Мэри Кубика - Милая девочка
Из всех служащих всего одна женщина и ни одного клиента. Все, как я и предполагал. Обнимаю рукой свою спутницу и притягиваю к себе, пусть думают, что мы любовники. Она ступает неуверенно, не попадая в такт моих шагов. Едва удерживаю ее, чтобы не упала, и многозначительно смотрю в глаза, призывая вести себя прилично. В скрепивших нас объятиях нет и намека на интимность, они выражают скорее силу и властность. Девушка все понимает, но не женщина за стойкой.
Захожу в туалет, проверяю, действительно ли там никого нет. Внимательно оглядываю стены, чтобы удостовериться, что девчонка не выпрыгнет в окно, когда я оставлю ее одну. Женщина за стойкой смотрит на меня с удивлением и подозрением. Объясняю ей, что моя подружка много выпила. Кажется, она мне верит.
Девчонка не выходит так долго, что я опять захожу внутрь. Она стоит перед зеркалом и плещет водой в лицо. Затем долго смотрит на свое отражение.
– Пошли, – не выдерживаю я.
Подхожу к стойке и беру несколько конвертов. Собираюсь за них заплатить, но женщина по ту сторону увлечена просмотром какого-то фильма семидесятых годов по телевизору с двенадцатидюймовым экраном. Оглядываюсь в поиске камер. К счастью, их нет.
Достаю из кармана пистолет и велю девчонке вытащить деньги из кассы.
Не знаю, кто из нас напуган больше. Она замирает и поднимает на меня испуганные глаза. Вот я уже стою, приставив пистолет к седым волосам женщины неопределенного возраста. Получается, девчонка свидетель. И соучастник. Она почти шепотом спрашивает, что я делаю. Потом опять и опять, уже громче.
– Что ты делаешь?! – кричит она.
Велю ей заткнуться.
Женщина молит сохранить ей жизнь.
– Прошу, не убивайте меня. Пожалуйста, отпустите.
Подталкиваю девчонку вперед. Она открывает кассу и начинает перекладывать купюры в пластиковый пакет с нарисованной на ней рожицей и надписью «Желаем приятного дня». Приказываю ей подойти к окну и проверить, не появился ли кто на улице. Она кивает покорно, как послушный ребенок.
– Нет, – произносит она, – никого, – и сквозь слезы спрашивает: – Что ты делаешь?
Ткнув женщину пистолетом, велю ей встать.
– Пожалуйста, пожалуйста, отпустите меня.
– Железки тоже давай, – говорю я. Их тут очень много. – Марки есть?
Ее руки проворно открывают ящик.
– Ничего не трогай, – предупреждаю я. – Просто скажи, есть марки? – Мне отлично известно, что в таких ящиках устанавливают тревожные кнопки.
Женщина всхлипывает:
– Они в ящике. Пожалуйста, не убивайте меня. – Рассказывает мне о внуках. У нее их двое: мальчик и девочка.
Я даже расслышал имя – Зельда. Что за имя такое – Зельда? Нахожу марки в ящике, кидаю их в пакет и передаю его девчонке:
– Возьми. Встань там и держи пакет.
Направляю на нее пистолет только для того, чтобы она поняла, что я говорю серьезно. Она вскрикивает так, будто я действительно собираюсь выстрелить.
Достаю из кармана веревку и привязываю женщину к стулу. На всякий случай выстреливаю в телефонный аппарат. Обе женщины визжат как сумасшедшие. Не желаю, чтобы сразу после нашего ухода она позвонила копам.
Рядом с входной дверью лежит стопка толстовок. Подхватываю одну и швыряю девчонке, чтобы надела. Надоело смотреть, как она трясется от холода. Она натягивает ее через голову, и я вижу самую отвратительную вещь из всех существующих в этом мире. На груди написано: «Л`Этуаль дю Норд». Что это значит, черт возьми?
Беру на всякий случай еще пару, двое штанов – похожих на кальсоны – и носки. Под конец прихватываю еще два несвежих пончика в дорогу.
Наконец мы уходим.
В машине я первым делом связываю девчонку. Она до сих пор плачет. Говорю, что у нее два пути: или она замолкает сама, или я ей помогу. Она косится на липкую ленту на панели и успокаивается. Теперь она знает, что я не люблю болтать попусту. Беру конверты и пишу адрес, кладу в каждый столько денег, сколько умещается, остальные распихиваю по карманам. На дороге нам вскоре попадается почтовый ящик, и я бросаю в него конверты. Девушка смотрит на меня с немым вопросом в глазах, но не решается спросить, что я делаю, а я ничего не объясняю.
Перехватив ее взгляд, вздыхаю.
– Ни о чем не беспокойся. – А про себя думаю: «Не твоего это ума дело».
Вариант, конечно, не самый лучший, но сейчас другого у меня нет.
