Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Фоллетт Кен

Шеф закончил подписывать целую пачку каких-то писем и поднял взгляд.

– Итак, что мы имеем?

Слово взял Коул:

– Тим Фицпитерсон будет жить, объявление по поводу нефтяного месторождения отложено, налетчики на фургон с деньгами ушли, прихватив с собой более миллиона, а в крикете Англия пытается всеми силами отыграть семьдесят девять очков.

– Ну и?..

– Если этого мало, то происходит еще нечто из ряда вон выходящее.

Главный редактор раскурил сигару. По правде говоря, ему очень нравилось, когда его отрывали от хозяйственных пустяков чем-то вроде сенсационного материала.

– Продолжайте.

– Помните, как во время летучки сюда вошел весь в возбуждении Кевин Харт, которого необычайно взволновал звонок предположительно от Тима Фицпитерсона?

Главный покровительственно улыбнулся.

– Если репортера в молодости ничто не возбуждает, то в кого он, черт возьми, превратится, когда постареет?

– Что ж, вероятно, наш юный коллега оказался прав, заявив, что напал на след скандального дела. Напомнить фамилии людей, по словам Фицпитерсона, якобы шантажировавших его? Кокс и Ласки. – Коул повернулся к Харту: – Дальше рассказывай сам, Кевин.

Харт, сидевший, закинув ногу на ногу, мгновенно принял более серьезную позу и подался вперед.

– Поступил еще один телефонный звонок. На этот раз от женщины, назвавшейся полным именем и давшей свой домашний адрес. Она заявила, что ее муж, Уильям Джонсон, участвовал в нападении на фургон с деньгами, в ходе которого получил огнестрельное ранение, полностью ослепившее его. А организатором налета был, по ее утверждению, Тони Кокс.

– Тони Кокс! – оживился главный редактор. – Вы проверили эту версию?

– Да. Некто Уильям Джонсон действительно находится в больнице с огнестрельным ранением в лицо. Причем рядом с его палатой дежурит полицейский детектив, дожидаясь, когда он придет в сознание. Я поехал и встретился с его женой, но она больше ни о чем не желает говорить.

Шеф, сам в свое время поработавший криминальным репортером, сказал:

– Тони Кокс – очень крупная рыба. Я бы поверил про него чему угодно. Мерзавец отпетый. Но продолжайте.

– Теперь очередь Мервина сделать свое сообщение, – объявил Коул.

– Большие проблемы возникли у одного банка, – начал эксперт по делам Сити. – У «Ямайского хлопкового банка». Это иностранное финансовое учреждение с отделением в Лондоне. Активно участвует в сделках на британском рынке. Но самое главное – личность владельца. Его зовут Феликс Ласки.

– Откуда у нас такие данные? – спросил главный. – Я имею в виду о возникших проблемах.

– Сначала мне дал наводку свой человек из числа моих информаторов. Я тут же позвонил на Тредниддл-стрит для проверки сведений. Разумеется, там никогда не дают прямых ответов, но, судя по их тону и манерам, все подтверждается.

– Хочу услышать в точности, что тебе было сказано.

Глэзьер достал свой блокнот. Он умел стенографировать со скоростью сто пятьдесят слов в минуту, и его записи всегда содержались в образцовом порядке.

– Я побеседовал с человеком по фамилии Лей, который, скорее всего, и занимается этим делом. Мы с ним хорошо знакомы, поскольку я…

– Не надо заниматься саморекламой, Мервин, – перебил главный редактор. – Мы все знаем, какие хорошие контакты у тебя в Сити.

Глэзьер усмехнулся:

– Прошу прощения. Так вот, прежде всего я спросил его, знает ли он о «Ямайском хлопковом банке». Он ответил: «Банк Англии располагает обширной базой данных обо всех банках в Лондоне».

Тогда я сказал: «Значит, вы знаете, насколько серьезное положение сложилось в «Хлопковом банке» сейчас?»

Он ответил: «Разумеется. Но это не значит, что я немедленно обо всем расскажу тебе».

Я спросил: «Они вот-вот пойдут ко дну – это утверждение верно или нет?»

Он ответил: «Пас».

Я сказал: «Брось, Дональд, мы с тобой не в телевизионной викторине участвуем. Речь идет о деньгах многих людей».

Он настаивал: «Ты же понимаешь, я не могу обсуждать подобные темы. Банки – наши клиенты. Мы обязаны оправдывать их доверие».

