Это смертное тело - Джордж Элизабет

Выражение «задержание к удовольствию царствующего монарха» является в Соединенном Королевстве эвфемизмом пожизненного заключения, которое присуждают человеку, совершившему убийство. Но этот закон применяют к убийцам старше двадцати одного года. В случае с Джоном Дрессером убийцами были дети.

Это, как и сенсационный характер преступления, не могло не оказать впечатления на судью Энтони Кэмерона, когда он обдумывал приговор.

Обстановка, в которой происходило рассмотрение дела, была враждебной, среди толпы, собравшейся возле Королевского суда, слышались истерические выкрики. В самом здании чувствовалось напряжение, но открытого проявления агрессии по отношению к трем мальчикам не было. Первоначальные вспышки гнева к троим преступникам, выражавшиеся в сборищах возле их домов, а потом и в неоднократных попытках нападения на бронированные фургоны, привозившие мальчиков в здание суда, вылились в организованные демонстрации, кульминацией которых стал «Молчаливый марш» — безмолвное шествие двадцати тысяч людей, прошедших от «Барьеров» к зданию Доукинс, где они с молитвой зажгли свечи и выслушали прерывающийся панегирик Алана Дрессера своему малышу. «Смерть Джона не может остаться незамеченной», — сказал в заключение Алан, и эти слова стали лозунгом общества.

Можно только вообразить, как трудно досталось Кэмерону его решение. Не зря его прозвали Максимум Тони: он всегда выступал за максимальный срок для преступников. Но никогда еще ему не приходилось судить преступников десяти и одиннадцати лет, и он понимал, что это ужасное злодеяние совершили всего лишь дети. Он должен был вынести справедливый приговор, в котором сочетались бы и возмездие, и устрашение. Кэмерон рекомендовал посадить преступников на восемь лет, что в глазах общественности выглядело как оправдание. Был совершен ряд неслыханных прежде судебных маневров. Главный судья целую неделю изучал это дело и увеличил срок наказания до десяти лет, но Дрессеры за полгода собрали пятьсот тысяч подписей под петицией, требовавшей от суда посадить убийц пожизненно.

Эта история не затихала. Таблоиды постоянно писали о родителях Джона Дрессера, о самом Джоне и сделали это дело знаменитым. В газетах писали об убийцах, печатали их фотографии и рассказывали о жутких подробностях преступления. Страшный способ убийства стал главной причиной, по которой люди требовали для преступников высшей меры наказания. К делу подключился министр внутренних дел, и он еще раз увеличил срок нахождения под стражей до невероятных двадцати лет. «Необходимо убедить общественность в том, что ее доверие к судебной системе небезосновательно. Пусть все увидят, что преступление будет наказано, и неважно, сколько лет преступникам». Это решение не менялось, пока дело не рассмотрел Европейский суд в Люксембурге. Там адвокаты мальчиков успешно доказали, что права их подопечных нарушены политиком, пошедшим на поводу общественного мнения.

Когда срок заключения мальчиков был снова снижен до десяти лет, в драку ввязались таблоиды. Те из них, кто ненавидел саму идею Европейского союза и считал его источником всех зол в стране, заявили, что решение Люксембурга является вмешательством во внутренние дела британского общества. «Чего еще ожидать? — спрашивали они. — Может, Люксембург заставит нас перейти на евро? Может, заявят, что нам пора и монархию отменить?» Те же, кто поддерживал Союз, считали разумным вообще не комментировать это решение. Ибо любое соглашение с Люксембургом представляло опасность: получалось, что и они согласны с тем, что несчастный десяток лет — достаточный срок наказания за мучения и смерть невинного ребенка.

Никто не мог позавидовать чиновникам, избираемым или нет, ведь им нужно было решить судьбу Майкла Спарго, Регги Арнольда и Йена Баркера. Природа преступления доказывала, что три мальчика и сами были несчастными социальными жертвами. Не вызывало сомнения, что их семейные обстоятельства отвратительны, но вряд ли кто станет спорить с тем, что и другие дети растут в таких же условиях, а может, и хуже, однако малышей из-за этого они не убивают.

Возможно, если бы в тот день дети были каждый сам по себе, они не совершили бы ничего подобного. Возможно, в тот день на них повлияло стечение обстоятельств, в результате которых они похитили и убили Джона Дрессера.

Мы, как просвещенное общество, должны признать, что в какой-то момент с Майклом Спарго, Регги Арнольдом и Йеном Баркером произошло что-то не то, и мы, как просвещенное общество, должны были вмешаться задолго до того, как произошло это преступление, или, по крайней мере, должны были оказать мальчикам терапевтическую помощь после того, как детей забрали из дома и держали в заключении до суда. Разве можно не сказать, что, не вмешавшись и не оказав помощь, общество бросило на произвол Майкла Спарго, Регги Арнольда и Йена Баркера и не защитило маленького Джона Дрессера от их нападения?

Нет ничего проще, чем назвать мальчиков порочными, но даже когда мы говорим это, нам необходимо помнить, что во время совершения преступления они были детьми. И мы должны спросить: с какой целью мы выставили этих детей на всеобщее обозрение в зале суда, а не оказали им помощь, в которой они нуждались?