Ева. После
Я уже привыкла, что у моего дома постоянно дежурят полицейские машины. В них днем и ночью находятся по два человека в форме, охраняющие Мию. Они сидят на передних сиденьях, пьют кофе и поедают бутерброды, купленные в супермаркете неподалеку. Смотрю на них из окна спальни, раздвинув рукой рейки жалюзи. Они кажутся мне школьниками, им точно меньше лет, чем моим собственным детям, а у них есть дубинки, пистолеты и бинокли, в которые они оглядывают дом и меня. Убеждаю себя, что они не видят, как каждый вечер в тусклом свете ночника я переодеваюсь во фланелевую пижаму, впрочем, я не очень в это верю.
Мия каждый день, не обращая внимания на холод, сидит на веранде и смотрит на сугробы снега, образовавшие ров вокруг дома. Она поднимает голову и рассматривает верхушки раскачивающихся на ветру дремлющих деревьев. Кажется, она не замечает ни полицейскую машину, ни четырех человек, не сводящих с нее глаз. Я умоляла ее не выходить за пределы веранды, и она соглашается, хотя все же иногда спускается с крыльца, выходит на дорогу и идет к дому мистера и миссис Пьютер или Дональдсон. Тогда одна машина движется за ней следом, а кто-то из офицеров бежит ко мне. Я несусь, забыв переобуться, чтобы остановить дочь.
– Мия, дорогая, куда ты? – повторяю я каждый раз и хватаю ее за рукав рубашки.
Мия никогда не надевает пальто, и руки ее ледяные от холода. Она не знает, куда идет, но каждый раз покорно соглашается вернуться со мной в дом. Я благодарю офицера за заботу, веду дочь в кухню и пою теплым молоком. Мия ежится и послушно пьет, потом каждый раз говорит, что хочет прилечь. Последнюю неделю она неважно себя чувствует и много времени проводит в постели.
Сегодня по какой-то причине она замечает полицейские автомобили. Собравшись на первый сеанс гипноза к доктору Родос, мы выезжаем из гаража, и тут наступает момент просветления.
– Что они здесь делают? – спрашивает дочь.
– Охраняют нас, – осторожно отвечаю я. Не стоит говорить, что они охраняют ее, ведь она может разволноваться, поняв, что в этом есть необходимость.
– От кого? – не унимается Мия и поворачивается, чтобы разглядеть полицейских.
Одна машина движется за нами. Вторая остается у дома, чтобы наблюдать за ним в наше отсутствие.
– Милая, тебе нечего бояться, – произношу я вместо ответа на вопрос.
Она успокаивается и смотрит в окно, кажется мгновенно забыв об эскорте.
Мы едем по улице. Вокруг тихо и безлюдно. Дети вернулись в школы после зимних каникул и больше не играют перед домом, не лепят снеговиков и не бросаются снежками, что обычно сопровождается шумом, смехом и криками. Рождественские огни потушены, надувные Санта-Клаусы лежат, погребенные под толщей снега. В этом году Джеймс не позаботился оформить дом к празднику, хотя я на всякий случай подготовила все заранее. На всякий случай. Вдруг Мия вернется домой, и у нас будет повод устроить веселье.
Она дала согласие на лечение гипнозом. Долго уговаривать ее не пришлось. Сейчас Мия соглашается почти со всем. Джеймс был против; он считает гипноз шарлатанством, так же как и хиромантию, и астрологию. Я готова верить во все, что сможет помочь. Даже если Мия вспомнит лишь секунду из проведенных неизвестно как месяцев, это все равно будет стоить тех огромных расходов и многих часов в приемной доктора Родос. Всего неделю назад мои знания о гипнозе были весьма скудными. После ночного исследования вопроса в Интернете я стала более подготовленной. Гипноз, как я поняла, расслабляет человека, погружая в состояние, напоминающее сон наяву. Это поможет Мии раскрепоститься, вернуться в этот мир, чтобы с помощью врача вспомнить то, о чем она забыла. Под гипнозом человек очень внушаем, также он способен вытащить все, что спрятано в закромах памяти. Доктор Родос будет работать непосредственно с подсознанием Мии, с тем участком мозга, что скрывает важную информацию. Цель в том, чтобы погрузить дочь в состояние глубокой релаксации, тогда врач сможет с ней работать. Она попытается вернуть Мии воспоминания хотя бы об отдельных моментах из тех месяцев, что та провела в том доме, а это поможет и следствию, и исцелению дочери. Гейб отчаянно нуждается в информации, ему важны любые мелочи и детали, которые приведут к Колину Тэтчеру. Следствию необходимо установить, что именно этот человек причастен к преступлению.
По настоянию Джеймса мне разрешают присутствовать на сеансе. Он хочет, чтобы я следила за этой «психичкой», как он ее называет, доктором Родос, вдруг она попытается что-то сделать с сознанием Мии. Я сажусь в кресло, а Мия, брезгливо поморщившись, ложится на кушетку. Одну стену кабинета от пола до потолка занимают стеллажи с книгами и учебниками. На другой стороне окно, выходящее на стоянку машин. Врач опускает жалюзи, регулируя их так, чтобы внутрь проникало лишь немного света, создавая некоторое подобие интимной обстановки. В кабинете становится темно и тихо, кроме присутствующих, секреты услышат лишь стены цвета красного вина, обшитые дубовыми панелями.
