Тайна «Голубого поезда» - Кристи Агата
Результатом четвертой свадьбы было одно сплошное удовольствие. Мистер Чарльз Эванс, очень красивый молодой человек двадцати семи лет от роду, с прекрасными манерами и неискоренимой любовью к спорту, понимавший толк в хороших вещах и не имевший ни пенни своих денег, стал этим счастливцем.
В принципе, леди Тэмплин была полностью удовлетворена своей жизнью, однако иногда ей приходилось задумываться о деньгах.
Пуговщик оставил своей вдове довольно приличное состояние, но, как любила говорить леди Тэмплин, «то да се» («то» – было обесцениванием ценных бумаг в результате войны, а под «се» подразумевались несколько экстравагантные вкусы последнего лорда Тэмплина) несколько уменьшили ее доходы, хотя она все еще была достаточно состоятельной женщиной. Но быть просто «достаточно состоятельной» совсем не соответствовало пожеланиям женщины с темпераментом Розали Тэмплин.
Поэтому в одно прекрасное январское утро она широко открыла свои голубые глаза и произнесла сакраментальное «так-так» после того, как прочитала небольшую заметку в газете.
В это время на балконе был еще один человек – дочь леди Тэмплин, досточтимая Ленокс Тэмплин. Такая дочь, как Ленокс, была настоящим несчастьем леди Тэмплин: девушка безо всякого такта, выглядевшая старше, чем была на самом деле, и обладавшая странным ироничным юмором, заставляла свою мать чувствовать себя, мягко говоря, неуютно.
– Милая, ты только посмотри, – произнесла леди Тэмплин.
– Что именно?
Леди подняла газету и протянула ее дочери, отчеркнув ногтем тот параграф, который представлял интерес.
Прочитав заметку, Ленокс не проявила в отличие от своей матери никакого волнения. Она просто вернула газету и спросила:
– Ну, и в чем тут дело? Такие вещи случаются на каждом шагу. Скупые старухи чуть ли не каждый день умирают в деревнях и оставляют миллионные состояния своим провинциальным компаньонкам.
– Я это знаю, милочка, – согласилась ее мать. – И уверена, что наследство не такое громадное, как об этом пишут, – эти газеты всегда очень неаккуратны. Но даже если уменьшить его вдвое…
– Ну и что? Ведь это не нам досталось, – заметила Ленокс.
– Не совсем так, дорогая, – возразила леди Тэмплин. – Дело в том, что эта девушка, эта Кэтрин Грей, – она моя кузина. Она из вустерширских Греев, что жили в Эджворте. Моя собственная кузина! Только представь себе!
– Ага, – промычала Ленокс.
– Я просто подумала…
– Чем здесь можно поживиться, – закончила за нее фразу Ленокс, со своей ускользающей улыбкой, которую ее мать совсем не понимала.
– Но, дорогая, – заметила ее мать с легким упреком.
Упрек был совсем легким, потому что Розали Тэмплин давно привыкла к прямолинейности своей дочери и к тому, что она сама для себя называла «неудобными высказываниями Ленокс».
– Я просто подумала… – начала леди Тэмплин еще раз, сдвинув свои безукоризненно накрашенные брови. – Доброе утро, Чабби, дорогой; что, идешь играть в теннис? Как это мило!
Чабби, который, видимо, уже привык к этому обращению, по-доброму улыбнулся жене и небрежно заметил:
– Прекрасно выглядишь в этой штучке персикового цвета. – После чего продрейфовал мимо них и спустился по ступенькам.
– Все-таки он прелесть, – промолвила леди Тэмплин с любовью, провожая взглядом своего мужа. – Так о чем же это я?.. Ах, да, – она еще раз заставила себя вернуться к деловому разговору, – я просто подумала…
– Ради всего святого, да говори же ты дальше. Это я слышу уже в третий раз.
– Просто, дорогая, – продолжила женщина, – я подумала, что будет совсем неплохо, если я напишу дорогой Кэтрин и приглашу ее к нам сюда в гости. Естественно, что она никогда не вращалась в обществе, и будет разумно, если на первых порах ее представит близкий ей человек. От этого всем будет хорошо: и ей, и нам.
– И сколько, думаешь, ты сможешь из нее вытянуть? – спросила Ленокс.
