Элизабет Джордж - Всего одно злое дело
– Ну, что же. Вы можете пойти и по такому пути – полицейские в Италии, технические эксперты в Италии, технические эксперты здесь в Лондоне. Но я бы вам этого не советовал. Если попробовать выразиться метафорично, я не поехал бы по этой дороге на своем ослике.
Когда Барбара увидела флешку, она поняла, что это именно та страховка, о которой говорил Брайан. Ничего не оставалось делать, как ждать, пока Доути не покажет, что у него там записано.
С надутым видом он предложил ей присесть. Не хочет ли мадам выпить чаю, кофе или горячего шоколада? Или, может быть, прикажете чего-нибудь еще?
– Давайте перейдем к делу, – произнесла Барбара и осталась стоять.
– Как вам будет угодно, – хмыкнул Дуэйн и вставил флешку в компьютер.
Он хорошо подготовился. Ему понадобилось чуть больше секунды, чтобы найти то, что он искал. Доути нажал три или четыре клавиши, развернул экран к ней и предложил:
– Наслаждайтесь шоу.
Это был фильм, в котором главные роли играли Дуэйн Доути и Таймулла Ажар. Съемки проходили в декорациях офиса Доути. Диалог состоял из рассказа частного детектива о мельчайших деталях пребывания Хадии в Италии, где она была обнаружена Микеланджело Ди Массимо. Сначала была названа фаттория ди Санта Зита, расположенная в холмах рядом с городом Лукка. Там жил некто Лоренцо Мура, идиот, который перевел деньги из Лукки в Лондон, чтобы Анжелина могла профинансировать свой побег от Ажара. Это был не просто следок, а столбовой след, который обычно оставляют сани на заснеженной целине. Дуэйн объяснил Ажару, что деньги были переведены на второй счет – не самой Анжелины, а ее сестры Батшебы, по чьему паспорту Анжелина и выехала из страны 15 ноября прошлого года.
Барбара чувствовала, как ее пульс стучит у нее в ушах. Но ей удалось небрежно произнести:
– И что вы этим хотите сказать, Дуэйн? Насколько я помню, нам все это уже известно. Вы что, имеете в виду, что рассказали все это Ажару в мое отсутствие? И что теперь мне полагается впечатлиться?
Доути остановил фильм.
– Вы не кажетесь мне полной дурой, – сказал он. – Но вот глаза вам определенно надо лечить. Посмотрите на дату съемки.
Это был конец. Семнадцатое декабря. Барбара ничего не сказала, хотя почувствовала сильную тревогу. Она постаралась сохранить индиферрентное выражение лица, хотя знала, что если сейчас она попытается поднять руки, то будет видно, как они дрожат.
Доути пролистал ежедневник на своем столе, из тех, в которых записывается каждая минута и каждый час из жизни владельца.
– Вы ведь очень занятая женщина, и ваш календарь легко посрамит расписание самой завзятой тусовщицы, поэтому давайте я вам помогу. Наша последняя совместная встреча – в ней принимали участие вы, профессор и ваш покорный слуга – состоялась здесь, в этой комнате, тридцатого ноября. Не надо знать высшую математику, чтобы понять, что встреча между мной и этим типом, которую вы только что наблюдали, произошла семнадцатью днями ранее. Ну, а чтобы помочь еще больше – вот такой уж я парень, люблю помогать людям, – хочу напомнить вам еще одну маленькую деталь той последней встречи. Я тогда вручил профессору мою визитную карточку и предложил ему связаться со мной, если я смогу хоть каким-то образом быть ему полезен. Профессор очень быстро все понял.
– Ерунда, – сказала Барбара. – Что он понял?
– У меня было шестое чувство в отношении профессора, сержант. Отчаянные времена, отчаянные меры – ну, вы все это знаете. Мне показалось, что я еще смогу ему помочь. То есть если у него появится интерес. Ну так вот, интерес появился. – Доути наклонился вперед и с помощью клавиатуры и мыши произвел какие-то изменения настроек. – Смотрите, как он выразил себя и свой интерес всего через два дня.
Декорации и главные действующие лица были те же. Но диалог сильно отличался от предыдущего. В мире критиков, занимающихся толкованием художественных фильмов, его бы назвали «наэлектризованным». В мире реальности это было неубиваемое свидетельство. В абсолютной тишине Барбара наблюдала, как Таймулла Ажар сам поднял вопрос похищения собственной дочери. Можно ли это сделать? Может ли ранее упоминавшийся Микеланджело Ди Массимо организовать это? Может ли итальянец тщательно отследить привычные действия Лоренцо Муры, Анжелины и Хадии? Если да, то есть ли способ увести Хадию от матери, пообещав ей встречу с отцом? Дискуссия между Ажаром и Доути продолжалась бесконечно. На пленке Дуэйн выглядел очень сопереживающим: сплел пальцы под подбородком и кивал, когда это было необходимо. Он был сама осторожность, хотя в его голове, без сомнения, уже работал арифмометр, подсчитывающий, какую сумму он сможет заработать, если ввяжется в эту историю с международным похищением ребенка.
