Полина Дашкова - Источник счастья
— Что вы, Иван Анатольевич, меня весь вечер кормили. Я спать очень хочу.
— Вы смогли поесть? Спазмы прошли?
— А там невозможно было отказаться. Его экономка, фрау Герда, просто умерла бы от обиды, — Соня улыбнулась и покачала головой, — не волнуйтесь, я не уйду сейчас сразу спать. Давайте сядем. Записи профессора Свешникова и образцы препарата, с которым он работал, действительно существуют. Все в целости и сохранности.
— Данилов, то есть ваш дед, вам сказал?
— Да. Почти сразу. И сказал, и показал.
— Все у него дома?
— Да.
— Как он вам объяснил?
— А не нужно было ничего объяснять, в отличие от вас он сразу догадался, что я и так все уже знаю. Только не понимаю, зачем вам понадобился этот спектакль? Сначала с папой, потом со мной. Я никогда не видела людей, которым вы служите. Но вы производите впечатление человека вполне благоразумного. Вы всерьёз надеетесь, что профессор Свешников изобрёл эликсир молодости?
— Софья Дмитриевна, давайте попробуем сформулировать это несколько иначе. Мы хотим разобраться, с вашей помощью.
— А вам не приходят в голову простые вопросы: почему никто из его детей и внуков не захотел воспользоваться этим открытием? Что случилось с ним самим? Где люди, испытавшие на себе действие препарата? Что у вас есть, кроме смутных свидетельств о крысах, омолодившихся чудесным образом в домашней лаборатории профессора в 1916 году, и несчастного больного старика Агапкина? И уверены ли вы, что его долгожительство связано именно с препаратом, а не с индивидуальными особенностями его организма?
— Эти вопросы можно задать вашему деду.
— Нет. К сожалению, нет. Только Агапкину Федору Фёдоровичу, и больше никому. Вы молчите, — Соня слабо улыбнулась. — Вижу по вашему лицу, что и вам он пока на них не ответил. Но, наверное, если бы дело сводилось лишь к крысам, мы бы с вами здесь не сидели и папа мой был бы жив.
— Вы сказали Данилову про папу? — спросил Зубов.
— Нет. Я не смогла. Потом, конечно, всё равно придётся. Но не сейчас. Пусть папа ещё немного побудет живым для него. Знаете, что больше всего меня мучает? Папа сам рассказал Биму. Просто ему надо было с кем-то поделиться, посоветоваться, а Бим был близким другом. Папа пришёл к нему через день после возвращения отсюда. Я так ясно представляю себе их разговор. «Бим, я не знаю, что мне делать, как к этому относиться. Нашёлся мой родной отец. Я прожил жизнь без него, ничего о нём не знал, и вроде бы совершенно чужой человек, но такое родное лицо».
Соня так точно передавала интонации своего папы и Мельника, что у Зубова даже на миг возникло чувство, будто он слышит их разговор.
— Как вам кажется, — спросил он, — мог ваш папа сказать что-то о препарате?
— Разумеется, нет. Но назвал имя. Биму этого было достаточно. На следующее утро в институте он передал мне банку с папиными витаминами.
— Софья Дмитриевна, вы говорили, что отдали оставшиеся капсулы на экспертизу, — напомнил Зубов.
— Это не официальная экспертиза.
— Кто её проводит?
— Моя подруга, бывшая сокурсница.
— Где?
— У нас в институте, в отделе органической химии. Вы же были у нас. Мы на третьем этаже, они на пятом. Её зовут Оксана.
Зубов протянул Соне блокнот и ручку. Она написала ему телефоны и фамилию Оксаны и вдруг пробормотала чуть слышно:
— Папа ни за что не сказал бы о препарате. Вы же предупредили его, что об этом говорить можно только мне.
Зубов замер с блокнотом в руке и спросил:
— Что, простите?
— Иван Анатольевич, не смотрите на меня так испуганно. Я знаю, в последний свой вечер в ресторане мой папа ужинал с вами.
— Когда вы это поняли?
— Ещё вчера. Когда мы ехали в такси из аэропорта. У вас лицо было такое же, как сейчас. Не волнуйтесь, я ни минуты не думала, что вы могли папу убить.
— Спасибо, — улыбнулся Зубов, — надо же, а мне казалось, что я полностью владею своим лицом. Наверное, стал терять профессиональную форму.
— Просто вы живой человек, не робот. Иван Анатольевич, можно я теперь пойду спать? У меня глаза закрываются.
— Да, конечно, Софья Дмитриевна. У меня, честно говоря, тоже. Только один последний вопрос. Вы согласны заняться исследованием препарата?
— Куда же я теперь денусь? — Соня грустно улыбнулась. — Михаил Владимирович Свешников мой прапрадед.
Она с трудом доплелась до своего номера. Её шатало от усталости, но всё-таки прежде, чем отправиться в душ и лечь спать, она заставила себя включить компьютер. Надо было написать Нолику, сейчас хотя бы коротко, а завтра подробнее.
От него пришло целых три послания, и одно от Оксаны.
