Джон Гришем - Вердикт (= Сбежавшее жюри)
Судья Харкин появился лишь в половине десятого и, усевшись в судейское кресло, без удивления обнаружил, что зал набит битком. Он только что закончил горячий спор с Рором и Кейблом. Последний настаивал на объявлении суда несостоявшимся, поскольку из игры выбыл еще один присяжный. Но для такого решения оснований имелось недостаточно. Харкин добросовестно подготовился. Он даже откопал прецедент, разрешавший принимать вердикт по гражданским делам, имея в наличии лишь одиннадцать присяжных. В этом случае тоже требовалось девять голосов "за", но вердикт должен был утвердить еще и Верховный суд.
Как и следовало ожидать, новость о сердечном заболевании Хермана быстро распространилась среди всех, кто следил за процессом. Консультанты защиты немедленно объявили это маленькой удачей, поскольку Херман был явно на стороне обвинения. Консультанты обвинения заверили Рора, что это большой удар по защите, поскольку Херман был явно на стороне защиты. Все эксперты приветствовали пополнение в лице Шайна Ройса, хотя толково объяснить свой восторг не могли.
Фитч был ошеломлен. Как, думал он, провалиться мне сквозь землю, можно организовать сердечный приступ? Неужели Марли могла хладнокровно отравить слепого? Слава Богу, что она в одной упряжке с Фитчем!
Дверь открылась, и присяжные потянулись в ложу. Все следили за их появлением, не отрывая глаз, чтобы убедиться, что Хермана среди них действительно нет. Его место осталось пустым. Судья Харкин уже поговорил с врачом и начал с того, что успокоил присяжных: Херман быстро приходит в себя, вероятно, приступ был не настолько серьезным, как показалось сначала. Присяжные, особенно Николас, явно почувствовали облегчение. Шайн Ройс стал присяжным номер пять и занял место Хермана в первом ряду между Филипом Сейвеллом и Энджел Уиз.
Он гордился собой.
Когда все расселись и установилась тишина, судья пригласил Рора приступить к заключительной речи. Придерживайтесь часового регламента, напомнил он. Pop, в своем любимом кричащем пиджаке, но в накрахмаленной рубашке и чистом галстуке-бабочке, начал с извинений за то, что процесс затянулся, и поблагодарил присяжных за долготерпение. Покончив с любезностями, он без проволочек обрушил гневную филиппику на товар, "...который является смертельно опасным потребительским товаром на рынке. Сигареты. Они каждый год убивают четыреста тысяч американцев, в десять раз больше, чем наркотики. Ни один потребительский товар не может сравниться с ними по смертоносности воздействия".
Адвокат подчеркнул самые выигрышные моменты показаний докторов Фрике, Бронски и Килвана, однако избежал повторения сказанного ими. Напомнил он и о Лоренсе Криглере, человеке, проработавшем много лет в табачной промышленности и знавшем все ее грязные секреты. Минут десять он говорил о Лионе Робилио, безголосом свидетеле, отдавшем двадцать лет жизни пропаганде табака и наконец понявшем, сколь коррумпирована вся эта индустрия.
Самым драматическим моментом его выступления был сюжет о детях. Чтобы выжить, Большой табак должен держать на крючке подростков и быть уверенным, что каждое следующее поколение окажется покупателем его продукции. Словно подслушав то, о чем говорилось в комнате присяжных, он призвал их вспомнить, в каком возрасте они сами начали курить.
Три тысячи детей каждый день приобретают эту вредную привычку. Треть из них в конце концов умирает от нее. Нужно ли добавлять что-то еще? Не пора ли заставить богатейшие корпорации отвечать за свою продукцию, оставить в покое наших детей и заплатить за ущерб, причиняемый здоровью нации?
Коснувшись проблемы никотина и упрямого нежелания табачных компаний признать, что он вызывает привыкание организма, Pop стал зол. Исследования подтверждают, что легче освободиться от привычки к марихуане и кокаину, чем к сигаретам. Еще более гневно зазвучала его речь, когда он вспомнил о Дженкле и его гнусной теории.
И вдруг в мгновение ока адвокат превратился в совсем другого человека. Теперь он говорил о своей клиентке, о миссис Селесте Вуд, прекрасной жене, матери, друге, истинной жертве табачной индустрии. Pop говорил о ее муже, покойном мистере Джекобе Вуде, который пал жертвой сигарет "Бристолз" гордости ассортимента компании "Пинекс". Этот человек двадцать лет боролся с вредной привычкой, но умер в пятьдесят один год, потому что употреблял законно произведенный продукт именно тем способом, на какой он рассчитан.
Затем Pop прошел к доске, установленной в зале на переносном штативе, и с помощью белого маркера набросал несколько быстрых математических выкладок. В денежном выражении утраченные годы жизни Джекоба Вуда можно оценить, скажем, в один миллион. Он прибавил еще кое-какие потери и написал цифру 2 000 000 долларов - ведь семья действительно потеряла со смертью Джекоба Вуда кое-какие доходы.