На пленке Доути говорил почти тоном священника:
– Я могу только свести вас с господином Ди Массимо, профессор Ажар. А уж что вы там с ним решите… Мне кажется, я уже завершил свою работу с вами и не хочу быть замешан ни в чем в будущем.
«Да уж, все это правильно», – фыркнула Барбара. Когда фильм закончился, она сказала:
– Это просто куча дерьма.
Казалось, что Дуэйна ее слова совсем не обидели.
– Увы, – сказал он приятным тоном, – это все правда. Я хочу сказать только одно: вы уничтожаете меня, а я уничтожаю его, Барбара… Можно я буду называть вас Барбара? Мне кажется, что мы становимся все ближе и ближе.
Хейверс показалось, что сейчас ее охватит неконтролируемая ярость, она перепрыгнет через стол и задушит этого ублюдка.
– Вся эта идея с похищением – просто дерьмо на палочке, – сказала она. – Как только этот Ди Массимо нашел Хадию, все, что должен был сделать Ажар, – это неожиданно появиться на пороге Анжелины и предъявить свои отцовские права на нее. С Хадией, в восторге от того, что она видит отца, с Ажаром, стоящим на пороге, или что там у них есть, – что стала бы делать Анжелина? Схватила бы Хадию и бегала бы с ней с одной фаттории, что бы это ни значило, на другую всю оставшуюся жизнь?
– В этом был бы некоторый смысл, – с изяществом согласился Доути. – Но не приходилось ли вам замечать – а я думаю, что на вашей работе наверняка приходилось, – что, когда в дело вступают эмоции, здравый смысл быстро испаряется в окно?
– Похищение Хадии ничего не дало бы Ажару.
– В обычной ситуации – нет. Но давайте представим вместе с вами, Барбара, что ситуация не совсем обычная. Давайте представим: профессор прекрасно просчитал, что в случае похищения мамочка Хадии сделает именно то, что она и сделала: явится в Лондон со своим другом и с требованием немедленно вернуть ей ребенка. – Доути поднял руки ко рту в жесте наигранного ужаса. – Но, появившись в Лондоне, она лишь сможет убедиться, что профессор даже и не подозревает, что его дочь похищена. «Боже, неужели ее похитили? – скажет профессор. – Обыщите мой дом, лабораторию, офис, жизнь, обыщите все, что хотите – я ее не похищал…» Ну, и все в таком же духе. Хотя план давно запущен. Микеланджело Ди Массимо уже похитил девочку и прячет ее в надежном месте, очень надежном и очень незаметном. А затем, когда наступает время, привозит ее в такое же безопасное место, где ее не может не найти кто-то, кто прочитал о ее похищении в газетах. В это время ее отец находится в Италии, помогает в поисках, демонстрирует свое горе, развешивая плакаты во всех деревнях и городах и демонстрируя всем, как он убит горем. При этом он предварительно обеспечивает себе алиби на время ее исчезновения, посетив давно запланированную конференцию в Берлине. Когда девочка найдена, воссоединение семьи происходит очень эмоционально и так далее. И Ажар вновь получает доступ к девочке, на этот раз с благословения Анжелины.
– Идиотизм, – сказала Барбара. – Для чего все эти сложности, Дуэйн? Если вы нашли Хадию, то для чего Ажару надо было, чтобы ее похитили? Для чего он стал бы рисковать напугать ее, нечаянно повредить или сделать вообще что-то, когда всё, что ему требуется, – это явиться в дом и заявить свои права на дочь? Он знает, где она. Он знает, узнав каким-то образом о Муре, что она никуда не денется.
– Это вы уже говорили, – согласился Доути. – Но вы забываете об одной маленькой детали.
– О чем именно?
– О полной картине.
– И это?..
– Пакистан.
– Что? Вы хотите сказать, что Ажар планировал…
– Я ничего не хочу сказать. Просто повторяйте танцевальные движения, ведь музыку вы уже знаете. Вы не глупы, несмотря на то, что можете испытывать по отношению к нашему вальяжному профессору. Он хотел ее украсть, а затем, когда подойдет время, уехать с ней в Пакистан и исчезнуть.
– Он – профессор…
– А профессоры, что, не совершают преступлений? Вы это хотите мне сказать? Дорогая сержант, уж мы-то с вами знаем, что преступления – это не прерогатива лишь низших слоев. И мы оба с вами понимаем, что, если этот профессор увезет свою дочь в Пакистан, возможность для мамочки получить девочку назад исчезнет практически навсегда. Ей придется колотить в эту закрытую дверь, пока она не собьет себе руки в кровь. Попытаться отобрать ребенка у отца в Пакистане? У отца-пакистанца? У отца-мусульманина? Как вы думаете, сколько прав в этом случае будет у английской женщины, даже если ей в принципе удастся разыскать дочь?
