Светлана Алешина - Ошибка природы (сборник)
То есть не в лунном свете, а в свете утренней зари!
Я окончательно запуталась и потеряла нить рассуждений, так чудесно скользящую в моем сознании.
Мой взгляд, доселе рассеянно блуждающий по страницам бессмертной трагедии, вдруг остановился на следующих строчках:
Отцом все время бредит, обвиняет
Весь свет во лжи, себя колотит в грудь,
Без основанья злится и лепечет
Бессмыслицу. В его речах сумбур,
Но кто услышит, для того находка,
Из этих фраз, ужимок и кивков
Выуживает каждый по желанью,
Что дело дрянь, нет дыма без огня,
И здесь следы какой-то страшной тайны.
Сердце в моей груди затрепетало, как птица, запертая в клетку.
Ответ Гертруды я прочесть не успела. Только первую строчку: «Я лучше свижусь с ней».
Потому что надо мной навис Лариков и, угрюмо посмотрев сначала на книгу, потом мне в глаза, спросил зловещим тоном:
— Александра, свет очей моих! Я просил тебя не ввязываться в это дело?
Я кивнула, пытаясь вернуться к книге, которая сейчас волновала меня куда больше нотаций моего бесценного начальника.
— Тогда какого черта?
О боже! Я и не знала, что Лариков умеет реветь, как подстреленный вепрь!
Удивленно вскинув глаза, я увидела, что он и сам испугался собственного вопля. Во всяком случае, отпрыгнул от меня с таким выражением, будто это я, а не он, орала тут во всю мочь своих легких!
— Андрей Петрович, — тихо сказала я. — Всю глубину вашего гнева я уразумела. Свою позицию поясню, если вы, конечно, выслушаете меня без ваших комментариев.
Он хотел возразить, причем, думаю, с обильным использованием ненормативной лексики, но пробурчал:
— Во-первых, ты идиотка, которая лезет в темный подвал, рискуя жизнью.
— Там были дети, — напомнила я.
— Дети могли оказаться бандитами. Это во-первых. А во-вторых, этот Ванцов не любит, когда кто-то влезает в его дела, а ты еще не знаешь, кто это такой!
— Знаю, — сказала я. — Очень милый молодой человек. И мы с ним обо всем договорились. А теперь, если вы пришли в себя и соблаговолите выслушать меня, попытаюсь объясниться.
Он скрестил руки на груди и слегка наклонил голову, насмешливо давая понять, что он весь внимание.
— Ну так вот, Андрей Петрович… Мне кажется немного странным, что в этой истории с Сониной квартирой есть нечто общее с убийством Гордона. Не спорю, сначала я действительно просто сунула нос не в свое дело. Чувствовала ведь личную ответственность за человека, который намеревался стать моим клиентом. Но теперь к этому прибавилось еще кое-что. Из рассказа девочек я вынесла, что убийца Гордона начитан и артистичен. Не всякому придет в голову загримировать себя бинтами. Второе — этот человек считает себя известным или является таковым. То есть, по моему скромному убеждению, он или артист, или телекомментатор. То есть человек, у которого есть основания опасаться быть узнанным. А теперь перейдем к посетителю Сониной квартиры…
Я помолчала, закуривая. Лариков смотрел на меня во все глаза. Кажется, гнев уступил место любопытству.
Мне удалось его заинтересовать. Впрочем, я и сама была удивлена тому, как плавно получается у меня изложение моих безумных идей.
— Так вот, в этом посетителе наличествует эстетизм. Правда, немного своеобразный — я бы назвала это эстетизмом человека, очень долго обитающего на «дне» жизни, то есть в полной нищете, и мечтающего о красивой «рекламной» жизни. Отсюда страсть к дорогим вещам и запахам. Более того, он как бы бравирует этим. Второе — он знает Шекспира. Это склоняет меня к тому, что он актер. Гамлет — болезнь всех актеров. Если тут нет какой-то другой, более глубоко эшелонированной подоплеки, конечно. И вот тут у нас возникает точка соприкосновения… Два случая сливаются воедино. Понимаешь, Ларчик, может, я и ошибаюсь. Может случиться так, что все мои рассуждения гроша ломаного не стоят, но… Чтобы убедиться хоть в чем-то, мне…
Я вздохнула и закончила свою «объяснительную записку» словами Гертруды:
— «Я лучше свижусь с ней. В умах врагов не трудно ей посеять подозренья».
Он смотрел на меня с таким выражением, которое можно было принять за восхищение, но я вовсе не отличалась такой идиотской самоуверенностью.
Поскольку точно так же смотрят на людей, внезапно на глазах утративших рассудок, я скорее склонна была заподозрить своего шефа именно в таком отношении к моим «откровениям».