«Софи, прости, у меня полнейший завал. Твои капсулы я, конечно, сразу посмотрела. Там какая-то странная хрень, но точно не витамины. Надо мной висит монстр, мой шеф, так что я ничем посторонним заниматься сейчас не могу. Знаю, что тебе нужно поскорее, поэтому отдала твои капсулы Биму. Он как раз был сегодня в институте. Я все ему объяснила, он обещал, что сделает быстро и отправит тебе подробный отчёт».
Москва, 2006Звонок Зубова застал Петра Борисовича в очередной автомобильной пробке. Прозвучало всего одно слово: «мельник». Какой мельник?
Кольт решил, что ослышался или не туда попали. Но на телефоне высветился номер Зубова. Пётр Борисович перезвонил. Номер был занят. Иван перезванивал ему. Кольт дождался звонка, сердито крикнул:
— Иван, что за шутки?
Но в трубке он услышал голос Наташи.
— Петя, рекламные плакаты уже у тебя в офисе, я знаю, ты ещё не доехал. Посмотришь, выберешь. Презентация во дворце графа Дракуловского через две недели. Я уже обо всём договорилась, они даже курить разрешат везде, кроме графской спальни. Учти, ты должен обязательно присутствовать. Если тебя не будет, Светик очень расстроится, так что заранее отмени все, освободи вечер. И вот что, я тут сижу с Эдгаром, в «Жетэме», мы только что выпили за твоё здоровье. Кстати, Эдгар в восторге от твоего ресторана.
— Кто такой Эдгар? — печально спросил Пётр Борисович.
— Ну, привет! Я десять раз тебе говорила, — Наташа понизила голос, — погоди, я отойду, неудобно объяснять при нём. Слушай. Эдгар Опилкин, американец, глава крупного литературного агентства в Лос-Анджелесе. Он уже прочитал рукопись и говорит, что все отлично, книгу можно издавать в Штатах, правда, пока за свой счёт.
— Он читает по-русски?
— Конечно. Он эмигрант, из Днепропетровска, но это неважно, он уехал двадцать лет назад и успел здорово раскрутиться. Он все знает про западный книжный рынок, у него отличные связи в Голливуде. Если устроить грамотный пиар, деньги мгновенно окупятся. У него есть команда переводчиков, они уже начали работать, через месяц всё будет готово, и сразу можно делать сценарий, практически одновременно. Главную героиню Светик, разумеется, сыграет сама, на роли героев она хочет Бреда Питта и Тома Круза.
— Разве там у неё есть ещё герои, кроме неё самой? — вяло удивился Кольт.
— Конечно. Ты забыл? Один, с которым у неё любовь, молодой бизнесмен, второй злодей олигарх, он мстит ей за то, что она его отвергла. Вот его как раз будет играть Том Круз. Скажи, классно?
— Наташа, а баллотироваться в губернаторы, как Шварценеггер, она не хочет?
— Ну, если лет через пятнадцать. Кстати, неплохая идея.
— Тогда уж лучше сразу — в президенты, — Кольт тяжело вздохнул. — Скажи, а замуж она когда-нибудь собирается?
— В принципе да. У неё сейчас бурный роман с одним человеком, кажется, на этот раз всё очень серьёзно. Но это не телефонный разговор. Расскажу при встрече.
— Кто он?
— При встрече, — многозначительно повторила Наташа, — там все не просто. У него жена и трое детей, младшему полгода. Жена стерва жуткая, Светика ненавидит, непонятно, за что.
Кольт отключил телефон и позвонил Зубову с другого аппарата. Но даже когда выяснилось, что мельник не профессия, а фамилия, Пётр Борисович не сразу вспомнил и понял, о ком речь.
Выслушав сжатый, чёткий рассказ Ивана, Кольт велел шофёру разворачиваться, опять ехать на Брестскую и по дороге сделал ещё несколько звонков.
Федор Фёдорович по-прежнему сидел за компьютером, иссохшие пальцы быстро, легко летали по клавишам. Кольта он встретил ехидной усмешкой.
— Не спится тебе, Пётр, уже соскучился?
— Что ты можешь сказать о Мельнике? — спросил Кольт, тяжело падая в кресло.
Прежде чем ответить, старик долго молча смотрел в мерцающий экран, потом выключил компьютер, развернулся, взглянул на Кольта и медленно произнёс.
— Он не родился бездарностью, но стал ею. У него, безусловно, был талант, он мог бы кое-что сделать в науке, но теперь он пустое место. Так что подключать его к работе не советую.
— Но он профессор, доктор наук, у него много опубликованных трудов, он выступает по телевизору, ездит на международные конференции.
— Он занимается биологией, химией, фармацевтикой всю жизнь. У него великие планы. Он хочет создать эликсир молодости, получить Нобелевскую премию, стать всемирно известным и сказочно богатым. Его не назовёшь мечтательным бездельником, он упорно стремится к своей великой цели. Он трудится, ищет. Но у него получаются только яды. Ни одного лекарства, способного помочь, вылечить, облегчить боль, он так и не придумал. А за яд, даже самый необыкновенный, Нобелевскую премию вряд ли когда-нибудь дадут.
