Чарльз Де Линт - Лунное сердце
«Потому что уж такой у меня характер», — ответил он сам себе.
И внезапно решительно поднял голову. Он — Пэквуджи! Не такой, конечно, могущественный, как Хозяин Леса, но тоже кое на что способен. Не такой мудрый, как квин-он-а, но тоже не тупой. Он — Пэквуджи, и этим все сказано. Он всегда один, но одиночество ему незнакомо. Ибо весь мир — его дом.
Страхи смыло с него разом, как смывают волны пену с береговых скал. Его круглые, как у совы, глаза ярко блестели в темноте, когда он встал на ноги и огляделся. И тут он услышал мысленный зов Сары, обращенный к нему. «Ага!» — подумал он, чувствуя, как властно звучит ее призыв. Так может звать сама Бабушка Жаба, таинственная, как секреты старых камней, которые некогда бродили, а теперь лежат неподвижно.
Хэй-нья!
Нравилась ему эта хирока, с которой он встретился только во сне, но с тех пор издалека наблюдал за ней. Он и в будущем тоже любил ее — так по крайней мере свидетельствовали ее воспоминания. Что-то в ней было не от медведя и не от волка, а от какого зверя, он понять не мог. Что-то нежное, как лунный свет, но крепко укоренившееся в складках земли. А вот когда она отрастит рожки…
Пэквуджи поднял голову к ночному небу и крикнул:
— Ты видишь ее, Мать Луна? Она твоя дочь, хоть у нее и нет рогов. Но долго без них она ходить не будет!
Ветер зашелестел ветками кедра и зашуршал тонкими иглами ели.
Хэй-нья-хей!
Пэквуджи рассмеялся. Раскинув руки, он обернулся совой. Крылья бесшумно рассекали ночной воздух, когда, летя высоко над темными деревьями, он спешил к той, которая послала ему призыв.
Этот молчаливый призыв слышали и другие.
Талиесин, наигрывавший на арфе в круглой башне над морем, на миг замер, потом заиграл снова. «Зови его, зови, — подумал он. — Пусть маниту поможет тебе там, где я бессилен». Однако звуки арфы выдавали, как он разочарован.
Мэй-ис-хюр кивала над своим ткацким станком. «Да, Куничка, правильно, зови этого кузена Старого Койота! Только помни, о чем я тебя предупреждала! Каким он будет, зависит от того, что у тебя в душе».
Она посмотрела на Хагана — тот поднял голову, взглянул сперва на нее, потом на барда и снова уткнулся в свои сети. Он слышал только свист ветра, но, прожив так долго с этими двумя, научился чувствовать — для них ночь говорит что-то, чего он не понимает. Что-то такое происходит. Девчушка ушла. Талиесин нахохлился, как больная птица, и Мэй-ис-хюр уж слишком притихла. Но друиды все такие — что шаман, что арфист. Вечно им слышится что-то в шепоте ветра, мерещатся какие-то видения в искрах честного костра, во взмахах птичьих крыльев в небе. Да ну их! Не его это дело.
А в лесу застыли на месте три трагг-и, занятые охотой.
Головы на тонких шеях круто повернулись. Желтые клыки блеснули в свете звезд, и в ночной тишине раздалось громкое лязганье. Это бряцали их когти.
Прислушиваясь, трагг-и смотрели друг на друга, их пасти кривили змеиные усмешки, на мордах была написана готовность развлечься. Если эта хирока, которую они выслеживают, так и будет звать кого-то, они ее быстро найдут. Они инстинктивно определили, в какую сторону двигаться, рассчитали расстояние между собой и голосом и затрусили в нужном направлении. Если бежать с такой скоростью, они настигнут ее задолго до восхода солнца.
Талисман, который она носит, они отдадут Мал-ек-е. А вот ее безрогая душа достанется им. Тело ее послужит им пищей, а из костей они изготовят себе амулеты.
Долгое время Сара ни о чем не думала, ничего не ощущала, она была лишь частью своего призывного крика. Он, словно древняя мелодия, звучал в унисон ритмичному биению ее сердца. Однако ее призыв становился все тише и наконец замер. Сара открыла глаза. Перед ней был Пэквуджи.
Маленький человечек стоял чуть поодаль, серьезно глядя на нее большими глазами.
— Пришел! — выдохнула Сара.
Пэквуджи кивнул:
— Я — как прилив, всегда прихожу на свидание.
Сара улыбнулась:
— Я и не знала, что мы назначили свидание.
— А как же! — Пэквуджи сел и не торопясь положил ногу на ногу. — Похоже, ты спокойна, — заметил он. — Во всяком случае спокойней, чем была, когда мы виделись в последний раз.
— Это просто потому, что здесь все дышит покоем. И этот камень, и воздух — ну, словом, все кругом. Но мои страхи остались при мне. Они просто прикрываются спокойствием, а на самом деле мечутся, крутятся и наскакивают друг на друга. Честно говоря, мне не хочется о них думать, но раз ты тут, придется. — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Пэквуджи! Если мне только снилось, что мы с тобой встретились, то откуда ты знаешь об этом сне? Значит, это было на самом деле?