Но речь не о денежных потерях. Pop прочел небольшую лекцию о возмещении морального ущерба и о том, как важно этот ущерб возмещать, чтобы держать в узде американские корпорации. А как можно наказать корпорацию, располагающую восемьюстами миллионами долларов на своих счетах?
Pop предусмотрительно не назвал окончательную сумму воздаяния, хотя по закону имел право это сделать. Он просто оставил на доске крупно написанную цифру "800 000 000", после чего, вернувшись на место и еще раз поблагодарив жюри, сел. Он закончил свое выступление. Сорок восемь минут.
Его честь объявил десятиминутный перерыв.
Она опоздала на четыре часа, но Свенсон все равно готов был обнять ее от радости, однако не стал этого делать, опасаясь подцепить какую-нибудь заразу, а также потому, что она явилась в сопровождении смуглого молодого человека, с ног до головы затянутого в черную кожу, с иссиня-черными волосами и бородой, очевидно, крашеными. Прямо посредине лба у него красовалась впечатляющая татуировка "Джейд", а в обоих ушах - занятная коллекция серег.
Джейд молча придвинул стул и сел, приняв угрожающую позу, словно доберман в ожидании команды "фас".
Беверли явно кто-то избил. Нижняя губа была у нее рассечена и вспухла. Синяк на щеке она постаралась замаскировать гримом. Правый глаз почти не открывался. От нее несло, как от давно не вытряхивавшейся пепельницы. Этот запах смешивался с перегаром дешевого бурбона. А кроме того, она явно чего-то наглоталась, вероятно, амфетамина.
Свенсону не составило бы труда, спровоцировав Джейда, врезать ему прямо по татуировке на лбу, а потом выдрать из ушей все его украшения.
- Принесли деньги? - спросила она, глядя на Джейда, который, в свою очередь, тупо уставился на Свенсона. Долго гадать, куда уйдут деньги, не приходилось.
- Да. Расскажите мне о Клер.
- Сначала покажите мои денежки.
Свенсон достал небольшой конверт, приоткрыл его, чтобы стали видны купюры, а потом, положив на стол, прикрыл ладонями.
- Четыре тысячи. А теперь давайте говорите быстренько, - сказал он, не упуская из поля зрения Джейда.
Беверли опять посмотрела на приятеля, тот, как плохой актер, картинно кивнул и сказал:
- Валяй.
- Ее настоящее имя Габриэль Брэнт. Она из Колумбии, штат Миссури. Там она окончила школу и училась в университете, где ее мать преподавала историю средних веков. Это все, что я знаю.
- А где ее отец?
- Кажется, он умер.
- Что-нибудь еще?
- Не-а, давайте мои деньги.
Свенсон подтолкнул конверт и моментально вскочил.
- Спасибо, - только и произнес он перед тем, как исчезнуть.
Дурвуду Кейблу потребовалось чуть больше получаса, чтобы умело дискредитировать смехотворные потуги обвинения выторговать миллионы семье человека, который вполне сознательно курил тридцать пять лет. Этот суд мало чем отличается от примитивного грабежа.
Что больше всего не нравилось Кейблу в поведении команды обвинителей, так это то, что они намеренно уводят внимание от Джекоба Вуда и его привычек и ввергают суд в эмоциональные дебаты о детском курении. Какое отношение имеет Джекоб Вуд к сегодняшней рекламе табачных изделий? Нет ни грана доказательств, что покойный мистер Вуд испытывал на себе влияние какой-то рекламной кампании. Он начал курить, потому что сам так решил.
Зачем приплетать сюда детей? Да чтобы выдавить слезу, вот зачем. Мы ведь остро реагируем, когда нам кажется, что наших детей обижают или манипулируют ими. И чтобы убедить вас, уважаемые присяжные, отдать вдове целое состояние, ее адвокаты должны прежде всего спровоцировать вашу гневную реакцию. Кейбл искусно апеллировал к чувству справедливости присяжных, призывал их руководствоваться фактами, а не эмоциями. Когда он заканчивал свою речь, внимание всего жюри было буквально приковано к нему.
После того как Кейбл сел на место, судья Харкин сказал, обращаясь к присяжным:
- Леди и джентльмены, теперь дело в ваших руках. Предлагаю вам выбрать нового председателя вместо мистера Граймза, которому, как мне сообщили, уже гораздо лучше. В прошлом перерыве я беседовал с его женой, и она сказала, что он еще слаб, но врачи обещают полное выздоровление. Если вам нужно будет поговорить со мной, пожалуйста, уведомьте об этом мадам куратора. Остальные инструкции вам вручат в комнате присяжных. Желаю удачи.
