Николай Оганесов - Играем в «Спринт»
Однажды, выйдя из магазина, она увидела его идущим под руку с девушкой в длинном кожаном «макси». Хотела устроить скандал прямо здесь, на улице, но, представив, как смешно будет выглядеть рядом с ними со своей перегруженной продуктами сумкой, отложила разговор на вечер. А дома, стоило ей заикнуться, Игорь с наглой ухмылкой предложил: «Давай разведемся. Расходы, так и быть, возьму на себя».
Что было делать? Подавать на развод? Мало что осталось от ее прежней любви к нему, и все же слишком многое было позади, слишком большой ценой достался ей Игорь. И главное: была еще Наташка — дочь, называвшая его папой. Невзирая ни на что, Тамара продолжала делать уступку за уступкой: все, что угодно, только не развод. Он заночует у товарища — пусть, она промолчит; он пьет — она тоже будет пить!
Так в нижнем ящике серванта появился потаенный графинчик с портвейном. Вечерами, в ожидании мужа, Тамара, морщась, выпивала рюмку-другую и, чтобы как-то заглушить в себе чувство одиночества, подолгу простаивала у зеркала, один за другим примеряя все свои наряды. Многое из недавно купленного жало, не сходилось в поясе, многое успело выйти из моды, однако она с одинаковой аккуратностью вешала одежду на плечики и прятала в шифоньер до следующей примерки. Иногда за этим занятием ее заставал Игорь.
— Все любуешься? — спрашивал он и вытаскивал из портфеля бутылку. — Ладно, хоть ты и не заслужила, держи. Купил по случаю — специально для знатоков! «Стременная»!
На ее слабость он смотрел сквозь пальцы. А может, она его даже устраивала. Если дома не было Наташи, они пили вместе, и тогда ненадолго возвращалось что-то отдаленно похожее на прежнюю близость…
Сколько могло длиться такое существование, сказать трудно. Одно она понимала четко: бесконечно это продолжаться не может — за стенами их квартиры шла иная, настоящая жизнь, люди работали, любили, приносили какую-то пользу. Даже семилетняя Наташка как-то спросила: «Мама, почему у нас не так, как у всех?» — «Да потому, — чуть было не ответила ей Тамара, — что у всех семья, а у нас общежитие, куда твой папа приходит только переночевать…» Для нее уже не было секретом, что Игорь нечист на руку, приносит домой гораздо больше, чем выдают в зарплату, да еще умудряется собирать. О сбережениях мужа она узнала совершенно случайно — нашла сберегательную книжку, спрятанную в потайном отделении тумбочки. Ее поразило не то, что он это делает втайне от нее, — к этому привыкла, а вопрос: откуда Игорь берет деньги? Ворует?! Что же делать?! С кем посоветоваться? С отцом — не позволяла совесть, сама оттолкнула его. Со Светланой Сергеевной — исключено, та давно потеряла всякий интерес к делам сына. Не идти же самой заявлять в милицию. В прошлом году, обнаружив у него в кармане конверт с тысячью рублями, совсем уже было собралась пойти к его матери, да все откладывала со дня на день, пока грянувшие после Нового года события не избавили ее от этой необходимости. Девятнадцатого Игоря арестовали. Первые дни она крепилась, Наташе сказала, что папа в командировке. С отцом на эту тему не разговаривала. Он сам не выдержал — пошел, разузнал, что к чему. Потом несколько раз и ее вызывали в прокуратуру. Вчера тоже…
Тамара почувствовала, как кто-то коснулся ее плеча.
— Не стой на сквозняке, простынешь, — сказал отец, отводя глаза от ее заплаканного лица.
Похоже, все это время он стоял в подъезде рядом с ней. Она отвернулась, вытирая щеки подолом фартука.
— Не надо, доченька, — пробормотал он, — успокойся. Пойдем в комнату, здесь холодно.
Она послушно направилась к двери, у порога приостановилась, намереваясь сказать ему что-то важное, необходимое, но слов не было.
— Ничего, ничего, — смешался он и тут же, изменив интонацию, командирским голосом, чтобы его услышала внучка, распорядился: — Наталья, я беру тебя с собой. А ты, — он повернулся к Тамаре, — через полчасика выгляни во двор. Приедут грузчики с машиной. Без нас не приступайте.
Испытывая безотчетное облегчение, к которому примешивалась робкая радость от мимолетно возникшей былой близости к отцу, она проводила их на прогулку и, подойдя к окну, прижалась к холодному стеклу, чтобы ненадолго увидеть удалявшиеся к воротам фигуры — одну высокую, в тяжелом драповом пальто, другую вдвое ниже, в коротенькой цигейковой шубке…
Будильник показывал четверть десятого.