— Конечно было. Я явился к тебе, как является тотем — во сне, чтобы предостеречь тебя. Мне казалось, они решили несправедливо. Как можно ожидать от тебя такого, если они не хотят посвятить тебя в предысторию?
— Они? Кто это?
— Талиесин и его тотем — Олень. Хозяин Леса, прибывший из-за Большой Воды.
Сара вспомнила, что вчера ответил ей Талиесин, вернувшись из леса. Он сказал, что виделся с «оленем, поймавшим луну». Значит, это не был просто красивый образ, к которым прибегают барды. Вернее, может, это и был образ, но ей следовало в него вдуматься. Ей припомнился маленький костяной диск, на одной стороне которого были изображены ветвистые оленьи рога, на другой — четвертинка луны.
— Вчера ночью ты был какой-то… неопределенный, — сказала Сара.
— Я очень боялся, — признался Пэквуджи.
— Кого? Талиесина?
— Нет! Его деда. Хозяева Леса всемогущи, Сара. Я знал, что вмешиваюсь не в свое дело. А они быстры на расправу.
— Ну а теперь почему ты перестал бояться?
У Пэквуджи сделался сконфуженный вид.
— Ладно, — сжалилась Сара. — Не хочешь, не говори! Меня огорчит, если из-за меня ты попадешь в беду.
Пэквуджи долго сидел с серьезной физиономией, но вдруг на его губах расцвела улыбка.
— У меня здесь все изменилось, — сказал он и постучал себя по груди. — Да кто такие эти Хозяева Леса, чтобы указывать Пэквуджи, как ему себя вести?! — решил я. Я здесь живу столько же, сколько они. Не говоря уж о том, что этот олень — Хозяин Леса — нездешний. С какой стати мне его бояться?
Глядя на него, Сара понимала, что на девяносто процентов его слова — бравада. Но ничего плохого в этом не было. Когда знаешь, что тебе грозит, и все равно делаешь по-своему, это — храбрость.
— Спасибо тебе за то, что хочешь мне помочь, — сказала Сара.
Человечек продолжал улыбаться, потом спросил:
— Что ты решила?
— Вернуться в свое время. Раз я знаю теперь дорогу сюда, я ведь смогу возвратиться, правда?
Пэквуджи с сомнением покачал головой:
— В Дальнем Мире волшебство действует не так хорошо. Попасть туда тебе будет нетрудно. А вот сюда, обратно? Это потребует больших усилий, ты на них еще не способна.
— Я знаю, что вернуться будет трудно. Но у меня нет выбора, я должна попасть в свой мир. Мои друзья и родные считают, что я пропала. Они, наверное, умирают от страха за меня. И потом — надо же пройти все эти испытания, назначенные Старейшими.
— Если ты вернешься, ты поступишь как раз так, как они хотели. Тебя ждут опасности.
— Я знаю. Демон Киерана. Что ж, придется испытать судьбу.
— Этот Демон пострашней, чем трагг-и, — сказал Пэквуджи Саре. — Не возвращайся туда, Сара! Здесь ты сильна, и силы у тебя будут прибывать. А в Дальнем Мире тебе будет во сто раз труднее.
— Я и это знаю, — вздохнула Сара. — И зачем Старейшим понадобилось, чтобы я обязательно встретилась с этим Демоном?
— Дело даже не во встрече с ним, — объяснил Пэквуджи. — Дело скорей в том, сумеешь ли ты принять вызов. Родные Рыжеволосого, по-видимому, придают этому большое значение.
И Пэквуджи рассказал Саре о беседе между дедом и внуком, которую он подслушал.
— Похоже, что Талиесин был удивлен условиями Старейших не меньше, чем я, — заметила Сара, когда Пэквуджи закончил рассказ.
— Да, его душа и ум воевали друг с другом, — подтвердил Пэквуджи.
— Тогда дело обстоит совсем скверно, — сказала Сара. — Если уж Талиесин собрался стольким пожертвовать ради меня, придется мне пройти это испытание до конца. Ведь Демон охотится даже не за мной — ему нужен Том Хенгуэр, учитель Киерана. — Но тут она вспомнила, что показывал ей будущий Пэквуджи, и малыш уловил ее видение, они оба понимали, что она приукрашивает правду.
— Не возвращайся, — попросил Пэквуджи. — Погляди на себя. Здесь ты дома.
Он имел в виду платье, в которое Мэй-ис нарядила Сару. С косичками, в мокасинах и длинных штанах, Сара, наверное, и впрямь выглядела туземкой. Но она встряхнула головой.
— Нет, не дома. Я сама не знаю, где мой дом. Раньше знала — дом там, где я нахожусь. Но это было до того, как я узнала все, что знаю теперь. Как я смогу быть прежней, когда поняла, что существуют волшебство, магия, что мир не один, их видимо-невидимо — только исследуй! Теперь, когда я узнала, каково это — ощущать такой мир и покой в душе, разве я смогу быть счастливой, не стремясь снова это почувствовать?