— Так, — наконец решился он прервать молчание. — Позволь тебе задать один вопрос. Это все твои личные достижения или результаты спиритуальных влияний поэта-висельника?
— Шекспир, ма шер, не был висельником. Правда, сейчас вовсю муссируются рассуждения о том, был ли он вообще, или наш гений — плод коллективного разума. Хотя лично я склоняюсь к тому, что человечество просто не согласно видеть своих отдельных представителей выше самих себя. Последняя версия относительно бедолаги Вильяма особенно шикарна — будто его создали два голубых «вольных каменщика»…
— Сашенька, — простонал мой босс. — Мне кажется, мы сейчас заняты совсем не Шекспиром!
— Да? — искренне удивилась я. — А чем мы тогда занимаемся?
— Квартирой. Мадам Сони.
— Вспомнила, — хлопнула я себя по лбу. — Если принять во внимание, что рассказать нечто о тайне должна мне «она»…
— Кто? О какой тайне?
— О господи! Соня скрывает страшную тайну! То есть я так думаю, что скрывает ее именно Соня, но может скрывать и Маша, только это вряд ли. Маша не создана для сокрытия страшных тайн…
— Сашка! Я ничего не могу понять! Какая тайна? Что за тайна?
— «Что дело дрянь, нет дыма без огня и здесь следы какой-то страшной тайны», — объяснила я ему со всей возможной доступностью.
— Апсайдаун, — горько покачал он головой. — Если я тебя понимаю, можешь треснуть меня по уху. Откуда этот бред?
— Фи, — сморщила я нос, хватая трубку и набирая номер Сони. — Нельзя же так вот называть шедевр драматургии! «Бред»! Это надо же так сказать! И про что? Про «Гамлета»! Нет, Лариков, тебе все-таки надо хоть немного заняться самообразованием! Нельзя же читать только Роджера Желязны и думать, что единственный принц, когда-либо посещавший нашу грешную Землю, назывался Корвином!
Он засмущался, мой бедный шеф. Трудно ему со мной, сочувственно вздохнула я, слушая длинные гудки. Не каждый выдержит такую интеллектуальную личность рядом!
Можно и закомплексовать…
Гудки. Гудки. Гудки.
Мне стало немного не по себе.
— Похоже, ее нет, — пробормотала я, вешая трубку.
— Позвони попозже, — пожал плечами Лариков.
— А если с ней что-то случилось?
— Тогда съезди, — присоветовал босс.
Но я набрала номер снова. На этот раз трубку взяли. Голос Маши недовольно проговорил:
— Алле?
Господи, у нее даже голос замороженный!
— Добрый день, Маша. Можно попросить к телефону Соню?
— А ее нет. Она пошла попрощаться с Андреем Вениаминовичем.
— С кем? — переспросила я, не веря своим ушам.
— С Андреем Вениаминовичем. Гордоном. Разве вы не знаете, что вчера убили ее друга?
* * *О-о! Вот это тебе выдали фишку, говоря по-лариковски, милая Александрина!
В принципе, я и раньше подозревала Судьбу в умении плести странные, зачастую связанные в один узелок нити. Но уж настолько!
— Что? — встрепенулся Ларчик, мгновенно заинтересовавшись моим целенаправленным — в одну невидимую точку на стене — взором.
— Ну как тебе сказать, — задумчиво сказала я. — Вчера Соня была очень даже не в себе, сказала, что умер ее друг. Как я поняла, с этим другом они были близки. Более чем. А сейчас узнаю имя этого самого друга, и как-то так получается, что я не в силах пойти вам с Ванцовым навстречу.
— Сашка! Ты научишься говорить понятно? Не все же, черт тебя побери, занимались старофранцузской словесностью?
— Все время забываю, прости… Мне все кажется, что уровень интеллекта окружающих соответствует моему, — съязвила я.
Он был слишком заинтригован, чтобы воздать по заслугам за мое хамство.
— Так что там?
— Ничего. Просто сейчас я узнала имя ее друга. Андрей Вениаминович Гордон. И как тебе поворот судьбы, мой милый?
* * *Передо мной встала практически неразрешимая дилемма.
Больше всего на свете мне хотелось отправиться прямо на сеанс прощания с Гордоном и понаблюдать за собравшимися. Теперь я уже на девяносто процентов уверена, что таинственные посещения Сониной квартиры и убийство Гордона связаны между собой. Но точно так же я была убеждена и в том, что на прощании присутствует Ванцов. У него в этом деле кровный интерес, никуда не денешься. Соответственно, я подставлю моих девчонок. Он сразу решит, что я продолжаю совать свой нос в его дела, озвереет, естественно, и пострадают невинные.
