Марк Фурман - Когда убивают футбол: игра по-русски
— Дорога ложка к обеду. Те, кто хотят уехать за рубеж, пусть уходят сейчас. Финал Лиги чемпионов в мае, тогда будет слишком поздно. Да и сам прикинь, крутой четверке, что стремится за кордон, придется заплатить больше половины доходов.
— Дай, Катя, подумать, — попросил тогда Родин, — не гони лошадей.
— Подумай, неделька, другая, Слава, у тебя еще есть. А там — объявляй трансфер. Ведь жива еще формула дедушки Маркса, которой нас учили в школах да институтах: товар — деньги — товар. За этих ребят Испания с Германией такие бабки отвалят, особенно за Юдина…
Последнее, что посоветовала тогда Ницкова, буквально потрясло Родина:
— И вообще, Вячеслав Иванович, резонно ли тебе будет тогда на трех креслах сидеть? Ведь после продажи этой четверки «Арбат» дальше в Лиге чемпионов не пройдет, и весной будет полный провал. Сложи с себя пост главного тренера, хватит с тебя президентства, руководства сборной. А за провал нам с тобой очень дорого заплатят. За выигрыш так не платят.
Зимой, уже после отъезда игроков за рубеж, на представительной пресс-конференции, посвященной окончанию сезона, Родин возложил руководство «Арбатом» на своего помощника Константина Ярилина. Доводы тогда он привел весьма убедительные: впереди основное событие четырехлетия — Чемпионат мира по футболу, и ему, мол, предстоит целиком заняться национальной сборной России.
Страшно сказать, но Родин вдруг почувствовал облегчение оттого, что Ницковой уже нет в живых, и никто ему не напомнит об этом разговоре в Добрятино.
16
Пройдя к себе в номер, Сакуленко разделся догола, была у него с детства такая привычка. Расслабившись, закурил, потом налил коньяку из стоявшего в углу холодильника.
— Будь здоров, Валентин, — произнес он вслух тост за себя и, опрокинув стопку, с наслаждением ощутил приятную теплоту содержимого.
«Вот все и вернулось на круги своя, — подумал он. — Прошлого уже не вернуть, теперь будет полегче». Он вспомнил, как до неожиданного прихода Ницковой ловко раскручивал финансовую пирамиду «Арбата». Часть денег, поступавших от спонсоров, телетрансляций, рекламы и торговых сделок, ложилась на его личный счет. Делалось это по совету хорошо разбирающегося в налоговых лабиринтах человека, его закадычного друга. Таким образом, удавалось избежать отчислений государству, которое он считал главным вором, и поэтому угрызениями совести себя не истязал.
А «Газпром», а черное золото Тюмени и Уренгоя? Тысячи тонн бензина и миллионы кубометров газа на миллионы долларов — разве не его заслуги? Что и говорить, хватало всем. Часть нефтепродуктов через вновь рождавшиеся, чтобы вскоре умереть, коммерческие компании уходила на Север, в Карелию, что-то текло на Украину, почти половина оседала в Москве. Двойные, тройные обороты приносили баснословную прибыль.
Поначалу Ницкова советовалась с ним. Но два года назад, она, не без согласия Родина, стала первым после президента «Арбата» лицом в финансовой деятельности клуба. Вскоре к ней прилипло прозвище — «Екатерина Третья». В компании Ницкова даже стала откликаться на сокращенное «Катя-три». Постепенно она добилась отстранения его, Валентина Сакуленко, от всех коммерческих дел. Ему осталось лишь закулисье большого футбола, просмотры игроков и составление предварительных соглашений, которые почти всегда отвергались Ницковой. Потом этого игрока все равно приглашали, но делалось это уже от ее имени. Он стал замечать, что подчиненные с ним разговаривают о деле все реже и реже, считая это лишней тратой времени, и сразу обращаются к Ницковой. Его деловая территория катастрофически уменьшалась, деньги и люди текли мимо него.
За время своего царствования на посту гендиректора клуба Ницкова показала себя во всей красе. Из-за нескольких десятков миллионов долларов она фактически разрушила великолепную команду, замахнувшуюся впервые в своей истории на Кубок европейских чемпионов. А через год «Екатерина Третья» вступила в борьбу за бензиновый рынок Москвы. Начались разборки из-за рекламы, трансляций игр чемпионата страны с продвижением жевательной резинки «Стиморол» по телевидению. Негласно, но прикрываясь именем «Арбата», скупались старые и открывались новые бензоколонки.
«Императрица» совсем оборзела, вот и доскакалась до дырки в голове. Видимо, действительно по-крупному кому-то перешла дорогу. Хотя он прекрасно понимает, что, как говорят в уголовном мире, «косяк» на него падает, первым будут подозревать его. А ну и в грызло им. Это ведь еще доказать надо, ведь он с ней вел себя очень осторожно, понимая, что пользы от нее никакой, а вот вреда — сколько угодно.
