Сидни Шелдон - Оборотная сторона полуночи
Наполеон Чотас медленно поднялся. Однако вместо того чтобы направиться к свидетелю, он подошел к судейскому столу и спокойно обратился к судьям:
– Господин председатель, уважаемые судьи, я отказываюсь от перекрестного допроса свидетеля. Прошу устроить перерыв в судебном заседании и провести совещание без публики, на котором я хотел бы кое-что обсудить с судьями и обвинителем.
Председательствующий на суде повернулся к обвинителю:
– Вы согласны, господин Демонидес?
– Не возражаю, – с опаской ответил Демонидес.
Суд прервал свою работу. Никто из сидевших в зале не покинул своего места.
Через полчаса в зал заседания вернулся один Наполеон Чотас. Как только он показался в дверях кабинета судьи, публика сразу же почувствовала, что произошло нечто важное. На лице у адвоката появилось выражение удовлетворения. Он шел быстрее обычного, и походка у него стала увереннее. Создавалось впечатление, что игра окончена и не к чему больше притворяться. Чотас поспешил к скамье подсудимых и наклонился к Ноэль. Она подняла голову и с волнением смотрела на него. В ее фиалковых глазах застыл немой вопрос. Неожиданно на губах у адвоката заиграла легкая улыбка. По его светлому взгляду Ноэль догадалась, что, несмотря на, казалось бы, безнадежное положение, Чотас справился со своей задачей и сотворил чудо. Справедливость восторжествовала, но это была справедливость Константина Демириса. Ларри Дуглас тоже с надеждой и страхом наблюдал за Чотасом. Ведь если тот добьется чего-то, то лишь для Ноэль. А что будет с ним?
Чотас заговорил с Ноэль нарочито безразличным тоном:
– Главный судья разрешил мне поговорить с вами в своем кабинете.
Адвокат повернулся к Фредерику Ставросу, который все это время мучился неизвестностью, не понимая, что происходит.
– Вместе с вашим подзащитным вы можете пойти с нами. Я получил на это разрешение.
Ставрос кивнул. От нетерпения он вскочил со стула и чуть не опрокинул его. Два судебных пристава проводили их в пустой кабинет председателя суда. Когда оба пристава ушли и они остались одни, Чотас повернулся к Фредерику Ставросу.
– Все, что я собираюсь сообщить вам, – спокойно заявил Чотас, – делается в интересах моей подзащитной. Однако поскольку ваш подзащитный обвиняется в том же преступлении, мне удалось добиться для него таких же привилегий.
– Скажите же мне наконец, чего вы добились! – не выдержала Ноэль.
Чотас повернулся к ней. Он заговорил медленно, тщательно подбирая слова:
– Я только что совещался с судьями. На них произвели большое впечатление доводы обвинителя. Однако, – он сделал многозначительную паузу, – мне удалось... э... э... убедить их в том, что было бы несправедливо наказывать вас, поскольку это не послужит интересам правосудия.
– Так что же последует дальше? – спросил Ставрос, сгорая от нетерпения.
С чувством глубокого удовлетворения Чотас продолжал:
– Если обвиняемые признают себя виновными, судьи согласились приговорить каждого из них к пяти годам тюремного заключения. – Он улыбнулся и добавил: – Четыре из них составят условный срок. На самом деле осужденным придется провести в тюрьме не более полугода. – Чотас повернулся к Ларри Дугласу. – Поскольку вы американец, господин Дуглас, вас депортируют и навсегда лишат права вернуться в Грецию.
Ларри кивнул, с облегчением почувствовав, как отпускают сжимавшие его тиски.
Чотас вновь обратился к Ноэль:
– Добиться всего этого было нелегко. Должен откровенно признаться вам, что основную роль в том, что наказание окажется столь мягким, сыграли интересы вашего... э... покровителя. Судьи считают, что он и без того незаслуженно пострадал от шумихи, поднятой вокруг этого дела, и они очень хотят, чтобы все поскорее кончилось.
– Я понимаю, – заметила Ноэль.
Наполеон Чотас смущенно замялся:
– Есть еще одно условие.
Она взглянула на адвоката:
– Какое?
– У вас отберут паспорт, и вы никогда не сможете покинуть Грецию. Вам надлежит оставаться под покровительством своего друга.
Итак, все удалось.
