Иван Сербин - Черная акула
– Да я и так уже все рассказал, а про парня этого забыл, потому что не думал с ним больше встретиться. Просто передал бы фотографию в прокуратуру, подписал бы постановление об объявлении во всесоюзный розыск, вот, пожалуй, и все.
– Ну и не дал бы твой розыск ничего.
– Почему?
– Сваливать он собирается, – пояснил Проскурин, усмехнувшись. – Чего же тут непонятного? Выезд за границу – это единственное, для чего необходим настоящий документ. Сдаст он корочки Панкратова в какую-нибудь конторку, занимающуюся туризмом, те быстренько сделают загранпаспорт, и ту-ту, ищи его потом. Получит свои денежки и отвалит. Покрутится пока где-нибудь в Иране или в Латинской Америке, а через годик-другой переберется в местечко потеплее. Ясно как божий день.
– А что, когда выписывают загранпаспорта, не проверяют, что ли? – удивился Максим.
– А что тут проверишь? Панкратов, – я имею в виду настоящий, – заявление об утере паспорта не подавал. Я так понимаю, что ничего криминального за ним не числится. В ОВИРе сейчас таких заявлений куча, да и у любого крупного турагентства там свои люди сидят. Берут свеженький загранпаспорт, вклеивают в него фотографию, шлепают печать, и пожалте, товарищ Панкратов, летите себе вольным лебедем, куда вам заблагорассудится. И все законно, понял?
– Ну а если все-таки проверят?
– Ну и пусть себе проверяют, – пожал плечами Проскурин. – Внешне, я имею в виду рост, вес, размер штанов, Панкратов – настоящий Панкратов – от своего двойника не сильно отличается. А остальное – дело техники. Возраст же и вовсе никакого значения не имеет, если разница не больше десяти-пятнадцати лет. Возраст – он только на бумаге заметен. Конечно, оптимальный вариант, если этот парнишка, «голубой», лет двадцати пяти будет. В двадцать пять ведь фотографию в паспорте меняют. Но в крайнем случае можно и так. Взял паспорт, наклеил бороду, паричок надел, – а можно и не надевать, все равно, – пришел в РЭУ, сказал, что мне, мол, надо ехать за бугор, а там требуют новую фотографию в паспорте, чтобы удостоверить личность. Тебе делают выписку из домовой книги, подписываешь ее у начальника РЭУ, затем идешь в то же самое турагентство, сдаешь выписку вместе с новыми фотографиями, и все. Никаких хлопот. Потом возвращаешь обычный, в смысле, нормальный паспорт на место, то бишь хозяину. Подкидываешь куда-нибудь или находишь у него же в квартире, удивляешься, что это, мол, ты паспорта-то разбрасываешь? Прибери куда-нибудь. – И все.
– Пожалуй, – согласился Максим. – Опять же на такого человека если внимание и обратят, то все равно разглядывать неловко. Еще подумает, что сам, не дай бог, интересуешься. В паспортном столе, кстати, так и получилось.
– Во-во, – кивнул Проскурин. – Они могли таким образом всю свою бригаду паспортами снабдить, хитрованы.
– Одного не могу понять, – пробормотал Максим, – зачем Саликову со всеми его хитростями понадобилось танки угонять?
– Этого никто не знает, – пожал плечами Проскурин. – Может быть, жадность обуяла. Тридцать пять машин – это миллионов сорок пять – пятьдесят. Да пять самолетов. За все про все почти полторы сотни и набегает. Сам понимаешь, в таком деле куча народу завязана. Со всеми поделиться надо. Хотя, если честно, не верится мне, что Саликов пожадничал. Он достаточно умен, чтобы не делать подобных глупостей.
– Да, – кивнул Максим. – Нам бы действующих лиц верно расставить, – вздохнул он, – и все стало бы ясно.
– Кстати, – вдруг вспомнил Проскурин, – мне тут нынче приятель посоветовал в библиотеку сходить. Тогда, говорит, поймешь, с кем дело имеешь.
– Зачем? – не понял Максим.
– Не знаю. Сказал: «Газеты почитай».
– Ну так сходи.
– Прямо сейчас?
– Завтра.
– Завтра схожу, – пообещал Проскурин. Они притормозили возле уже знакомого Максиму двухэтажного деревянного дома.
– Посиди здесь. Проскурин кивнул:
– Без проблем. Максим вошел в подъезд. На этот раз ждать пришлось минут шесть-семь. Наконец дверь открылась и в проеме появилось заспанное лицо Панкратова.
– А, это вы. – Он сонно вздохнул и взглянул на наручные часы. – Десять минут третьего. У вас в прокуратуре поздние визиты в порядке вещей? – В голосе его послышалось раздражение.
– Валерий Валерьевич, – понизив голос почти до шепота, сказал Максим, – мне срочно требуется ваша помощь.
– Что, сию секунду, что ли?
– Да, именно сию секунду. Немедленно. Вы сказали, что занимаетесь художественной фотографией.
