Монс Каллентофт - Дикая весна
– Что, и друзей нет?
– Нет. Похоже, это семейство варилось в собственном соку.
Стоя рядом с Малин, Зак нетерпеливо топчется в траве, глядя вверх на балконы, на которых, словно луны, белеют спутниковые антенны, направленные куда-то в бесконечный мир.
– А девочки – их личность формально установлена?
– Пока нет. Карин и другие из криминально-технической лаборатории работают вовсю, сравнивая ДНК девочек с ДНК Ханны Вигерё. От Карин пока ничего нового нет.
На мгновение в трубке повисает пауза, и Малин вдыхает в себя запахи квартала. Здесь пахнет жареным мясом с примесью тмина и корицы, и Малин, вдруг понимая, что проголодалась, мысленно проклинает людей, которым не хватает ума закрывать окно или балконную дверь, когда они готовят еду. Затем она ощущает в весеннем воздухе горьковатый запах травы и вспоминает, как в детстве носилась по газону на родительской вилле в Стюрефорсе, когда этот запах обещал вечное движение, свободу тела… Как она обожала это чувство, чувство безграничной свободы!
– Вы все еще в Экхольмене? – спрашивает Свен.
– Да.
– Тогда можете заглянуть в квартиру Вигерё, раз уж вы все равно там.
– Так они здесь живут?
– Я сказал об этом на совещании.
– Я пропустила. И Зак тоже.
– Сейчас так много всего происходит, – говорит Свен. – Трудно все сразу переварить.
«Мозг не справляется, – думает Малин, – слишком много всего, весь мой мир – сплошной взрыв!»
– Что мы будем делать в квартире? Допустимо вот так входить туда? Ведь они потерпевшие.
– Войдите внутрь, – говорит Свен. – Это важно. Вы должны почувствовать, кто они такие. Вернее, какими они были. Ты сама знаешь, Малин. Прислушаться к голосам следствия.
«Голоса, – думает Малин. – Я послушаю их».
Но будут ли они слышны в квартире?
– Экхольмсвеген, 32а. Отправляйтесь туда. Посмотрим, что там можно найти в их комнатах.
Малин слышит жужжащий звук.
– Я отключаюсь, – говорит Свен. – Ко мне посетители.
Глава 8
Свен Шёман сидит, откинувшись в своем кресле, а двое мужчин, сидящих перед ним, пьют кофе из невзрачных стаканчиков с эмблемой «Севен-Илевен»[4].
Они представились, назвав только свои фамилии.
Брантевик, мужчина лет пятидесяти, одетый в коричневый вельветовый пиджак. Красное, явно усталое лицо с рыхлой нездоровой кожей заядлого курильщика.
Стигман. Парень примерно возраста Малин с короткими светлыми волосами и острым подбородком. Проницательный взгляд. Одет элегантно, но небрежно – голубой джемпер и черные джинсы.
СЭПО.
На часах еще нет шести, а они уже здесь.
– Вам удалось что-нибудь выяснить? – хриплым голосом спрашивает Брантевик.
Свен рассказывает о следственных действиях – подробно, во всех деталях.
Оба сотрудника СЭПО кивают. Ни одного вопроса.
– А вам? – спрашивает Свен, глядя в окно на оранжевый фасад университетской больницы и машины, скопившиеся на огромной парковке.
– Вы можете нам что-нибудь дать? Существуют ли, к примеру, какие-нибудь международные связи, о которых нам надлежит знать? Религиозная подоплека? Или политическая?
Стигман набирает в легкие воздуха, начинает говорить – и, судя по голосу, он любит сам себя слушать:
– В нынешней ситуации это сугубо конфиденциальная информация, но между нами могу сказать, что никакими подобными данными мы не располагаем. Никакой предварительной информации к нам не поступало.
Свен кивает.
– Мы остановились в Центральном отеле.
– Они работают?
– Да, те номера, которые ведут на заднюю улочку.
– Ах ты, черт!
– Похоже, они намерены подавать завтрак в зале заседаний. А стойка администратора почти не пострадала.
– Только вы вдвоем?
– Пока да, – отвечает Брантевик. – Завтра приедут еще сотрудники. Я руковожу нашим следствием. Держите нас в курсе вашей работы!
– А вы будете держать нас в курсе своей?
Мужчины по другую сторону стола улыбаются.
Кажется, Стигману хочется сказать: «Sure, Charlie, sure!»[5], но он сдерживается.
* * *Когда сотрудники СЭПО покидают его кабинет, Свен опирается локтями о стол и снова смотрит вниз на здание больницы.
Ханна Вигерё.
Где-то там она борется сейчас за жизнь.
