Джеффри Дивер - Под напряжением
— Гм… да… Он называется «Справедливость для Земли».
— А это ваши плакаты? Вы сделали их сами?
— Гм… да… Но, знаете, наш учитель, мистер Рахман… — он перевел взгляд на мужчину, стоящего рядом с ним, — немного нам помогал.
— Какие вы замечательные ребята, Тони! И мы должны сказать огромное спасибо тебе и всем твоим товарищам, которые учатся в третьем классе начальной школы имени Ральфа Уолдо Эмерсона в Куинсе, и вашему классному руководителю Питеру Рахману за то, что вы еще раз убедительно продемонстрировали нам, что в вопросах защиты окружающей среды дети могут сделать не меньше взрослых… С вами была Кэйти Бригэм из…
Фелпс нажал на кнопку, и очаровательная Кэйти Бригэм вместе с группой детей из начальной школы в Куинсе исчезла. Он откинулся на спинку кресла. Дельрей не мог понять, собирается ли его шеф расхохотаться или, напротив, сказать какую-то непристойность.
— Вот откуда она взялась, ваша «Справедливость для Земли», — почти процедил Фелпс сквозь зубы и тяжело вздохнул. — Можешь себе представить, Фред, в каком дерьме мы все оказались.
Дельрей повел своими густыми бровями.
— Мы просили Вашингтон о дополнительном ассигновании нам пяти миллионов долларов помимо расходов на мобилизацию четырехсот агентов. По Нью-Йорку, Уэстчестеру, Филли, Балтимору и Бостону судьями выписано два десятка ордеров. Мы были абсолютно уверены — на основании совершенно неоспоримых данных «Сигинт», — что группа экотеррористов похуже Тимоти Маквея и бен Ладена вот-вот поставит Америку на колени в ходе теракта астрономических масштабов. А выяснилось, что самые страшные террористы всех времен и народов — это всего лишь группа восьми- и девятилетних детишек. Кодовые слова для оружия «бумага и оборудование»? Они означали только бумагу и школьное оборудование. И обмен информацией происходил вовсе не в «облачной зоне», а в ходе самого обычного детского общения после обеда в начальной школе. Женщина, работающая с Рахманом? Скорее всего за женщину приняли маленького Тони, так как у него пока очень высокий голос… Слава Богу, мы не получили сообщений по «Сигинт» о ком-то, кто, например, «выпускает голубей» в Центральном парке, так как в подобном случае нам, вероятно, пришло бы в голову нанести предупредительный ракетный удар.
Наступила тяжелая пауза.
— Не вижу злорадства, Фред.
Дельрей пожал своими худыми плечами.
— Ты хочешь занять пост Такера?
— А его куда?..
— Куда угодно. В Вашингтон. Какое это имеет значение?.. Ну? Место моего заместителя? Если согласен, можешь приступить к исполнению обязанностей уже сегодня.
Дельрей не колебался.
— Нет, Джон. Спасибо, но нет.
— Ты один из наших самых уважаемых агентов. Многие стараются брать с тебя пример. Я прошу тебя серьезно обдумать мое предложение.
— Я хочу продолжать заниматься тем, чем занимался раньше. Это для меня очень важно.
— Ты настоящий ковбой, — усмехнулся Фелпс. — Ну что ж, а теперь тебе, вероятно, лучше вернуться к себе в кабинет, так как сюда уже идет Макдэниел для нелегкого разговора со мной. И у меня есть основания полагать, что тебе не хочется с ним встречаться.
— Наверное, вы правы.
Когда Дельрей подошел к двери, босс внезапно его окликнул:
— Фред, есть кое-что еще.
Дельрей резко остановился.
— Ты ведь работал с делом Гонсалеса?
Дельрею частенько приходилось не моргнув глазом залезать в самые отвратительные и опасные дыры города. И вот теперь он почувствовал, как застучала кровь у него в висках.
— Имеется в виду облава на торговцев наркотиками на Стейтон-Айленде? Да.
— Создается впечатление, что возникла некоторая путаница.
— Путаница?
— Да, с материалами дела.
— Вот как?
Фелпс протер глаза.
— В ходе ареста ваши группы насчитали тридцать килограммов наркотиков, пару десятков разных видов оружия и довольно крупную сумму денег.
— Совершенно верно.
— В пресс-релизе говорилось, что общая конфискованная сумма составила миллион сто тысяч. И вот сейчас мы готовим дело для представления Большому жюри присяжных, а в сейфе для хранения конфискованных денег всего один миллион.
— Мы ошиблись на сто тысяч долларов?
Фелпс наклонил голову.
