрический фонограф, исчез на минуту и появился с искомой записью.
– Извольте, сэр. Записано в естественной обстановке, в учреждении. Работают сразу тридцать машинисток.
У Мартина вытянулось лицо.
– А так, чтобы только одна машинка стучала, – нет?
– Увы, сэр. Спроса нет. Если нужна только одна машинка, то проще и дешевле не записывать, а печатать вживую. Насколько я понимаю, вам нужен реквизит для любительского спектакля?
– Да.
– В таком случае, вот вам мой совет, сэр: пусть кто-нибудь из ваших рабочих сцены просто сядет за машинку. Если бы профессиональный спрос был побольше, можно выставить и настоящий инструмент, но для этого понадобится еще один работник – член профсоюза; а вам, любителям, об этом можно не беспокоиться.
И, провожая Мартина к выходу, продавец пустился в рассуждения о трудностях с выполнением профсоюзных правил на театре.
– Попробуйте зайти к «Золотому»! – посоветовал он, вспомнив. – Это в двух кварталах отсюда. Там все есть.
Не питая особых иллюзий, Мартин обратился с той же просьбой к седовласому, преклонных лет мужчине – продавцу в «Золотом». Реакция последнего его удивила: старик широко улыбнулся; казалось, что-то его сильно обрадовало.
– Ну вот, – закудахтал он, – говорил же я этому шлемазлу! Сколько раз говорил! Он не верит, а кто прав? Я. Так ему и надо. – Не переставая бормотать что-то под нос, старик проводил Мартина в комнатку – почти точную копию той, где он только что был у Голдфарба.
– Вы уверены, вам действительно нужна одна машинка?
– Уверен. Одна.
– Одну минуту, молодой человек, одну минуту. Сейчас у вас будет то, что вам нужно.
Старик действительно вернулся почти сразу и включил запись. Она оказалась очень хорошей, чистой, без посторонних шумов, что делало ее вполне натуральной. Клик-клик-клик-клик-клик-бамм! Мартин снова пил свой бурбон и читал «Убийства в поезде». И скорость машинописи была той же – чуть выше, чем обычно у Пола Леннокса.
Мартин вздрогнул.
Старик остановил запись.
– Ну как, вы удовлетворены, молодой человек?
– Даже слишком.
– Что?
– Неважно. Но хотелось бы задать вам пару вопросов.
– Да, да, конечно. – Старик сел и полностью сосредоточился на набивании трубки почтенного возраста и странной раскраски. – Так о чем вы хотели спросить меня, молодой человек?
– Видите ли, – начал Мартин, – я связан с Экспериментальным театром в Беркли. В последней постановке мы использовали точно такую запись, как эта. И вот кто-то пытается нас обдурить, подчищая бухгалтерские книги, меняя статьи расходов и все такое прочее. Ну, я и пытаюсь разобраться в этом деле. Хотелось бы узнать, не у вас ли взяли напрокат эту запись.
– И когда у вас был спектакль?
– Шестого апреля, в пятницу.
