Роман Грачев - Молчи и танцуй (Часть 2)
Вадим выдал все, что смог вспомнить и объяснить. Многое оставалось за гранью и его понимания, чего-то он просто не знал и уже не мог ни у кого спросить, но в целом картина получилась более-менее ясной. Его друзья слушали молча, выкуривая сигарету за сигаретой. И хотя рассказ занял не так уж много времени, кабинет продымился настолько, что пришлось открыть оба окна. -Мой сосед, с которым мы очень дружили, дядя Петя, рассказал мне, что в ночь, когда я родился, на город падала какая-то звезда. Хохма, конечно, и я тогда только посмеялся, потому что дядя Петя был фантазером и частенько меня развлекал. Просто были необычные для нашего региона атмосферные явления, которые вызвали небольшой переполох в городе. Что-то вроде северного сияния, только по-другому. Если хотите, статью можете найти в публичной библиотеке. Газета "Зауралье", январь семьдесят четвертого. Число точно не скажу. Да и пару лет назад что-то об этом писали... Так вот, дядя Петя пару раз пытался мне внушить, что это был знак, какая-то отметина, и что мне повезло родиться именно в эту ночь и в этот час. Мне одному. Я потом спрашивал у матери, но она всегда была до предела загружена - и физически, и морально - и ей было не до этих штучек-дрючек. Словом, я поудивлялся, посмеялся и забыл. Мне было тогда одиннадцать лет. Потом я что-то начал замечать. Я приносил "тройки" из школы, приносил жирные "неуды" за поведение - не за то, что носился по классу и плевался из трубочки, а за то, что смотрел в окно на снегирей. А когда рассказывал матери путаные истории об учительской несправедливости и о том, что я вообще самый умный мальчик в школе, она мне верила. Я рассказывал ей то, во что хочется верить одиннадцатилетнему мальчишке, и она все это принимала и ходила на собрания в школу с высоко поднятой головой. Потихоньку я перетащил на свою сторону всех своих любимых учителей. Знаете, несмотря на то, что мне было интересно учиться, я был невероятно ленивым. Я мог не сделать домашнее задание, не принести контрольную, не выучить стихотворение. Обычно в таких случаях нормальный школьник потихоньку скатывается вниз, но меня прощали: давали время подготовиться, предоставляли отсрочки, закрывали глаза на мое явно "не пионерское поведение", когда я отлынивал от сбора металлолома. И все это происходило только потому, что я витал в облаках, а придуманные легенды выдавал за действительность. И мне верили. В школе я делал это неосознанно, я еще не понимал, что со мной происходит и почему мне так безумно везет. Я поступил в институт, и только там понял, что значила фраза "родиться под счастливой звездой"... (после этих слов Вадим долго молчал, выпуская из носа струи табачного дыма). Я потихоньку начал пользоваться успехом у однокурсников и однокурсниц, у преподавателей и уборщиц, у методисток и вахтеров. Я хотел выучиться на психолога, и кое-что у меня действительно получалось, но теория меня не привлекала. Начал скучать. А потом у меня появился друг... Витя Шлёнов... самый лучший друг. Знаете, такой раздолбай, рубашка-парень. С ним мы создали группу, играли в ресторане, на студенческих дискотеках. Тогда очень модно стало играть рок-н-ролл, особенно что-нибудь ленинградское, под "Кино" с "Алисой". Два курса проучились, проваляли дурака, два волосатых дебила. Концерты, посиделки, портвейн, девочки... все, как у настоящих тусовщиков. У обоих была отсрочка от армии, оба могли спокойно выполнять учебную программу и не бояться вылететь из института. Но только Витя об этом как-то подзабыл... и покатился. Впрочем, и я следом за ним. У него был шанс - засесть за учебники и наверстать. Я ему старался помочь, хотя и сам тогда барахтался, как котенок в пододеяльнике. Мы прекратили все загулы, все выступления, мы сидели как проклятые по ночам, учили эту хренотень. И в какой-то момент Витя сказал, что одной зубрежкой дело не решить. Надо дать взятку декану, сказал он, и пошел собирать деньги. Семья у Витька была небогатая. Да кто вообще был тогда богатым, в начале девяностых! Я как вспомню эти карточки, эти очереди, которые надо было занимать с пяти утра, номерки на ладонях, так меня просто вырубает... Все так жили. И Витькина семья тоже. Представляете, какая