Константин Демирис сдержал свое обещание. Ноэль ничуточки не верила тому, что судьи проявили снисходительность, чтобы не подрывать репутацию Демириса и избавить его от дурной славы. Конечно, это не так. Демирису пришлось заплатить за ее свободу, и это стоило ему недешево. Однако взамен он получил ее назад и позаботился о том, чтобы она никогда не сумела уйти от него. Или снова встретиться с Ларри. Она повернулась к нему. По выражению его лица она поняла, что у него отлегло от сердца. Ларри освободят, а он только об этом и беспокоился. Он не жалел, что теряет ее, и вообще обо всем случившемся. Однако Ноэль понимала Ларри, поскольку хорошо знала его. Ведь он был ее вторым «я», ее Doppelganger[13], их обоих одолевала неуемная жажда жизни, обуревали одни и те же ненасытные страсти. Они были родственные души, неподвластные смерти. Для них закон не писан. По-своему Ноэль будет очень скучать по Ларри, и когда он уедет, то увезет с собой часть ее самой. Но теперь она отдавала себе отчет в том, как дорога ей жизнь и как страшно потерять ее. Так что в конце концов предложили прекрасную сделку, и она приняла ее с благодарностью.
Ноэль повернулась к Чотасу и сказала:
– Это вполне приемлемые условия.
Чотас посмотрел на Ноэль. Ему было грустно, но он выполнил свой долг. Ноэль поняла адвоката. Ведь он любил ее, а ему пришлось все свое искусство направить на то, чтобы сначала спасти ее, а потом отдать другому. Ноэль нарочно завлекала Чотаса, потому что нуждалась в нем и хотела убедиться, что он ни перед чем не остановится, чтобы спасти ее. И этот прием сработал.
– По-моему, это просто замечательно, – лепетал Ставрос. – Просто замечательно.
И в самом деле он чувствовал, что произошло чудо. Ведь подсудимых почти что оправдали, и, несмотря на то что от такого исхода дела больше всех выгадает Наполеон Чотас, Ставросу тоже перепадет немало. Отныне он сам сможет выбирать себе клиентов.
– Сделка представляется мне выгодной, – заметил Ларри. – Только все дело в том, что мы невиновны. Мы не убивали Кэтрин.
Фредерик Ставрос вышел из себя и набросился на своего подзащитного.
– Да всем наплевать, виновны вы или нет! – закричал он. – Ведь мы вам даруем жизнь!
Он тут же мельком взглянул на Чотаса, чтобы посмотреть, как тот отнесся к слову «мы», но адвокат слушал равнодушно, словно это его вообще не касалось.
– Я хочу, чтобы вы уяснили себе, – обратился он к Ставросу, – что я всего лишь даю совет моей подзащитной. Ваш подзащитный волен принимать любое решение.
– Что нас ждало, не будь этой сделки? – спросил Ларри.
– Тогда суд присяжных... – начал отвечать Ставрос.
– Я хочу услышать его мнение, – грубо оборвал его Ларри и повернулся к Чотасу.
– Господин Дуглас, на любом судебном процессе, – сказал Чотас, – главное не наличие вины или невиновности, а впечатление о том, виновен подсудимый или нет. Абсолютной истины нет. Существуют только те или иные ее толкования. В этом деле не имеет значения, виновны вы в убийстве или нет. У присяжных создалось впечатление, что вы виновны. Вот почему вас все равно осудили бы и в конце концов казнили.
Ларри посмотрел на него долгим и внимательным взглядом, а затем кивнул.
– Ладно, – согласился он. – Давайте покончим с этим.
* * *Через четверть часа оба подсудимых уже стояли перед судейским столом. Главный судья, председательствующий на суде, сидел в центре между двумя другими судьями. Наполеон Чотас находился рядом с Ноэль Паж, а Фредерик Ставрос – с Ларри Дугласом. Напряжение в зале достигло предела, поскольку молнией разнесся слух о том, что приближается самый волнующий и драматический момент. Однако когда он наступил, публика оказалась к этому не готова. Казенным, сухим голосом, словно он только что совершил с тремя сидевшими за судейским столом юристами тайную сделку, Наполеон Чотас обратился к суду:
– Господин председатель, уважаемые судьи, моя подзащитная хочет отказаться от своего прежнего официального заявления о собственной невиновности и признать себя виновной.
Председательствующий откинулся на спинку кресла и в недоумении уставился на Чотаса, как будто бы слышал об этом впервые.
Этот играет свою роль до конца, подумала Ноэль, старается сполна отработать свои денежки или еще что-то, обещанное ему Демирисом.
Председательствующий подался вперед и шепотом стал суетливо советоваться с двумя другими судьями. Те кивнули ему в знак согласия, после чего он взглянул на Ноэль и спросил:
– Вы хотите признать себя виновной?
Ноэль кивнула и твердо произнесла:
– Да.
Фредерик Ставрос тут же поспешно заговорил, боясь, как бы его не исключили из всей этой процедуры:
– Уважаемые судьи, мой подзащитный собирается отказаться от своего прежнего официального заявления о собственной невиновности и признать себя виновным.
