Полина Дашкова - Эфирное время
Он видел свою молодую красавицу маму и самого себя в эпизоде, трехлетнего худенького мальчика с огромными светлыми глазами. На съемках ему пришлось плакать, реветь во всё горло. По сюжету он выползал из-под обломков разбитого поезда, искал среди искалеченных трупов свою мать, растирал по щекам слезы и кричал: «Мама! Мамочка!»
Сцена вышла настолько трогательной, что несколько поколений зрителей плакало в этом месте. Отчаяние маленького Мишеньки Батурина не было игрой. После переезда в Америку, в Голливуд, он слишком редко видел свою маму и очень скучал по ней. Она почти сразу стала звездой и была постоянно занята на съемках.
Майклу Бэттурину шел восемьдесят второй год. Он был богат, однако не прекращал работать. Он любил вспоминать слова своего деда, доктора медицины, о том, что лучшее лекарство от всех болезней, в том числе и от старости, – это работа.
Старый адвокат Бэттурин с молодой горячностью участвовал в гражданских и уголовных процессах. Возраст не убавил сил, но прибавил славы и опыта. Его услуги по-прежнему стоили очень дорого. Он выигрывал почти все процессы, за которые брался, даже совершенно безнадежные. Каждое его выступление в суде было маленьким моноспектаклем, и говорили, что ему по наследству передался артистический талант его знаменитой матери.
Каждый раз, когда он смотрел черно-белые фильмы с ее участием, ему было жаль, что пленка не передает яркой, праздничной синевы ее глаз.
Софи Порье сыграла за свою жизнь больше сорока ролей, из них двадцать были главными. Она трижды выходила замуж, сначала за кинопродюсера Дугласа Дарвина, потом за скандально-известного французского кинорежиссера Филиппа Бонье. Последним ее мужем стал нефтяной магнат Генрих Краузе.
Летом 1968-го она закончила сниматься в фильме по роману Агаты Кристи, где Сыграла роль мисс Марпл, и заехала на пару дней к сыну, сюда, на эту виллу. Весь вечер она учила своего тринадцатилетнего внука Кевина бить чечетку. Ее маленькие узкие ступни летали, не касаясь дубового паркета, так легко, как будто не было земного притяжения, и время остановилось.
На следующий день она улетела в Ниццу, к мужу. А через неделю маленький спортивный самолет Генриха Краузе, в котором летел он сам и Софи, врезался в птичью стаю и разбился над французскими Альпами.
Софье Батуриной было семьдесят лет.
Разбирая бумаги матери, адвокат Бэтурин наткнулся на истрепанную, почти истлевшую толстую тетрадь в темно-синем клеенчатом переплете. Страницы сыпались, строки расплывались. Адвокат решил восстановить текст, сначала переписал от руки, потом отдал перепечатать на машинке, позже ввел в компьютер.
Совсем недавно, в девяносто седьмом году, ему пришло в голову написать книгу о своей знаменитой матери. Писал он сам, по-русски и по-английски. К столетию со дня рождения Софи Порье книгу выпустило американское издательство «Метрополитен». Английский вариант стал бестселлером недели, права на русский текст адвокат продал российскому издательству «Витязь».
На банкете, посвященном выходу книги и столетнему юбилею Софи Порье, журналист из газеты «Таймс» спросил, не собирается ли господин Бэттурин отправиться в Россию, чтобы найти брошь со знаменитым алмазом.
– Разумеется, я бы отлично выглядел в русской деревне с лопатой в руках, – усмехнулся адвокат, – но я слишком стар для такого романтического приключения…
Впрочем, стариком себя Майкл Бэттурин пока не чувствовал, разве что все чаще вспоминал детство и смотрел старые фильмы.
Что так сердце забилось ретиво,
И мне прошлого больше не жаль.
Пусть же кони с серебряной гривой,
С бубенцами уносятся вдаль, –
подпевал он низким, чуть дрожащим голосом своей юной маме на экране.
Стеклянная стена гостиной выходила на океанский берег. Там покачивались белые яхты, кричали чайки.
Адвокат Майкл Бэттурин чувствовал себя здоровым, молодым и счастливым. Его последней жене, голливудской актрисе Джуди Мильтон, было тридцать пять. Младшему сыну десять. Всего у Майкла было четверо детей, семеро внуков и двое маленьких правнуков. Дети знали русский, но говорили с сильным акцентом. Для внуков этот язык был чужим. По-русски они могли сказать не более трех слов: «мьюж-жик, вьодька, нья здеоровия».