– Ну да. Срочный заказ? – усмехнулся Панкратов. – Заходите, что на пороге-то стоять? Соседей перебудите, разговоров потом не оберешься. И кого же снимать?
– Это очень важная съемка, и нам нужен настоящий профессионал. Кстати, надо захватить это приспособление для фотографии… удлиненный объектив.
– Телевик? – уточнил Панкратов.
– Да-да, именно.
– Интересно. А до утра вашу съемку никак нельзя отложить?
– До утра нельзя, – жестко ответил Максим. – Обязательно сейчас.
– Ну хорошо. – Панкратов начал одеваться. Одевшись, он подхватил фотоаппарат, кофр с принадлежностями, сигареты с зажигалкой в карман сунул.
– Там курить нельзя, – предупредил Максим.
– По дороге-то можно? Конечно, если это принципиально важно, я могу не курить, но сами понимаете: спросонья всегда особенно хочется затянуться.
– Понимаю. Они вышли, спустились к машине. Панкратов сел рядом с Проскуриным на заднее сиденье, Максим устроился на переднем.
– Давай, Паша, назад, – сказал он на вопросительный взгляд водителя.
– Хорошо, товарищ полковник.
– А это кто? – Панкратов покосился на Проскурина.
– Это мой коллега из ФСК, – пояснил Максим. – Мы вместе курируем дело.
– Ясно. – Панкратов помолчал и добавил: – Вообще-то я не обязан снимать для прокуратуры. Моя работа дорого стоит, особенно ночная.
– Успокойся, мастер, – многообещающе протянул Проскурин. – Я тебе сам заплачу по высшему тарифу, если хорошие снимки сделаешь. Так, чтобы все четко, чтобы каждую травинку можно было разглядеть.
– Договорились, – легко согласился Панкратов, хотя всем было ясно, что и без денег стал бы снимать, никуда бы не делся. Через полчаса они уже снова брели через подлесок. Вот и хорошо утоптанный пятачок, откуда Максим с Проскуриным наблюдали за погрузкой. Панкратов посмотрел в сторону завода.
– Здесь что, наркотики изготавливают? Проскурин удостоил фотографа мимолетным неприязненным взглядом и буркнул:
– Мастер, тебе же сказали: за работу заплатим. Остальное – не твоего ума дело. Обойдись без лишних вопросов. Щелкай давай. Вон те вагончики видишь? И постарайся почетче снять, чтобы номера видны были. Панкратов быстро глянул на Проскурина, затем перевел взгляд на Максима, который, казалось, даже не заметил их короткой перебранки, и склонился над камерой. Через секунду фотоаппарат уже щелкал вовсю. Максим автоматически отметил, что вместо десяти вагонов закрытыми стоят уже семнадцать.
– Шустро, – вздохнул он. В это время Проскурин повернулся к Панкратову.
– Слышь, мастер, сделай пяток снимков, чтобы привязка к местности была. Здания, деревья высокие, мачта прожекторная.
– Хорошо, понял, – быстро ответил тот и, чуть сдвинув камеру, принялся щелкать затвором. Работал он сноровисто и точно. Ни одного лишнего движения. В этот момент Панкратов был похож на снайпера, уже выбравшего мишень и загоняющего патрон в патронник. Он повозился с фотоаппаратом, сменил катушку и отщелкал еще тридцать шесть кадров. – Семьдесят два кадра хватит?
– Хватит, – кивнул Максим. – Теперь вот что, Валерий Валерьевич. Эту пленку необходимо проявить как можно быстрее. И фотографии напечатать тоже нужно быстро. Время поджимает.
– Как можно быстрее? – Панкратов снял телевик и задумчиво принялся отсоединять камеру от штатива. – Дня через три устроит? Проскурин повернулся и посмотрел на него как на сумасшедшего. Максим торопливо пояснил:
– Валерий Валерьевич, снимки необходимо сделать к утру.
– К утру? Да вы что? Даже если всю ночь горбатиться, и то пленка не успеет просохнуть. Это ж «Кодак», ребята.
– Заплатим тебе, и за срочность заплатим. Бросай все, – ввязался в разговор Проскурин. – Понял? Все задвинь, иначе я тебе такие неприятности устрою, всю жизнь будешь отмываться. И все свое дерьмо на тебя повешу. Да еще ребят из УВД попрошу, они помогут, соберут все «висяки». Лес отправишься валить лет на пятнадцать. Понял? Давай действуй.
– Максим Леонидович, товарищ полковник… – Панкратов повернулся к Максиму, но тот молчал. – А если… – начал было Панкратов, вновь оборачиваясь к Проскурину. Но тот жестко смотрел на него.
– Ты – профессионал. И если вдруг выяснится, что фотографии не получились или ты случайно пленку засветил, я не поверю. А не поверив, оторву твою педерастическую головенку вместе с хреном, понял? Я тебе клянусь. Вон Максим знает: если я что-нибудь сказал, так и будет. Максим кивнул, давая понять, что да, действительно, этот человек слов на ветер не бросает. Панкратов побледнел.
