Антон Леонтьев - Под маской хеппи-энда
Миггс осел на пол. Санитар стащил кепку – и передо мной предстал не кто иной, как преподобный Дон Роуз.
– Преподобный, – пробормотала я испуганно, – вы что, обладаете способностью в виде призрака являться ко мне с того света? Но разве призраки владеют приемами восточных единоборств?
А священник, потрепав Миггса по шее, сказал:
– Жить будет, но сейчас он в полной отключке. Агент нам еще пригодится, потребуются его признательные показания, чтобы обелить Кэтти. Я не призрак!
– Но ведь вы остались в подвале, там вспыхнуло пламя... – залепетала я, чувствуя небывалую радость.
Преподобный вытащил из кармана Миггса ключи от наручников и, освобождая меня, усмехнулся:
– Неужели бы я остался там? Конечно, нет! Как и вы, я сбежал – ведь в подвале имеется еще один выход. Да, да, выход, как я понял еще во Вьетнаме, есть всегда!
Он распахнул дверь и вкатил кресло-каталку.
– Прошу, мэм, – произнес он тоном санитара. И добавил чуть тише: – Пока Миггс и его подручные пребывают в глубоком нокауте, мы должны покинуть клинику.
Усаживаясь в каталку (простреленная нога неимоверно болела), я спросила:
– И зачем вы делаете все это, преподобный?
Посерьезнев, священник ответил:
– Они хотят уничтожить Кэтти, но я им не позволю. Да, я виноват в гибели Тома, но убить Кэтти не дам! А теперь держитесь покрепче. Полный вперед!
Кэтрин
– Мадам президент, до прямого эфира осталась минута! – сообщил один из телевизионщиков.
Кэтрин Кросби Форрест, первая женщина-президент за всю историю США, сидевшая за столом в Овальном кабинете, посмотрела в камеру, что стояла напротив нее. Всего лишь шестьдесят секунд, и начнется прямой эфир из Белого дома. Прямой эфир, во время которого она объявит, что уходит в отставку. Часы показывали два сорок пять ночи.
Около Кэтрин возникла дама-стилист, которая в последний раз поправила ей прическу, провела по лицу пуховкой, стряхнула невидимую пыль с темно-красного брючного костюма, в который была облачена президент Соединенных Штатов.
– Благодарю вас, – сухо произнесла Кэтрин тоном, который давно стал ее фирменным знаком, и дама ретировалась.
Кэтрин посмотрела на суетившихся телевизионщиков – за время ее президентства ей четыре раза приходилось выступать в прямом эфире, обращаясь к стране и миру. Однако не думала она, что настанет момент, когда ей придется глубокой ночью сообщать Америке о своей добровольной отставке.
– Мадам президент, двадцать секунд до эфира! – предупредили Кэтрин, и мадам президент взглянула на экран телесуфлера, установленный около камеры. Именно там появится текст, который ей предстоит считать, – текст, ею же и одобренный. Последний текст, который она произнесет в роли президента США.
Кэтрин посмотрела на своих бывших соратников и помощников, толпившихся в дверях. Министр юстиции, министр национальной безопасности, лидер сенатского большинства, советник по национальной безопасности, госсекретарь, министр юстиции, вице-президент...
– Пять, четыре, три, два, один... – считал вслух бородач в гавайской рубашке навыпуск, разгибая пальцы.
Он кивнул мадам президент, и Кэтрин, увидев красную лампочку, загоревшуюся на камере, поняла, что прямой эфир начался. Несмотря на поздний час, наверняка десятки миллионов американцев смотрят ее выступление, ведь в последние дни все ждали одного – ее неминуемой отставки.
Президент США Кэтрин Кросби Форрест произнесла:
– Дорогие сограждане! Неотложные обстоятельства вынудили меня обратиться к вам, чтобы внести ясность в сложившуюся нелегкую политическую ситуацию... В силу обстоятельств я приняла нелегкое решение – сложить с себя добровольно и досрочно полномочия президента Соединенных Штатов, – стальным голосом, глядя в камеру, продолжала Кэтрин. Затем подняла несколько листов бумаги и сказала: – Вы видите декрет о моей отставке. Мне остается подписать его, и я перестану быть президентом.
Кэтрин понимала, что не только десятки миллионов американцев прилипли сейчас к экранам, но и все, кто находился в Овальном кабинете, затаили дыхание. Кэтрин не торопясь взяла чернильную ручку с золотым пером, медленно открутила колпачок, еще раз пробежала глазами текст декрета, а затем, в прямом эфире, поставила под ним свою подпись.