— Нет, думаю, что вы не ошиблись. Здесь что-то еще.
— Угу. — Дельрей глубоко вздохнул: «Ну вот… начинается».
— Я просматривал отчеты, и, как ни странно, второй ноль в карточке по охране вещественных доказательств, ноль после первого миллиона, довольно слабо просматривается. Если на него взглянуть не очень внимательно, можно принять его за единицу. Кто-то, видимо, именно так и сделал и дал в пресс-релизе неверную информацию. И они написали «миллион сто».
— Понимаю.
— Просто на всякий случай нужно было поставить тебя в известность. Всего лишь опечатка. Общая сумма, конфискованная сотрудниками Бюро в ходе дела Гонсалеса, составляла ровно один миллион. Такова официальная точка зрения.
— Да, конечно. Спасибо, Джон.
Фелпс нахмурился:
— За что?
— За то, что вы все разъяснили.
Кивок. Кивок со значением, и значение его было верно истолковано Дельреем.
— Кстати, ты очень хорошо сработал в деле поимки Ричарда Логана. Несколько лет назад у него был план уничтожить полсотни военных и сотрудников Пентагона. Ну и кое-кого из наших. Я рад, что теперь он навеки останется за решеткой.
Дельрей повернулся и вышел из кабинета. Вернувшись к себе, он ограничился коротким нервным хохотом.
Третьеклассники?..
Затем вынул мобильник — послать эсэмэску Серене, что скоро будет дома.
84
Линкольн Райм поднял голову и увидел на пороге Рона Пуласки.
— Новичок, что ты здесь делаешь? Я думал, ты проводишь опись вещественных доказательств в Куинсе.
— Да, я был там. Но только… — Его голос сорвался, словно заглохший мотор автомобиля.
— Только — что?
Время приближалось к девяти часам вечера, и они были одни в гостиной у Райма. С кухни доносились приятные домашние звуки — Амелия с Томом готовили ужин. Райм вспомнил, что уже давно миновало время его повседневного коктейля, и сейчас Линкольна немного раздражало, что никто не позаботился налить виски в его пластиковый бокал.
Оплошность, которую по его указанию исправил Рон.
— Это не двойной, — буркнул Райм.
Пуласки его не услышал. Он подошел к окну и уставился на улицу.
Сцена как будто из старого английского фильма, подумал Райм, и начал потягивать любимый напиток через соломинку.
— В общем, я принял решение. И хотел сообщить о нем вам первому.
— В общем? — переспросил Райм.
— Я хотел сказать, что принял решение.
Райм поднял бровь. Он не собирался подталкивать Пуласки к исповеди. Интересно, что же последует за таким вступлением, подумал он, хотя, вероятно, уже знал что. С одной стороны, вся жизнь Райма была посвящена науке, но с другой — ему приходилось руководить сотнями подчиненных и полицейских. И, несмотря на его раздражительность, грубоватость, приступы дурного настроения, он всегда был рассудительным и справедливым боссом.
По крайней мере пока вы честно выполняли свою работу.
— Продолжай, Новичок.
— Я ухожу.
— Откуда?
— Из полиции.
— А…
Райм стал обращать внимание на язык тела с тех самых пор, как познакомился с Кэтрин Дэнс, и понял, что сейчас Пуласки излагает перед ним давно и много раз отрепетированный текст.
Рон провел рукой по своим коротко остриженным светлым волосам.
— Уильям Брент.
— Агент Дельрея?
— Да, сэр.
Райм хотел было напомнить молодому человеку о том, что он не любит, когда к нему обращаются с такой официальной почтительностью, но вместо этого только сказал:
— Продолжай, Пуласки.
С мрачным лицом и потемневшим от бесконечных раздумий взглядом Рон уселся в скрипучее плетеное кресло рядом с Раймом.
— Дома у Гальта я был очень напуган. У меня началась паника. Я утратил здравый смысл. И забыл о своих обязанностях. — И, как бы подводя итог, добавил: — Я не смог оценить ситуацию должным образом и повести себя так, как требовали обстоятельства.
Он напоминал школьника, который не знает толком ответов на тест и потому быстро их проговаривает в надежде на то, что какой-нибудь из них попадет в цель.
— Он же вышел из комы.
— Но он мог умереть.
— И по этой причине ты собираешься уйти?
— Я совершил ошибку, которая едва не стоила человеку жизни… Я не могу ручаться, что сумею выполнять свои обязанности с необходимой эффективностью.
Господи, где он только таких слов набрался?
— Речь идет о несчастном случае, Новичок.
— Который мог бы и не произойти.
— То же самое можно сказать обо всех несчастных случаях.