Мать посмотрела на нее осуждающе и пробормотала:
– Ну, конечно, нам придется заключить некое финансовое соглашение. Потому что, ты сама знаешь, «то да се», война, твой бедный отец…
– И Чабби, – добавила Ленокс. – Ведь он довольно дорогая игрушка, согласись.
– Насколько я помню, она была милой девочкой, – продолжила леди Тэмплин, не обращая внимания на ремарку дочери. – Спокойная, никогда не лезла вперед, не красавица и уж совсем не охотница за мужчинами.
– То есть за Чабби можно не беспокоиться? – поинтересовалась Ленокс.
Мать протестующе взглянула на девушку.
– Чабби ни за что… – начала было она.
– Конечно, нет, – согласилась Ленокс, – он просто не посмеет. Слишком уж он хорошо понимает, из чьих рук кормится.
– Дорогая, – заметила леди, – ты всегда так грубо выражаешься…
– Прости, пожалуйста, – извинилась Ленокс.
Леди Тэмплин собрала газету, косметичку и всякие письма.
– Я сейчас же напишу милой Кэтрин, – сказала она, – и напомню ей о днях, проведенных в старом добром Эджворте. – И направилась в дом, вся захваченная новой идеей.
В отличие от миссис Харфилд, леди Тэмплин не имела никаких проблем с написанием писем и легко написала четыре страницы, ни разу не остановившись и не задумавшись. Перечитывать написанное она тоже не стала, оставив все как есть.
Кэтрин получила это письмо утром, в день приезда в Лондон. Однако так и неизвестно, смогла ли она прочитать что-то между строк или нет.
Поставив чемодан, женщина поспешила на заранее назначенную встречу с адвокатами миссис Харфилд.
Фирма была одной из старейших в Линкольнз-Инн-Филдз [10], и после секундной задержки Кэтрин предстала перед старшим партнером фирмы, пожилым джентльменом с проницательными голубыми глазами и покровительственной манерой общения. Несколько минут они обсуждали завещание миссис Харфилд и связанные с ним юридические вопросы, а затем Кэтрин протянула адвокату письмо миссис Сэмюэль.
– Думаю, что должна показать вам его, – произнесла она, – хотя все это выглядит довольно нелепо.
Адвокат прочел письмо и слегка улыбнулся.
– Довольно грубая попытка, мисс Грей. Думаю, что мне не надо объяснять вам, что эти люди не имеют никакого права на ваше наследство, и если они обратятся в суд, то шансов у них не будет никаких.
– Я так и подумала.
– Человеческая натура иногда заставляет совершать ошибки. Я бы на месте миссис Сэмюэль Харфилд уповал на вашу доброту и благородство.
– Именно об этом я и хотела с вами поговорить, знаете ли. Я бы хотела, чтобы эти люди получили определенную сумму денег.
– Но у вас нет перед ними никаких обязательств.
– Я это знаю.
– Поймите, что они не поймут тех мотивов, которыми вы руководствуетесь, передавая им эти деньги. Скорее всего, они подумают, что вы решили от них откупиться, хотя это не станет причиной их отказа принять ваш дар.
– Я все понимаю, но ничего не могу поделать.
– Я бы посоветовал вам, мисс Грей, забыть об этой идее.
– Я знаю, что вы правы, – покачала головой Кэтрин, – но тем не менее хочу, чтобы это было сделано.
– Они ухватятся за эти деньги, а потом будут досаждать вам еще больше.
– Что ж, – решительно сказала женщина, – будь что будет. Пусть делают, что хотят, – каждый получает удовольствие от жизни по-своему. Ведь они были, в конце концов, единственными родственниками миссис Харфилд, и, хотя они и презирали ее как бедную родственницу и не обращали на нее никакого внимания, пока она была жива, мне кажется несправедливым, что они вообще ничего не получат.
Кэтрин настояла на своем, хотя адвокат и был против, и вышла на лондонскую улицу с приятным чувством уверенности, что теперь может спокойно распоряжаться своим наследством и строить планы на будущее.
Первым делом она отправилась в заведение известного модельера. Ее встретила пожилая худая француженка, чем-то похожая на грезящую наяву герцогиню, – наверное, слова Кэтрин показались ей очень наивными.
– Я бы хотела, если это возможно, полностью отдать себя в ваши руки. Всю жизнь я была очень бедна и ничего не знаю об одежде, а теперь у меня появились деньги, и я бы хотела приодеться.
