Это смертное тело - Джордж Элизабет

— К его чести, — пробормотал Линли.

— Мм? — спросила Онор Робайо.

— То, что мистер Лоз сообщил о нем. Я говорю о сокровище, которое обнаружил этот джентльмен.

— Да, конечно, — согласилась Онор. — Впрочем, не слишком-то восхищайтесь им.

Они с Линли стояли перед витриной с сокровищами Хоксни. На картине, написанной акриловой краской, был изображен ящик, в котором и обнаружили клад. Робайо прошла через комнату к огромным серебряным блюдам и подносам, найденным в Милденхолле, и прислонилась к витрине.

— Вспомните, что этот человек, Эрик Лоз, искал в том месте металлические объекты. Если он делал это, то ясно, что законы он должен был знать. И хотя с тех пор как этот клад был найден, законы немного изменились, в те годы такой клад, как в Хоксни, должен был стать собственностью короны.

— Не означает ли это, что у него был мотив присвоить клад? — спросил Линли.

— А что бы он с ним сделал? — пожала плечами Робайо. — Тем более что по закону музей мог купить его у короны — по рыночной цене, заметьте, — а человек, нашедший клад, получил бы вознаграждение. А это большие бабки.

— А! — воскликнул Линли. — Выходит, у человека был мотив отдать клад, а не присваивать.

— Верно.

— А сейчас? — Линли улыбнулся, потому что ему самому этот вопрос показался наивным. — Прошу прощения, возможно, я должен знать этот закон, ведь я полицейский.

— Ха! Сомневаюсь, что у вас было много дел, в которых люди находили сокровища. В любом случае, закон не слишком изменился. Тот, кто находит клад, должен в течение четырнадцати дней сообщить об этом местным властям, если он понимает, что это сокровище. Если человек не позвонит коронеру, его могут подвергнуть судебному преследованию. А коронер…

— Постойте, — вмешался Линли. — Что вы имеете в виду, когда говорите: «если он знает, что это сокровище»?

— Ну, тут надо вспомнить закон тысяча девятьсот девяносто шестого года. В нем разъясняется, что такое сокровище. Одна монета, например, сокровищем не является, если вы меня понимаете. Две монеты — и вы уже на шаткой почве, если не позвоните и не дадите об этом знать властям.

— И что они могут сделать в том случае, если вы нашли две монеты, а не двадцать тысяч? — спросил Линли.

— Пришлют археологов и раскопают к черту весь ваш участок, — сказала Онор Робайо. — По правде говоря, большинство людей не будут на них в обиде, потому что им достойно заплатят.

— Это если музей захочет купить клад.

— Верно.

— А если не захочет? Если его заберет корона?

— В законе есть еще один интересный параграф. Корона может наложить руки только на сокровища Корнуолла и Ланкастера. А что до остальной страны… Человек, нашедший клад, получит вознаграждение, после того как сокровище в конце концов купят, и если клад окажется таким, как этот. — Робайо кивнула на витрины с серебром, золотом и драгоценностями в зале № 49, — то он может быть уверен: вознаграждение будет весомым.

— Значит, вы утверждаете, — сказал Линли, — что человеку, обнаружившему такой клад, нет никакого смысла молчать о сокровище и незачем хранить его при себе.

— Совершенно верно. Конечно, он может спрятать его под кроватью, вытаскивать по ночам и жадно оглаживать его руками. Человек вроде Сайлеса Марнера, [75] ну, вы понимаете, о чем я. Но большинство людей предпочитают наличные.

— А если человек найдет одну-единственную монету?

— Ну, тогда он может ее оставить у себя. Кстати… У нас есть ауреус, о котором вы говорите.

Монета находилась внутри маленькой витрины, в которой были выставлены разные монеты. Ауреус ничем не отличался от того, что Линли недавно видел на экране компьютера Джеймса Дюге в «Шелдон Покуорт нумизматикс». Линли пристально посмотрел на него, словно надеясь, что монета расскажет ему что-нибудь о Джемайме Хастингс. Если верить Онор Робайо, одна монета не представляет собой сокровище, и вполне возможно, что Джемайма держала ее у себя просто как сувенир или как предмет, который хотела продать, чтобы улучшить свое финансовое положение в Лондоне. Сначала ей надо было узнать, сколько она может стоить. В этом не было ничего неразумного. Но часть из того, о чем она сказала нумизмату, была ложью: ее отец умер не только что. Из рассказа Хейверс Линли помнил, что отец Джемаймы умер много лет назад. Важно ли это, Линли не знал, но ему надо было поговорить с Хейверс.