Теперь ему предстоит наверное самое сложное, найти ту самую мину в ее делах, на которой она подорвалась. Хотя, чего тут думать — обнаружится, как только он дела примет, или сам сообразит, или подскажут, куда ходить не надо. Валентин давно для себя сделал вывод, что самый страшный враг человека — его непомерные амбиции. Как только кому покажется, что держит Бога за бороду, тут его и ждет, то ли киллер в подъезде, то ли мина под капотом.
Людей Ницковой оставлять у дел, конечно, нельзя, всех гнать к чертям собачьим. Но одному, понятно, тоже не справиться, придется вновь подбирать команду, кое-кого из нужных людей вернуть в состав.
— Кстати о бабах, — он вспомнил об Оксане Лариной, обворожительной длинноногой блондинке с блудливыми зелеными глазами. Она уже на базе, сегодня наверняка свободна, ведь Лидский еще не подъехал. Надо как-то расслабиться, иначе не уснуть…
Он снял трубку, набрал не всем известный внутренний номер.
— Алло, у телефона Оксана, — сонно и протяжно отозвался знакомый женский голос. — Это Валентин Игоревич? Я Вас сразу узнала.
— Жаль, значит, не быть мне богатым.
— Уж что-что, а это вам не грозит, — рассмеялась она.
— А проблемы все-таки есть, — деловито сказал Сакуленко. — Зайди, переговорить надо, есть тут указание шефа. И не сочти за труд, захвати с собой изделие номер два. А то прихватишь еще что-нибудь с вами, — шутливо добавил он, положив трубку.
17
Когда около девяти утра бодрый выспавшийся лейтенант, дежуривший в приемной Ницковой, обнаружил, что дверь кабинета закрыта изнутри, он подумал, что Белянчиков попросту уснул за компьютером. Несколько минут милиционер нажимал кнопку звонка, но продолжительные трели, отчетливо доносившиеся из кабинета, оставались без ответа. Он попытался разбудить крепко уснувшего майора вначале деликатным стуком, затем сильными ударами кулака в дверь, и, наконец, приложился пару раз ногой. За столь безуспешным занятием его и застал Корначев, неожиданно возникший на пороге.
Когда с помощью вахтерши, снабдившей лейтенанта запасным ключом, дверь открыли, представшая картина на какое-то время полностью отключила их от всех предшествующих событий.
Белянчиков как-то боком, в неестественной позе, полулежал на залитом кровью столе, потеки которой, ужом огибая массивный чернильный прибор и край компьютера, капали на пол. За спиной убитого через полуоткрытые створки окна виднелась черепичная крыша соседнего дома. В тот же момент лучи утреннего солнца, коснувшись ее ажурного козырька, ворвались в комнату.
Какие-то мгновенья, Корначев пребывал в растерянности, затем рванулся к телефону.
Вскоре специальная опергруппа «МУР-УВ» (усиленный вариант) начала осмотр места происшествия. Но прежде криминалистов и судмедэксперта в комнату вошел кинолог с темно-коричневой немецкой овчаркой Найдой, считавшейся едва ли не суперзвездой среди розыскных собак столицы.
Проведя Найду вдоль кабинета и шепнув ей несколько слов, проводник ослабил поводок. Осторожно обогнув стул с телом Белянчикова и не коснувшись лужи крови, овчарка положила лапы на стол, ткнувшись носом в сероватый экран компьютера. Затем она подошла к книжному шкафу и, вновь встав на задние лапы, вдруг дважды прыгнула вверх, коснувшись черным желудем носа толстого тома «Энциклопедического словаря менеджера».
Лишь после того, как проводник, уловив настроение собаки, достал из словаря спрятанный диск, умное животное тут же потянуло хозяина к окну. Вскочив на подоконник, Найда глянула вниз на асфальт, затем, задрав голову вверх, взглянула на крышу. Глухо заворчав и тявкнув несколько раз, овчарка натянула поводок и устремилась из кабинета.
Неожиданное убийство майора Белянчикова в кабинете Ницковой свидетельствовало о том, что происшедшие накануне трагические события будут иметь свое продолжение…
Поскольку финансовые документы, находившиеся у Ницковой, могли быть главным ключом к раскрытию всей криминальной истории, Корначев опечатал кабинет и распорядился вынести из него все содержимое, исключая мебель и бытовые предметы. Папки с документами аккуратно укладывались во вместительные картонные коробки из-под стирального порошка, позаимствованные в ближайшем магазине. Они лично пронумеровывались следователем и погружались в салон передвижной кримлаборатории.