Тамара обошла квартиру, проверила, все ли собрано, и присела на чемодан. Мысли ее незаметно вернулись к последней встрече со следователем. Все, что она узнала об Игоре за три предшествующие недели, отложилось в сознании одной страшной фразой: он обвиняется в убийстве!
Поначалу в голове не укладывалось: как он оказался способным пойти на такое? Должно же быть какое-то объяснение. Очень скоро ответ нашелся. Она поняла, что это и есть та самая изнанка его жизни, о существовании которой она догадывалась, та скрытая деятельность, доступ к которой Игорь закрыл ей раз и навсегда. Суета, манипуляции с дефицитными оправами, его «контакты», лишние рубли, деловые и неделовые свидания — все, чем он занимался последние годы, на поверку обернулось не знанием законов, по которым складывается жизнь, а полнейшим крахом.
Поэтому Тамара не удивилась, узнав о нечистых делах, связывавших мужа с Волонтиром. О соседе следователь расспрашивал ее особенно подробно. А что она знала? Что он пил беспробудно? Об этом знали все. Летом, бывало, так и засыпал пьяным, сидя на лавочке у своего флигеля. Что работал сторожем? Это тоже известно.
Припомнилось, как несколько лет назад Нина Ивановна, соседка, говорила, что Волонтир предлагает ей обмен, и советовалась: меняться ей с ним квартирами или нет? Тамара ужаснулась, представив, что, возможно, придется жить дверь в дверь с запойным пьяницей, и отсоветовала Щетинниковой. Правда, старушка и сама вряд ли серьезно относилась к волонтировскому предложению, скорее поделилась по-соседски новостью, и все же Тамара успокоилась только после того, как Игорь сообщил, что обмен окончательно расстроился.
Следователь заинтересовался, каким образом Игорь оказался причастным к обмену квартирами. Может быть, у него был свой, особый интерес, комиссионные, например?
Этого она не знала.
Обе предыдущие встречи со следователем изобиловали не совсем понятными, ненужными и пустыми, на ее взгляд, вопросами, но последняя, третья по счету, окончательно поставила в тупик. Ее спросили, не приходилось ли ей слышать, где проживал Волонтир во время войны. Да, она слышала, но какое это имеет отношение к Игорю?
— И все-таки, что вы об этом знаете? — более настойчиво спросили ее.
— Он проживал в нашей квартире, — ответила она. — Кажется, вместе с братом.
— Откуда вам это стало известно?
— Отец говорил. И соседи тоже.
— Кто из соседей?
Тамара задумалась.
— По-моему, Щетинникова. — Она напрягла память. — Да, Нина Ивановна. А вот по какому поводу и когда — забыла.
— А ей откуда известно, не знаете?
— Наверно, жила в этом доме, — предположила она, — или была знакома с Волонтиром.
Следователь многозначительно переглянулся с сидевшим в кабинете лейтенантом.
— Простите, — извинился он, — это наши внутренние дела. Вам, вероятно, неизвестно, кто жил в этом доме во время оккупации?
Ну откуда ей знать? Нет, конечно. И вообще, при чем здесь оккупация?
Следующий вопрос тоже показался ей праздным.
— Если вы помните, девятнадцатого января я сменил в вашей прихожей лампочку, — сказал следователь. — Не заметили, когда она перегорела?
Час от часу не легче! При чем тут лампочка?
— Я их часто меняю, — пожала она плечами. — Знаете, какое качество…
— Ну, а восемнадцатого, к примеру, она еще горела? — Он улыбнулся, как бы извиняясь за ничтожность вопроса. — Я вам попробую помочь. В тот день около трех часов ваш муж вернулся с кладбища после похорон Щетинниковой и отослал вас с дочерью к отцу. Вы собрались, оделись и вышли в прихожую…
— Да, лампа горела, — вспомнила Тамара.
— Прошло три часа, — продолжал следователь. — Ровно в шесть вы вернулись. Помните, вы говорили о будильнике? Дверь открыл Игорь. Темно было в прихожей?
— Темно. Еще пришлось зажечь спичку.
— Получается, что лампа перегорела в период вашего отсутствия?
— Получается так.
— А кто зажигал спички — отец или Игорь?
— Игорь.
— Любопытно… Он всегда носит с собой спички или коробок случайно оказался у него под рукой?
Ну вот и до спичек добрались!
— Даже не знаю. Он вообще-то некурящий.
— Вы не просили его вкрутить новую лампочку?
— Просила.
— И что он вам сказал?
— Не помню. Кажется, сказал, что вкрутит завтра.
— После ссоры, когда ушел ваш отец, Игорь снова выходил. К Георгию Васильевичу. Как же он пробирался в темноте через прихожую?