По Овальному кабинету прокатился легкий вздох. Кэтрин, так же медленно закрутив колпачок ручки, отложила ее в сторону. Ее выступление, собственно, на этом закончилось. Она видела вице-президента Гриффита, нетерпеливо переминавшегося с ноги на ногу, а около него стоял облаченный в мантию судья Верховного суда с конституцией в руках. Они ждут, когда же она освободит место, чтобы потом, в прямом эфире, привести к присяге нового, сорок пятого президента США, Джеффри Мильдреда Гриффита.
– Однако декрет, который я подписала, вовсе не является декретом о моей добровольной отставке, – произнесла вдруг Кэтрин.
Телевизионщики, чуя небывалую сенсацию, выпучили глаза, а красная лампочка свидетельствовала о том, что прямой эфир продолжается. На телесуфлере не было больше ни единого слова, но ведь то, что собиралась сейчас сказать и сделать Кэтрин, было ее тайной. Кто бы мог подумать, что именно русские окажут ей такую услугу!
– Это декрет об отстранении от должности вице-президента Джеффри Гриффита, – произнесла жестко Кэтрин. – В моем распоряжении находятся неопровержимые доказательства того, что бывший вице-президент намеренно инициировал скандал, желая одного – моей отставки. Таким образом Джеффри Гриффит, которого я, увы, считала если не своим другом, то, во всяком случае, лояльным сотрудником своей администрации, намеревался прийти к власти и стать президентом Америки, выполняя всего лишь прямые приказания своего покровителя, миллиардера Энтони делль’Аммы, известного своими связями с организованной преступностью. В данный момент мистера делль’Амму арестовывают – ему инкриминируется ряд преступлений, в том числе организация убийства моего мужа, президента Томаса Джефферсона Форреста!
Кэтрин видела, как побледнел вице-президент, а вслед за тем из рук изумленного судьи Верховного суда выпала конституция.
– Все выдвинутые против меня обвинения беспочвенны, – продолжала Кэтрин. – Более того, думаю, господин бывший вице-президент сможет сейчас, в прямом эфире, подтвердить мои слова. Или ты, Джеффри, намерен трусливо сбежать? Покажите лицо господина бывшего вице-президента крупным планом!
Одну из камер срочно развернули – Кэтрин увидела трясущуюся пепельную физиономию своего бывшего заместителя, его покрытый капельками пота лоб, бегающие глаза.
– Полный бред... Я ничего не понимаю... Госпожа президент сошла с ума... Она пытается любой ценой удержаться на посту... – выплевывал фразы Джеффри Гриффит.
– Это все, что вы можете сказать в свое оправдание, Джеффри? – саркастически улыбнулась Кэтрин. – Да, скажем прямо, негусто! Тогда, прошу вас, объясните всем нам, а также всей Америке и всему миру, как вас зовут на самом деле. Ведь вы вовсе не Джеффри Мильдред Гриффит. Ваше подлинное имя – Джеффри Мильдред Ассео, не так ли? Ваш отец был казнен как убийца, а вы до сих пор верите, что он невиновен. И поэтому вы готовы отправить на смерть Ларри Перкинса, признанного виновным в убийстве моего мужа, прекрасно зная, что Перкинс невиновен. А ведь у него тоже имеются дети...
– Нет! – закричал вдруг бывший вице-президент. – Молчи, тварь! Это ты виновата! Ты убила его! Ты и твой муж! Вы должны заплатить за это! Заплатить! Мой отец был невиновен, невиновен! Ты слышишь?
И Джеффри Гриффит, от которого в ужасе шарахнулись члены кабинета, грязно выругался и выбежал прочь. Кэтрин, смотря в камеру и не скрывая своей улыбки победительницы, произнесла:
– Дамы и господа, вы сами стали свидетелями признания бывшего вице-президента в прямом эфире. Прошу вас не беспокоиться – далеко он не уйдет, наверняка его уже скрутили агенты Секретной службы. Те агенты, конечно же, что не работают на Энтони делль’Амму, те агенты, что преданы мне, те агенты, что преданы конституции, те агенты, что преданы Америке, наконец, те агенты, что не имеют отношения к убийству моего мужа, президента Тома Форреста, и к убийствам многочисленных свидетелей, в том числе журналиста Филиппа Карлайла и его супруги Джинджер...
Таня
Выступление Кэтти я видела не в прямом эфире, а в записи. Впрочем, его крутили по телеканалам каждый день в течение последующих нескольких недель едва ли не по двадцать раз в день, и ее обращение к нации сразу же стало частью американской истории, так же, как и случайно заснятое на любительскую кинокамеру убийство президента Кеннеди в Далласе.
Мы с преподобным Доном Роузом находились на пути в Вашингтон, когда все радиостанции разнесли весть о том, что мадам президент обращается к Америке с речью и в прямом эфире подписывает декрет о своей отставке. Помню, как преподобный буквально завыл и чуть ли не заплакал, но потом...