у них была реакция, когда он с такой помятой физиономией нарисовался и попросил найти побольше денег, чтобы защитить свою задницу от вылета из института и автоматического попадания в армию. Шок!.. Естественно, денег ему не дали, а воровать он не умел, честный был парень, совестливый, хоть и непутевый. Единственная надежда - на меня. Помню, как он меня упрашивал: "поговори с деканом, наплети ему что-нибудь, пообещай, у тебя это хорошо получается". А я шапкозакидательный тогда был, смотрел на все через мутное стеклышко, согласился быстро, да еще и ума хватило успокоить его, типа "не ссы, все будет чики-пуки!". Идиот, лучше бы я ему отказал... Пошел я к декану. Положение было такое - либо пан, либо в армию. Уходить на службу Витьке было нельзя, и я не мог этого допустить. Не тот он человек, если вы понимаете, о чем я. И дело даже не в том, что он не смог бы за себя постоять. Просто таких, как он, в армии ждет полный провал. Худенький интеллигент, тонкие пальчики, Пушкин, Пастернак, Джим Моррисон. Наша рабоче-крестьянская перемалывает все это в фарш. И вот пошел я разговаривать, потому что выбора уже не было. Поговорил... Не получилось у меня ни хрена. Совсем ни хрена. Это был первый случай, когда моя сраная "звезда" подсказала мне, чтобы я не занимался ерундой. До сих пор я успел навешать людям лапши на уши столько, что хватило бы на целый макаронный завод. И здесь я тоже пошел закидывать шапкой, думал, что стоит мне только сказать пару слов, как все мы будем уже на пятом курсе с красными дипломами и красными мордами. С одной стороны, я, наверно, должен благодарить судьбу за этот урок, но с другой стороны, слишком дорогой ценой я оплатил обучение. Пострадал не я. Хм, "пострадал"... Это не то слово, совсем не то. Пустое слово, ничего не выражает. Витя просто пропал, сгинул. (Здесь Вадим снова умолк, проверил пачку сигарет и, убедившись, что она пуста, вернулся к рассказу). Декан мне не поверил. Я не знаю почему. То ли я не слишком убедительно врал, то ли не проникся самой идеей настолько, чтобы донести ее до другого человека. У меня до сих пор нет никаких мыслей по этому поводу. Суть в том, что декан послушал, покивал и сказал, что еще потерпит наше наплевательское отношение к учебе. Пару месяцев потерпит, а потом будет наказывать. Но он схитрил. Выгнал нас через неделю, без лишних слов. Что-то не сработало... С Витьком мы переписывались около полугода. Он жаловался, что ему плохо: "деды" бьют, офицеры на стройку гоняют, автомат два раза всего держал в руках, стрелять не научился, за что опять же получает от "дедов" за плохие показатели взвода. Писал, что вечерами с ужасом ждет "концертов по просьбам слушателей" это когда старослужащие вылавливают молодых, владеющих инструментом, сажают к себе на кровать и гоняют по всему народному репертуару. Витька, как назло, не мог вспомнить ни одной песни о "девчонке, которая ждет солдата, плачет в подушку, а потом выходит замуж за плотника". Витька пел Майка Науменко, Башлачева. Сами понимаете, каково ему приходилось. Потом письма перестали приходить. Я сначала особо не переживал, потому что сам находился в такой же клоаке - ну, может, чуть получше - а потом мне мать написала, что Витьку привезли домой в запаянном гробу. Кто-то из набухавшихся в зюзю "дедов" во время очередного концерта перепутал Витькину голову со стеной и запустил в нее табуреткой. Помните армейские табуретки? Крепкие такие... Витьку хоронил весь наш квартал. Он ко мне сейчас по ночам стал являться. Давно его не видел, а тут вдруг зачастил. Подходит молча и смотрит, как я на гитаре играю, пытается что-то сказать, губами шлепает, а звука нет, как будто кто-то шнур из гнезда выдернул. Просыпаюсь в четыре утра - погано. Теперь я понял, как работает слово. Вернее, как оно стало работать. Почти девять лет я старался никому ничего не обещать. Я решил спрятаться, а если и беседовал с людьми, то только на отвлеченные темы и если ничто не угрожало. Работал грузчиком, экспедитором, продавцом, даже секретарем-референтом, на складе вот этом дурацком посидел. И вдруг подумал, что мне уже скоро тридцать и ни фига не происходит. Записал компакт-диск с приятелем. А потом встретил Ларису на лавочке в центре. Она плакала, и я подумал...
