Джон Ле Карре - Ночной администратор
Но они не учли Софи. Они не знали, что она была рядом с ним, она была впереди него. И сейчас она улыбалась ему над чашечкой кофе, «пожалуйста, по-египетски». Прощала его. Забавляла. Слегка кокетничала с ним, побуждая жить при дневном свете. Когда они били по лицу – долго и профессионально, – он сравнивал ее заплывший глаз со своим и, чтобы отвлечься, рассказывал ей об ирландском парнишке и «геклере». Они не позволяли себе никакой слезливости – ей всегда была чужда сентиментальность, – никогда не жалели себя и не теряли чувства юмора. «Вы убили эту женщину?» – дразнила его она, поднимая выщипанные темные брови и заливаясь смехом. Нет, он не убивал ее. Этот разговор между ними происходил давным-давно. Она слушала рассказ о его делах с Огилви, давая выговориться, то улыбаясь, то брезгливо кривясь. «Мне кажется, вы исполнили свой долг, мистер Пайн, – заявила она, когда он кончил. – К сожалению, на свете бывает разная верность и невозможно быть верным всем сразу. Вы, как мой муж, верили, что исполняли свой долг патриота. В следующий раз вы сделаете лучший выбор. Возможно, мы сделаем его вместе».
Когда Тэбби и Фриски терзали его тело, надолго подвешивая в таких положениях, что искры сыпались у него из глаз, Софи напоминала ему, что и ее тело было изувечено – размолочено до неузнаваемости. А когда он проваливался в полузабытье, уже не надеясь выбраться из этой мрачной пропасти, он потчевал ее рассказами о трудных восхождениях в Альпах, например, на северный склон Юнгфрау, где все сложилось неудачно – пришлось разбивать лагерь при ветре сто миль в час. И даже если Софи были неинтересны эти подробности, она не показывала виду. Она слушала его, и огромные карие глаза смотрели на него, любя и ободряя. «Уверена, мистер Пайн, вы никогда впредь не будете так дешево ценить себя, – сказала Софи Джонатану. – Иногда хорошие манеры могут скрывать от нас наше мужество». А потом, к своему удивлению, он опять увидел ее в маленькой квартирке в Луксоре в тот момент, когда она укладывала свои спальные принадлежности, каждую вещь отдельно и не спеша, будто выбирала спутников для длинного путешествия.
Конечно, именно Софи помогала ему хранить молчание.
Разве сама она не умерла, так и не выдав его?
Когда они сняли пластырь и удалили замшевый кляп, именно Софи посоветовала ему попросить личного разговора с Роупером.
– То-то же, Томми, – сказал слегка запыхавшийся от предпринимаемых усилий Тэбби. – Ты переговоришь с шефом. Потом мы закажем хорошего пива и выпьем все вместе, как раньше.
И Роупер в выбранное им время, одетый в легкий костюм и белые туфли из оленьей кожи, которые заприметил Джонатан в гардеробной шефа на Кристалле, – вошел и сел на стул в дальнем конце комнаты.
У Джонатана мелькнула мысль, что Роупер вторично видит его с разбитым лицом, и при этом выражение у него одно и то же: нос наморщен, взгляд критически оценивающий – выживет или нет? Интересно, как Роупер смотрел бы на Софи, когда ее избивали до смерти?
– Ну что же, Пайн? – любезно проговорил он. – Жалоб нет? Они хорошо за вами присматривают?
– Постель жестковата.
Роупер добродушно рассмеялся.
– Нельзя все иметь сразу. Джед скучает по вас.
– Тогда пришлите ее сюда.
– Боюсь, это зрелище не для нее. Выросла в монастыре. Любит спокойную жизнь.
Джонатан объявил Роуперу, что во время первого объяснения с Лэнгборном, Коркораном и другими они усиленно упирали на возможность участия Джед в делах Джонатана. Он хочет категорически заявить, что все, что он делал, он делал один, совершенно не прибегая к помощи Джед. И все, что, собственно, имело место, – это парочка светских визитов Джед в домик Вуди, когда ее до смерти замучила Кэролайн Лэнгборн, а Джонатан был одинок.
После этого он с сожалением заявил, что больше не станет отвечать на вопросы, и Роупер, обычно так быстро реагирующий, кажется, слегка смешался, подыскивая слова.
– Ваши люди хотели украсть моего сына, – наконец произнес он. – Вы обманом пролезли в мой дом и украли у меня женщину. Вы хотели расстроить мою сделку. Какого черта мне интересоваться, будете вы говорить или нет? Вы мертвы.
«Следовательно, они хотят наказания, а не только покаяния», – думал Джонатан, пока они снова заклеивали ему рот. И чувство родства с Софи стало еще сильней, если это было только возможно. «Я не выдал Джед, – сказал он ей. – И никогда не сделаю этого, обещаю. Я буду стоек, как герр Каспар со своим париком».