Он отошел от витрины с ауреусом и поблагодарил Онор Робайо. Должно быть, Онор подумала, что чем-то его разочаровала, потому что она сказала:

— Что ж… В любом случае… Надеюсь, хоть чем-то помогла?

Линли и сам не знал. У него, конечно же, с утра прибавилось информации. Но прояснило ли это мотив убийства Джемаймы Хастингс…

Линли нахмурился. Его внимание привлекла коллекция Тетфорда. Они не задержались возле нее, потому что монет там не было, а только столовая посуда и ювелирные украшения. Посуда была в большинстве своем из серебра, а украшения — из золота. Линли подошел посмотреть.

Его заинтересовали ювелирные изделия: кольца, пряжки, подвески, браслеты, ожерелья. Римляне знали, как себя украсить. Они делали это с помощью драгоценных и полудрагоценных камней, ибо большая часть изделий, в том числе кольца, включала в себя гранаты, аметисты и изумруды. Среди них имелся и камень красноватого цвета. Линли сразу определил, что это сердолик. Но зацепило его не столько присутствие этого камня, сколько его обработка: согласно описанию, на нем были вырезаны Венера, Купидон и доспехи Марса. Короче, все это было почти идентично камню, найденному на теле Джемаймы.

Линли обернулся, взглянул на Онор Робайо. Она вопросительно подняла брови.

— А если не две монеты, а монета и драгоценный камень? Это можно назвать сокровищем? Следует сообщать местному коронеру о такой находке?

— Следует ли оповещать власти? — Онор задумчиво почесала голову. — Вопрос спорный. С тем же успехом человек, нашедший два на первый взгляд не связанных друг с другом предмета, может просто отчистить их, спрятать в шкатулку и даже не подумать о том, что это имеет отношение к закону. Да и сколько вообще людей знает об этом законе? Вот если вы найдете такое сокровище, как клад в Хоксни, то невольно задумаетесь, что вам с ним делать, верно? Если же найдете монету и камешек, над которыми, скорее всего, придется еще как следует поработать, чтобы отчистить, то вряд ли помчитесь к телефону и станете сообщать о своей находке. Это не слишком похоже на то, о чем раз в неделю напоминают телезрителям: «Если, сажая тюльпаны, вы наткнетесь на клад, позвоните коронеру». О коронерах люди вспоминают в связи со смертью, а не в связи с кладами.

— Однако, согласно закону, два предмета составляют сокровище. Или я не прав?

— Что ж… пожалуй, да.

Этого мало, подумал Линли. Онор Робайо могла бы более уверенно выразить свое согласие. Но по крайней мере, это уже было кое-что. Если не факел, то спичка, а Линли знал, что, когда идешь в темноте, спичка лучше, чем ничего.

Барбара Хейверс остановилась, чтобы заправить машину и перекусить, и тут зазвонил ее мобильник. В других обстоятельствах она бы проигнорировала звонок. Барбара только что въехала на просторную стоянку возле кафе «Литтл шеф». Сначала главное, сказала она себе, а главное означало для нее хороший английский завтрак, который зарядит ее энергией на весь день. Но как назло, из сумки зазвучала мелодия «Пегги Сью». Барбара вынула мобильник и увидела, что ей звонит инспектор Линли. Она приложила трубку к уху и, не сбавляя шага, двинулась к кафе, обещавшему ей еду и кондиционер.

Линли обошелся без вступления:

— Вы где, сержант?

Его тон сказал ей, что кто-то на нее наябедничал. Это мог быть только Уинстон Нката, ибо никто другой не знал, что вознамерилась сделать Барбара, а Уинни всегда подчинялся приказам, какими бы дурацкими они ни были. Уинни подчинялся, даже когда и приказа-то не было. Он предвидел приказы. Черт бы побрал этого человека!