Золотой Лис - Смит Уилбур

– Ни слова больше, – яростно прошептала она. – Я не могу ждать ни секунды – не говори ничего. Возьми меня, Рамон, немедленно, прошу тебя.

Она знала, что нисколько не переигрывала. Как часто, в том далеком счастливом прошлом, она бывала с ним такой – нетерпеливой, охваченной желанием, не выносящей даже секундного промедления.

Она села и стала лихорадочно срывать с него одежду. «Я должна помешать ему говорить, задавать вопросы, – отчаянно стучало у нее в мозгу. – Я должна успокоить его, убедить, что ничего между нами не изменилось».

С ужасом в сердце, чувствуя, как ее голова буквально раскалывается от его запаха, она позволила ему снять с себя рубашку; затем его твердое, гладкое, нагое тело скользнуло в постель и вытянулось подле нее.

– Белла, – хрипло прошептал он. – Я так соскучился по тебе, я так долго ждал этой минуты. – И его губы слились с ее губами. У нее возникло такое ощущение, будто он высасывает из нее душу, как сосут сок и мякоть из спелого апельсина.

Содрогаясь от стыда, проклиная предательство собственного тела, она чувствовала, как ею овладевает дикая животная страсть. Она совокуплялась с холеным, невероятно красивым зверем, в котором не было ничего человеческого, коварным, безжалостным и смертельно опасным. Страх перемешивался в ней с похотью, и эта адская смесь приводила ее в неистовство. В памяти вдруг всплыл образ обреченного на смерть быка на арене в Гранаде, чья безнадежная борьба и трагический конец так тронули ее в те давние времена, когда она сама и ее любовь были молоды и прекрасны.

Когда они оба, наконец, совершенно обессилели, он лежал на ней, как труп, тяжелый и неподвижный. Она не могла пошевельнуться; его вес и собственный стыд душили ее, словно удавка. В эту минуту она ненавидела себя почти так же, как и его.

– Со мной это впервые, – простонал он. – Ты никогда не делала так прежде.

Она не посмела ему ответить. Она не доверяла своему голосу; она не ручалась за то, что может ему сказать, стоит ей только открыть рот. Она понимала, что находится на самой грани ужасного, самоубийственного безумия – и все же, когда он лежал рядом, ласкал ее, гладил, нежно прикасался к самым интимным бугоркам ее тела, бедра ее сами собой раздвигались, и она ощущала, как тает ее плоть и размягчается каждая косточка.

Он начал тихо разговаривать с ней. Он рассказывал ей, как страстно ее любит. Он говорил о будущем, когда они втроем счастливо и безмятежно заживут в каком-нибудь укромном уголке в полной безопасности. Его ложь была воистину прекрасна; перед ее мысленным взором возникали радужные картины, одна заманчивее другой. И хотя она знала, что все это самый бесстыдный обман, ей отчаянно, безумно хотелось ему поверить.

Наконец он заснул, уткнувшись лицом в мягкую ложбинку между ее обнаженными грудями, она гладила его жесткие непокорные кудри, и сердце сжималось от невыносимой тоски; она хоронила свою любовь, все самое прекрасное в жизни, во что она так верила и что на поверку оказалось бесплотным миражем. Ее горе было столь глубоким и безутешным, что оно вытеснило из сознания все прочие мысли, и так она лежала, когда ночь внезапно, ошеломляюще огласилась женскими воплями и автоматными очередями.

Она почувствовала, как Рамон проснулся и мгновенно выпрыгнул из постели, нагой и гибкий, как лесная кошка. Она услыхала металлический щелчок взводимого курка и поняла, что он выхватил пистолет из кобуры, валявшейся на полу у кровати. Ночь озаряли языки пламени и взрывы гранат. Она разглядела темный силуэт Района на фоне освещенного извне окна. Он держал пистолет на уровне глаз, дулом к потолку, готовый моментально пустить его в ход. Затем она услышала родной, любимый голос Шона, окликавший ее откуда-то из темноты:

– Белла, где ты?

Она увидела, как Рамон тенью метнулся к окну; в этот момент поблизости разорвалась граната, и при свете вспышки тускло блеснула сталь его пистолета; он опустил ствол и прицелился.

– Осторожно, Шон, – завопила она. – Человек с пистолетом!

Рамон дважды выстрелил, сменив между выстрелами позицию. Из-за окна ему никто не ответил. Она поняла, что Шон боится попасть в нее или Никки.

