Росс Макдональд - Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
— Но вы по-прежнему оставите себя во главе, мистер Хиллман. Так ничего не изменится.
— Изменится. — В голосе его прозвучали и фатализм и вызов.
— Что ж, может быть. Давайте просчитаем вероятности. Единственным доказательством против него является нож, но, если подумать, и это очень сомнительно. Он наверняка не брал его с собой, когда вы отправили его в «Проклятую лагуну».
— Я не обыскивал его. Может быть, и брал.
— Готов держать пари, что в «Проклятой лагуне» его обыскивали. Уж там бы не пропустили такое оружие.
Хиллман опять прищурил глаза, и они превратились в узенькие щелочки.
— Вы правы, Арчер. Я вспоминаю, когда он уходил, у него не было ножа. Я даже припоминаю, что видел этот злополучный нож после всего в тот же день.
— Где он был?
— В его комнате. В одном из ящиков письменного стола.
— И вы оставили его там?
— У меня не было причин поступать по-другому.
— Тогда любой человек, имеющий доступ в дом, мог забрать его?
— К несчастью, и Том тоже. Он мог пробраться сюда после того, как сбежал из школы.
— Но также не исключается и Дик Леандро. Ему не надо пробираться, он ведь входит и выходит в любое время.
— Да. Но что это доказывает?
— Пока ничего, но, если мы соединим это с тем, что, возможно, именно его видели вчера вечером у «Барселоны», то появится повод для некоторых размышлений. И все-таки, знаете, в этой версии что-то пропущено.
— Дик никак не может быть этим пропущенным звеном, — сказал он поспешно.
— Почему вы так заботливы по отношению к Дику?
— Я очень люблю его. А почему бы и нет? Он — очень приятный парень, в свое время я смог помочь ему. И он платит мне преданностью. Черт вас возьми, Арчер, — заговорил он искренне, — когда человек достигает определенного возраста, ему нужен кто-то, кому он мог бы передать свои знания или хотя бы часть их.
— И наверное, некоторые деньги?
— Практически да. Это будет зависеть от Эллен. Основные деньги у нее. Но я могу заверить вас, что для Дика это ничего не значит.
— Это кое-что значит для любого из нас, и я думаю, что это много значит для Дика.
— На чем основано ваше предположение?
— Он — приживал. Вы знаете, что это такое? Он живет за счет других людей. В данном случае за ваш счет. Скажите мне вот что. Дик знал об инциденте с револьвером в комнате Тома?
— Да. Он был в то воскресное утро со мной. Он отвозил меня сначала к судье, а потом обратно домой.
— Он в курсе очень многих событий, — отметил я.
— Это естественно. Он практически член нашей семьи. Дело в том, что я ждал его сегодня к вечеру. — Он посмотрел на часы. — Но сейчас уже слишком поздно, десятый час.
— Вы не можете вызвать его сюда?
— Не на ночь глядя. И потом, у меня вовсе нет желания брать себя в руки, чтобы появиться перед Диком.
Он робко посмотрел на меня. Тут-то мне и раскрылась его суть. В нем жили два человека: тщеславный, никогда не забывающий о своем лице-маске, и второй — тайный, скрывающийся под этой маской и никогда из-под нее не появляющийся.
Он водворил на место свою серебряную гриву и пригладил ее руками.
— Ночь — это все, что мы имеем, — сказал я. — Утром к вам может нагрянуть Бастиан, шериф и, возможно, уголовная полиция. И вам не удастся отделаться от них, просто заявив, что вы не покупали ножа. Вам придется давать объяснения.
— Вы действительно думаете, что нож взял Дик?
— На мой взгляд, у нас больше оснований подозревать его, чем Тома.
— Хорошо, я позвоню ему. — Он подошел к телефону.
— Только не говорите, что вы его ждете. Он может все бросить и убежать.
— Естественно, не скажу. — Он набрал номер и, когда на том конце провода сняли трубку, заговорил другим голосом, свежим и молодым. — Дик? Ты сказал Эллен, что к вечеру появишься. Удивительно, что я должен тебя ждать… Я знаю, что поздно. Я беспокоился, здоров ли ты… Что беспокоит? Очень жаль. Слушай, почему бы тебе не приехать прямо сейчас? Том вернулся домой! Разве это не прекрасно? Ты рад? Он хочет повидаться с тобой. И я, как обычно, буду рад видеть тебя. Нет, это не приказ… Прекрасно, я жду.
Он повесил трубку.
— Что с ним случилось? — спросил я.
— Он говорит, что плохо себя чувствует.
— Заболел?
— Нет, депрессия. Но он действительно обрадовался, что Том уже дома. Он скоро будет здесь.