Еще около десяти пострадавших останутся в больнице, некоторые – на несколько недель. Легкораненых отпустили домой, тем, кто находился в состоянии шока, оказали помощь, но шок во всем городе сохранится надолго. Возможно, он никогда не пройдет совсем.
Что такое все же произошло?
Свен думает о своих коллегах-полицейских. О том, что беспардонная целеустремленность Вальдемара Экенберга теперь им очень пригодится. И что умение Юхана Якобсона находить в компьютере невероятные вещи – одному богу известно, как ему это удается, – будет очень кстати. Как и зрелость Бёрье, и железная воля Зака. Но более всего им нужна сейчас интуиция Малин. Возможно, именно она поведет их по верному следу.
И еще Карим Акбар. Похоже, он подошел к определенному водоразделу в своей жизни, когда вместо того, чтобы становиться терпимее, стал видеть все черным или белым. «Они» против «нас» – и кто его упрекнет в этом, когда случилось ТАКОЕ?
Малин.
Свен знает, что должен поговорить с ней, но времени на это нет. Легко предположить, что она с головой окунется в работу, что ей, возможно, надо бы поступить наоборот – заняться своими близкими. И не в последнюю очередь – Туве. Но общественность, налогоплательщики Линчёпинга очень нуждаются в ней сейчас.
«Мне она сейчас очень нужна, – думает Свен. – И пусть следует своей интуиции».
* * *В подъезде на Экхольмсвеген пахнет по́том, табачным дымом и мокрой собачьей шерстью. Здесь неожиданно сыро – парит, словно они внезапно перенеслись в джунгли. Под потолком мигает почти перегоревшая лампа дневного света, от которой выкрашенные в желтый цвет бетонные стены кажутся еще более блеклыми, а серый с разводами пол выглядит так, словно на нем кишат черви.
Малин звонит в дверь, на табличке которой написано «Вигерё».
– Как того требует вежливость, – бормочет она.
Они с Заком терпеливо ждут.
Малин звонит снова.
– Заходим, – говорит она.
– Не совсем хорошо…
– Да нет, в такой ситуации… – произносит она и достает связку ключей, находит отмычку. Минуту спустя дверь квартиры открыта.
Как выглядит самое обычное?
В коридоре – обои с цветочками. Вешалка из ИКЕА, под ней – подставка для детской и взрослой обуви, аккуратно расставленной ровными рядами.
Прибранная кухня с желтой мебелью. Вокруг круглого стола – две табуретки и два деревянных стула, которые кажутся совсем новыми. Гостиная с угловым диваном в зеленую клетку, телевизор с плоским экраном. На стенах – черно-белые фотографии морских пляжей. Они наверняка тоже из ИКЕА.
Они заходят в спальню. Жалюзи опущены, слабый свет пробивается через щелки. Две кровати с белыми покрывалами.
Малин тянется к выключателю, включает свет. Комната наполняется мягким светом, и Форс видит в рамках над кроватью фотографии – снимки из жизни девочек: как они в годовалом возрасте возятся в песочнице, как катаются на пони, резвятся на пляже, растут, танцуют на празднике в садике, играют на площадке с синей горкой, как позируют в Стокгольме перед парком аттракционов «Грёна Лунд».
Пластмассовые игрушки радостных цветов в деревянном ящике. Игры, сложенные аккуратной стопочкой. Две одинаковые куклы.
Портреты девочек крупным планом.
Самые симпатичные девочки, каких только можно себе представить.
Большие красивые глаза.
На одном снимке мама гладит их по щечкам.
Малин слышит за спиной тяжелое дыхание Зака. Его внуку два с половиной. Зак видел внука только пару раз, и Малин это известно. Трудно организовывать регулярные встречи, когда твой сын – звезда канадской национальной сборной по футболу.
– Проклятье! – шепчет Зак. – Вот проклятье!
Малин садится на одну из кроватей. Кладет ладони поверх натянутого белого покрывала.
Сестренки. Они наверняка дружили. Были лучшими подругами. «Мы против всего мира!» Так иногда бывает у сестер. И у братьев тоже.
Тут лампочка под потолком мигает, раздается щелчок, и комната снова погружается в темноту, и Малин вновь чудится тот свистящий звук, который она слышала на площади.
Она видит в темноте комнаты тот глаз на площади. И щеку, оторванный кусок человеческого лица, детского лица. Перед ее внутренним взором отчетливо стоит теперь эта картина, и она знает, что и глаз, и щека принадлежат одной из девочек – не важно, кому именно, пусть это будет щека обеих девочек-близнецов.
«Пусть им будет там хорошо», – просит за них Малин, и звук исчезает. Она на ощупь пробирается по темной комнате, так что весь мир кажется ей черным.
* * *Малин, Малин.
Мы видим, как вы с Заком обыскиваете нашу квартиру, слышим, как вы ругаетесь при виде наших кроваток.