Она кубарем скатилась с кровати, шлепнулась на пол и на четвереньках поползла к двери. В ее голове стучала одна-единственная мысль: любой ценой добраться до Никки.

Где-то на полпути голая мускулистая рука Рамона захлестнула сзади ее шею; он рывком поднял ее на ноги. Задыхаясь, она все же успела крикнуть: – Шон, он меня сцапал!

– Сука, – прошипел ей в ухо Рамон. – Продажная тварь. – Затем он повысил голос. – Я убью ее! – заорал он. – Я разнесу ей голову!

Он подтащил ее к двери и спустился по ступенькам, толкая ее перед собой.

– Шевелись, сука, – прорычал он. – Двигай ногами. Я знаю, кто такой Шон. Он не станет стрелять – пока ты заслоняешь меня. Пошевеливайся!

Он сильно сдавил ей горло; его рука душила ее. Она ничего не могла предпринять. Он поволок ее к хижине, где находился Никки. Центр связи был охвачен огнем. Языки пламени и снопы искр вырывались из-под тростниковой крыши и уносились в ночное небо. Кругом было светло, как на сцене, освещенной юпитерами. Длинные тени пальмовых стволов по-змеиному извивались на бледном утрамбованном песке.

Они ввалились в хижину Никки. Адра с мальчиком сидели на полу посреди комнаты. Адра прикрывала Никки своим телом.

– Отец! – заверещал Никки.

– Держись рядом с Адрой! – рявкнул на него Рамон. – Не отходи от нее ни на шаг. Идите за мной.

Плотной группой они вышли из хижины и направились к автостоянке. Рамон по-прежнему держал Изабеллу сзади за шею; свободной рукой он прижимал дуло пистолета к ее виску.

– Я разнесу ей голову, – крикнул он неясным теням, притаившимся во мраке. – Не приближайтесь.

– Отец, пожалуйста, не делай маме больно, – скулил Никки.

– Замолчи! – оскалился на него Рамон и вновь повысил голос: – Отзови своих псов, Шон. Иначе твоя сестра и ее сын умрут у тебя на глазах.

После секундной паузы из темноты раздался голос Шона:

– Не стрелять, скауты! Пропустите их!

Рамон медленно, но верно продвигался к одному из припаркованных джипов. Изабелла судорожно хватала ртом воздух; дуло пистолета с такой силой вдавилось в ее висок, что прорвало нежную кожу, и капли крови стекали ей на шею.

– Отпусти, мне больно! – простонала Изабелла.

– Не делай маме больно! – закричал Николас и вывернулся из рук Адры. Он бросился к Изабелле, и на какое-то мгновение Адра осталась одна, являя собой отличную мишень.

Во мраке, окружавшем озаренное пожаром пространство, вспыхнула желтая искра выстрела, и одинокая пуля со свистом пронеслась двадцать ярдов, отделявшие ее от цели.

Полголовы Адры моментально превратилось в кровавую жидкую кашу. Ее опрокинуло на спину, она с размаху ударилась о землю и осталась лежать без движения, широко раскинув руки.

– Адра! – завопил Никки, но, прежде чем он успел подбежать к ней, Рамон ухватил его за пояс.

– Оставь ее, – рявкнул он. – Держись теперь подле меня, Никки.

Они втроем стояли посреди ярко освещенной сцены. Кроме них, вокруг не было видно ни одного живого человека. У стены горящего здания скорчилось тело одной из кубинских связисток, а у ворот лагеря валялись трупы двух десантников.

Рамон выкрикнул по-испански команду на случай, если кому-то из его людей удалось уцелеть, но он понимал, что это бесполезно. Он знал, с кем имеет дело. Он узнал имя ее брата, как только Изабелла его произнесла. Приказ Шона, адресованный скаутам, лишь подтвердил его догадку. Он уже не сомневался, что все его люди мертвы. Скорее всего, они погибли в том разбудившем его шквале огня.

Перед ним были печально знаменитые «Скауты Баллантайна», в этом он был уверен, но каким образом они сюда попали, было выше его понимания. Очевидно, Изабелла как-то ухитрилась вызвать их к себе. Как бы то ни было, сейчас они притаились там, в густой тени деревьев, и если он даст им хоть малейший шанс, они нанесут новый удар, столь же стремительный и смертоносный, как тот, что убил Адру.