— Хорошо. За это время я хотел бы поговорить с Томом.
Хиллман подошел и опять встал надо мной. В зеленом полусвете-полутьме я не мог как следует рассмотреть выражение его лица.
— До того, как вы поговорите с ним, я должен вам кое-что сказать.
Я ждал продолжения, но он молчал. Я спросил:
— Это о Томе?
— Это о нас обоих.
Он смутился, но глаза его по-прежнему испытующе всматривались мне в лицо.
— С другой стороны, не думаю, что я могу позволить себе так распуститься.
— Вы рискуете больше никогда не получить такой возможности, — сказал я, — до тех пор, пока вас не вынудят к этому. А это гораздо хуже.
— Здесь вы ошибаетесь. Никто этого не знает, кроме меня.
— Но это касается еще и Тома.
— Совершенно верно. Забудем об этом.
— Не надо больше никаких секретов, мистер Хиллман. Ведь должно же было вас чему-нибудь научить все происшедшее?
Но я уже видел, что он и сам хочет раскрыть секрет, но так, чтобы не нести ответственности за то, что он рассказал. Он медлил, глядя на меня сверху вниз своими холодными, стальными глазами.
Я подумал, что, когда Хиллман говорил о своих чувствах к Тому, голос его звучал совершенно искренне. Возможно, эта искренность и есть недостающая часть равенства.
— Том действительно ваш сын? — спросил я.
С ответом он не замешкался:
— Да, моя собственная плоть и кровь.
— И вы единственный, кто знает об этом?
— Конечно, знала Кэрол, и знал Майкл Харлей. Он согласился на это в обмен на кое-какие блага, которые я ему оказал.
— Вы вытащили его из Портсмута.
— Я помог. Не надо только воображать, что я сплел здесь какую-то жуткую интригу. Все произошло совершенно естественно. После того как Майкл и его брат были арестованы, Кэрол пришла ко мне. Она просила, чтобы я вступился за них. Я сказал, что постараюсь. Она была восхитительная девочка и выразила свою признательность естественным образом.
— Отправившись с вами в постель.
— Она подарила мне одну ночь. Я пришел к ней в комнату в отель «Барселона». Надо было ее видеть, Арчер, когда она разделась. Она осветила собой эту убогую комнату с медной кроватью.
Я прервал его возбужденное воспоминание:
— Медная кровать все еще там, так же как и Сайп был там до прошлой ночи. Сайп знал о вашей большой ночи на медной кровати?
— Сайп?
— Гостиничный детектив.
— Кэрол сказала, что в те часы он куда-то уходил.
— И вы говорите, что только раз были там?
— С Кэрол — только один раз. Я провел в «Барселоне» несколько ночей еще с одной девушкой. Наверное, я попытался вернуть наслаждение, полученное с Кэрол, или нечто похожее. Она была очень старательной девочкой, но Кэрол заменить не могла.
Я встал. Он заметил выражение моего лица и отскочил в сторону.
— Что с вами? Вам нехорошо?
— Сюзанна Дрю — моя подруга. Моя близкая подруга.
— Откуда же я мог это знать? — спросил он перекошенным ртом.
— Вы многого не знаете. Вы не знаете, как противно мне тут сидеть и выслушивать про ваши прошлые грязные похождения.
Он был изумлен. Я тоже был поражен собой. Сердито кричать на свидетелей — это привилегия второсортных следователей и прочих судейских.
— Никто не позволяет себе так разговаривать со мной, — заговорил Хиллман дрожащим голосом. — Убирайтесь вон из моего дома и держитесь от него подальше!
— С большим удовольствием.
Я почти дошел до входной двери. Это напомнило прогулку по глубокой липкой грязи. Тут Хиллман все же опомнился и окликнул меня:
— Послушайте…
Это было его любимое слово.
Я послушал. Он подошел ко мне, делая руками какие-то неопределенные движения.
— Я не могу продолжать сам, Арчер. Простите, если я чем-нибудь задел вас.
— Все в порядке.
— Нет, не все. Вы любите Сюзанну?
Я не ответил.
— В таком случае вы удивительный человек. Говорю вам честно, что не притрагивался к ней с сорок пятого года. У меня были некоторые неприятности с этим гостиничным сыщиком. Сайп…
— Вы избили его, — заметил я безучастно. — Я знаю это.
— Я проучил его на всю жизнь, — сказал Хиллман с некоторой гордостью. — Это был первый и последний раз, когда он выманил у меня деньги.
— Если не считать этой недели.
Повисло молчание, которое он и нарушил:
— Во всяком случае, Сюзанна потеряла интерес…
— Я не желаю говорить о Сюзанне.