-А! - махнул рукой Вадим. - Какая, к черту, разница, что я подумал! -И то верно, - вымолвил Кирилл, разделываясь с последней сигаретой. Больше никто не издал ни звука. Все о чем-то думали. Глеб теребил чайную ложку, переводя затуманенный взор с вентилятора на улицу за окном, Лариса смотрела себе под ноги. Если Вадим и ждал какой-то реакции, то явно не такой. -Чего притихли? - спросил он. -Знаешь ли, - решил подать голос Кирилл, - один мой товарищ так долго переживал из-за того, что однажды резко поговорил с матерью, что к сорока годам спился. Ты берешь вину на себя? -Да. -А почему? -Потому что... - начал Вадим, но споткнулся. У него никто никогда не спрашивал "почему", потому что спросить было некому. Стало быть, и ответа на этот вопрос он не знал. - У тебя есть другие варианты? -Есть. - Кирилл снова вылез из-за тумбочки. - Дорогой мой, ты разговариваешь с людьми в прямом эфире, спасаешь от депрессии, наставляешь на путь истинный, и в большинстве случаев ты для них просто мессия. А тебя самого кто в порядок приводить будет? Кирилл добродушно улыбнулся. В этот момент он походил на доброго кота Леопольда, вышедшего на пенсию - круглый, неповоротливый и мягкий, как пушистое одеяло. -Мой вариант такой, - сказал он. - Ты не можешь брать ответственность за засухи в Гондурасе, за землетрясение в Армении и за выбор, который сделал твой друг Витя. И здесь ни при чем ни твой дар, ни ваш декан, ни наша доблестная армия. Вопрос закрыт. Надо думать, что делать дальше. Вот что ты собираешься делать? Вадим пожал плечами. -Нестеров сказал, что нужно встретиться с Лесневским. -Когда? -Послезавтра. Кирилл обернулся к хозяину кабинета. -Глеб, у тебя какие планы? Шестопалов оставил в покое ложку, прокашлялся. -По договоренности с Нестеровым через два дня в нашем эфире выходят ролики "Лес-фарм". За оставшееся время надо их записать. -Хорошо. Что дальше? -Дальше - еще лучше, - сказал Вадим и поднялся с пола. - По контракту после встречи с Лесневским я должен подготовить тексты выступления для телевидения. -Когда эфир? -У них будет два вечера на областном канале: в среду и пятницу. То есть первый - через восемь дней. -Понятно. - Кирилл сунул руки в карманы и начал раскачиваться на каблуках. В сложившейся ситуации кто-то должен был взять на себя бразды правления, и пока эта участь выпала ему. -Значит, у нас есть восемь дней. Так, Вадик, встречайся с Лесневским, пиши ролики, готовь тексты. Не суетись и особого рвения не проявляй. Глеб, пойдем пошепчемся. Шестопалов кивнул. Вдвоем с Кириллом они молча покинули кабинет, оставив молодых людей наедине. Вадим смотрел на Ларису и ждал, что она скажет. Он боялся наткнуться на непонимание. В конце концов, ведь он так быстро внушил ей доверие, что это не могло остаться незамеченным. А уж теперь, после столь эффектного самодоноса, судьба могла снова повернуться к нему задней частью. Лариса, наконец, обратила на него внимание. Вадим заволновался, увидев ее игриво вскинутую бровь. Точно так же она смотрела на него в тот день, когда обнаружила под стулом четыре упаковки из-под презерватива. -А ты, оказывается, порядочный сукин сын, - сказала она. -Уж какой есть, - ответил Вадим. -Значит, хочешь узнать, какого цвета трусики у Насти? -Нет, не хочу. - Вадим выдохнул, едва удерживаясь от бурного проявления эмоций. - Ларис, не сбегай от меня сейчас. -А потом - можно? -А потом ты не сможешь. -Пустишь в ход свои чары? Вадим опустил голову. Зря он сегодня разоткровенничался, напрасно притащил сюда Ларису. Все испортил собственноручно, болван! -С тобой все было честно. Я люблю тебя. Он умолк. Больше ему нечего было сказать, да и не хотелось. Главное было сказано. Лариса подошла к нему, положила руки на плечи. Ее ладони были теплыми. -Взаимно, - сказала девушка.