Я тоже заупрямился: «Тогда знай – я собираюсь опубликовать статью, что «Хлопковый банк» находится на грани банкротства. Ты дашь мне совет не выступать с подобной публикацией, потому что она не соответствует действительности, или нет?»

Он: «Могу только рекомендовать тебе сначала основательно проверить факты».

Вот примерно и все.

Глэзьер закрыл блокнот.

– Если бы с банком все обстояло нормально, он бы мне так и заявил.

Главный кивнул:

– Мне никогда не нравилась такого рода логика, но в этом случае ты, вероятно, прав, – он стряхнул пепел с кончика сигары в большую стеклянную пепельницу. – К чему нас все это подводит?

За всех ему ответил Коул:

– Кокс и Ласки шантажируют Фицпитерсона. Фицпитерсон пытается наложить на себя руки. Кокс устраивает налет. Ласки банкротит банк. – Он пожал плечами. – Что-то явно происходит, связывая эти события между собой.

– Что ты собираешься делать?

– Все выяснить. Разве не в этом суть нашей работы здесь?

Главный редактор поднялся и подошел к окну, словно пытался выиграть для себя время на размышления. Он чуть поправил жалюзи, и в комнате стало немного светлее. Полоски солнечного света пробежали по густому ворсу синего ковра, делая рельефнее его узор. Потом он вернулся за стол и снова сел в кресло.

– Нет, – сказал он. – Нам придется оставить все это, и я объясню, по каким причинам. Во-первых, мы не можем предсказывать крах банка, поскольку само по себе такое предсказание в нашей газете станет достаточным основанием для любого краха. Стоит только начать задавать в Сити вопросы о платежеспособности этого банка, как там тут же начнется паника.

Во-вторых, мы не должны пытаться выяснять личности налетчиков на фургон с деньгами. Это работа для полиции. И потом – что бы мы ни опубликовали, в будущем это сочтут попыткой оказать влияние на решение присяжных в суде, если процесс все же состоится. Нам может быть известно, что виновен Тони Кокс, но и полицейским тоже, а в таком случае мы осознаем, что арест подозреваемого неминуем или вероятен, и любые действия по делу становятся прерогативой органов юриспруденции. Так гласит закон.

В-третьих, Тим Фицпитерсон не находится при смерти. Начни мы рыскать по Лондону, раскапывая подробности его личной жизни, уже скоро кто-то из членов парламента поднимет вопрос о прессе вообще и «Ивнинг пост» в первую очередь, осуждая попытки журналистов рыться в грязном белье известных политиков. Эту сомнительную честь мы предоставим воскресным бульварным газетенкам.

И он положил обе руки на стол перед собой ладонями вниз.

– Простите, парни, но вот как обстоят дела.

Первым встал Коул.

– Хорошо. Тогда вернемся к повседневной работе.

Трое журналистов вышли из начальственного кабинета. Когда они вернулись в зал отдела новостей, Кевин Харт язвительно заметил:

– Если бы он был главным редактором «Вашингтон пост», Никсон выиграл бы очередные выборы как стойкий поборник закона и порядка [46].

Но никто не рассмеялся в ответ.

Глава двадцать девятая

– Я связалась с фирмой «Смит и Бернштейн» по вашей просьбе, мистер Ласки.

– Спасибо, Кэрол. Соедини нас… О, привет, Джордж!

– Феликс! Как идут дела?

Ласки сделал свой голос бодрым и жизнерадостным, хотя далось ему это с трудом.

– Лучше, чем когда бы то ни было. А ты сам? Поработал над своей подачей?

Джордж Бернштейн играл в теннис.

– Да, но она нисколько не стала сильнее. Помнишь, я начал обучать игре Джорджа-младшего?

– Конечно.

– Так вот, он уже меня обыгрывает.

Ласки рассмеялся.

– А как поживает Рэйчел?

– Если тебя интересует, похудела ли она, то нисколько. Кстати, только вчера мы с ней вспоминали о тебе. Она считает, что тебе необходимо жениться. Тогда я спросил: «Как, ты разве не знаешь, что Феликс голубой?» А она: «Не понимаю, что это значит. Пусть будет хоть зеленый, лишь бы обрел счастье». Я сказал: «Ты не поняла, Рэйчел. Он голубой в том смысле, что гомосексуалист». Она аж вязание выронила из рук. Эта дуреха мне поверила, представляешь?