«Герр Каспар носил парик?»
«Разве я тебе не рассказывал? О Господи! Герр Каспар – швейцарский герой! Он отказался от двадцати тысяч необлагаемых налогом франков в год, чтобы только сохранить верность самому себе!»
«Вы правы, мистер Пайн, – серьезно согласилась Софи, внимательно выслушав его рассказ. – Нельзя выдавать Джед. Надо быть мужественным, как герр Каспар, и себя тоже нельзя выдавать. Ну а теперь клади голову на мое плечо, как ты клал ее на плечо Джед, и мы поспим».
* * *И с тех пор вопросы, сыпавшиеся на него градом, всегда оставались без ответа. Иногда Джонатан видел Роупера на том же стуле, только не в знакомых туфлях из оленьей кожи. Всечасно Софи была рядом не для того, чтобы мстить, а просто чтобы напомнить Джонатану: перед тобой самый страшный человек в мире.
– Они убьют вас, Пайн, – пару раз предупредил Роупер. – Корки разок переусердствует – и конец, такие чудаки никогда не могут вовремя остановиться. Пока не поздно, мой совет. – И Роупер снова усаживался на стул с раздосадованным видом, какой бывает у нас, когда мы сознаем, что не в силах помочь другу.
Затем на том же стуле появлялся Коркоран и, нетерпеливо подавшись вперед, выплевывал вопросы, как команды, и считал до трех, ожидая беспрекословного повиновения. На счет «три» Фриски и Тэбби принимались за дело, и так – пока Коркоран не уставал. Тогда он умиротворенно заявлял:
– Если не возражаешь, дружок, я переоденусь в свое блестящее сари, вставлю в пупок рубин и воткну пару петушиных перьев, – и, кланяясь и ухмыляясь, направлялся к двери. – Жаль, что ты не можешь составить мне компанию. Но если ты не распоешься к ужину, что же делать?
Никто, в том числе Коркоран, не задерживался слишком долго. Если человек отказывается говорить и настаивает на своем решении, зрелище вскоре приедается.
Только Джонатан, деливший свой внутренний мир с Софи, был свободен от какого бы то ни было интереса. Он не владел ничем, чем не хотел владеть, его жизнь была гармонична, он чувствовал себя независимым. Он поздравил себя с тем, что разделался с установленными обязательствами. Его отец, мать, приют и поющая тетушка Энни, его страна, его прошлое и Берр – за все он расплатился сполна. Ну а те женщины, которым он задолжал, больше не смогут докучать своими обвинениями.
И Джед? В этом было что-то очень приятное – расплатиться за грехи, которых не совершал. Конечно, он обманул ее у Мама Лоу, хитростью пробрался в дом, врал насчет себя – но у него было чувство, что он спас ее, Софи думала так же.
«А не слишком это мелко?» – спросил он Софи, как иногда молодые люди спрашивают у более опытных женщин о своих сердечных делах.
Она притворилась, что слегка сердится на него. «Мистер Пайн, мне кажется, вы слегка флиртуете. Вы же любовник, а не археолог. Натура Джед – нетронута. Она привлекательна и привыкла к тому, что ее обожают, с ней носятся, а иногда и обходятся не лучшим образом. Это нормально».
«Но я не поступал с ней дурно».
«Но вы и не носились с ней. Она не уверена в вас. Ей так было нужно ваше одобрение, а вы ей в нем отказали. Почему?»
«Однако, мадам Софи, что, вы думаете, она для меня?»
«Вы с ней связаны общим сопротивлением своему чувству. Это нормально. Такова обратная сторона взаимопритяжения. Вы оба получили то, чего желали. Теперь время подумать, что же дальше».
«Я не привык к таким. Она слишком банальна».
«Она вовсе не банальна, мистер Пайн. Я уверена, вы так и не привыкнете ни к кому. Однако ж вы влюблены, и это правда. А теперь немного поспим. У вас впереди работа, и нам нужно собрать силы, чтобы закончить путешествие. Что, лечение шипучкой было в самом деле так отвратительно, как предупреждал Фриски?»
«Хуже».
* * *Он снова почти умер, а когда очнулся, увидел, что здесь Роупер со своей заинтересованной улыбкой. Роупер не был альпинистом и не мог понять упорства Джонатана: зачем тогда вообще лазить по горам, если не стремиться покорить вершину? С другой стороны, Джонатан – гостиничный служащий – с симпатией относился ко всякому, кто может пренебречь своими чувствами. Он в самом деле хотел по-дружески протянуть Роуперу руку и втянуть его в бездну, чтобы шеф узнал, какова она: ты, который так горд своим неверием ни во что, и я с моей первозданной верой во все.
Джонатан снова подремал, а когда проснулся, оказался в Ланионе, где лазил с Джед по скалам, уже не задумываясь над тем, кто ждет его за поворотом, совершенно довольный собой и той, которая рядом.
