Владимиp Югов - Загадка мадам Лю
- Погодите-ка, парни, - встрепенулся вдруг полковник, увидев новый, недавно построенный тут хозяйственный магазин, и извинительно добавил: Сынишка выдергал насчет мотоцикла. Тут, говорят, есть.
- За сданные яйца, - сказал подполковник.
Шофер остановил машину. Уже выйдя и держась за ручку дверцы, Сухонин покачал головой.
- Эх, Саня, Саня! Поменьше бы в оппозицию лез. Что о нас подумает столичный товарищ?.. Прикинь лучше, как в такой обстановке с ним будешь работать. - Он кивнул на Васильева. - Он же еще не развращен на службе. Развратится - станет возражать на каждом шагу, как ты мне, обидно станет.
И захлопнул с треском дверцу. Струев сидел насупясь, ждал терпеливо. Наконец, улыбающийся, вернулся Сухонин.
- Ну что, поехали? - Он одарил всех улыбкой.
Как, оказывается, далеко ехать в этот Хапстрой! Как я вчера так легко преодолел такое солидное расстояние! Чем же эти друзья меня шарахнули по голове? Зачем ударили? Кто выследил? К чему я им?.. Но тогда ответь: почему ты следил? Ты не следил и поехал из любопытства? Ну, а что ты расскажешь этим, как был вчера там и как тебя тюкнули по голове?
Подполковник вытянулся на окошечко машины, зевнул, спросил Васильева:
- Ну кадр, вовсе не развращенный службой... Ты сознайся, почему все-таки мне не сказал, что ты хорошо знаешь этого Ледика?
- А чего вдруг? - Васильев оторвался от чашки - он пил, налив из термоса, кофе. - Разве вы забыли, что мы тут друг друга все знаем?
- Я разве знал, что ты здешний?
- Но я же думал, что вы заглядывали в мое дело. Я был здешним. И теперь в доску здешний.
- Я в дело твое не глядел, потому что ты еще - пацан. Наделать ты ни хорошего, ни плохого еще не мог. Ни тут, ни там... Так почему ты мне не сказал, что знаешь подозреваемого?
- Я думал, в работе откроется. Все равно же некому было к вам идти. А я... Я уже по делу истосковался. Почему я только на бумажках сижу?
- Потому и сидишь! Что вот так действуешь! Ты хотя бы чуточку знаешь о том, как в былые времена мы жили? Знаешь, когда с нас сняли плату за звание? Знаешь, как мы в течение более семнадцати лет, аж до декабря шестьдесят девятого, работали по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки? Почти без выходных, часто без времени для еды! И с месячным окладом аж от девяноста до ста тридцати! Но учти, тогда всегда мы говорили: "Я не буду вести этого дела. Я не могу, братцы! У меня личное в этом есть..." У нас совесть была!
- Вы думаете, сейчас что-то изменилось?
- А нет? Не изменилось?
- Я доложу вам! Учился я с ним всего один год.
- Но именно в этом году ты конфликтовал с ним.
- Александр Александрович, почему вы так со мной разговариваете? Я учился с арестованным, да. Но мне было тогда всего шестнадцать лет. Если бы вы были ко мне более или менее настроены по-доброму, вы бы взяли это на учет и спросили бы меня, почему так запутаны у этого матроса Ледика были последние годы жизни?
- Вы не ответили на мой вопрос, - Струев тоже перешел на "вы", почему не сказали, что учились вместе с арестованным? И что у вас был с ним конфликт...
- Я извиняюсь за это.
- Что был за конфликт? Элита? Вы, Ирина... Извините, потерпевшая? Еще несколько привилегированных особ? Скажем, сын главного инженера шахты, дочь секретаря райкома... Всего-то - пигмеи.
- Нет, извините, Александр Александрович! Тут вы ошибаетесь. Мамочка Ледика...
- Знаю я про мамочку.
- Вы, наверное, не знаете, что от нашей шахты и в область, и в республику двинулись на выдвижение... Кстати, через папочку Ири... Убитой, простите... Двинулись довольно крепкие мужички. Мамочка Ледика ездила к ним в гости. И из обкома, я сам в кабинете своего отца слышал, как прозванивали: не троньте ее! Это было похлеще наших папочек. Мы его, Ледика, всегда могли принять в компанию.
- А отдыхали на дачках папаш?
- А разве это было запрещено? Не с подонками же якшаться, не по пивным лазать!
- Вы имели отношение к убитой? У вас же разгул был широкомасштабным?
- Но ведь убитая не скажет теперь, что между нами было.
- И в дневнике нет этого.
- Я не вырывал страниц.
- Это - да. Вы знали, что убитая имеет дневник?
- Поговаривали об этом. Они же с Фишманом соревновались... В писатели лезли. Слог у нее был пожиже, чем у Фиши, но, однако, крепок.
- Потому вы, не дождавшись меня, рванули к вещественным доказательствам?
- Нет, просто я подумал, что ваша жена в тот вечер затеяла какое-то культурное мероприятие. Вы будете поздно.
- И как вы думаете выходить из этого положения?
- Как? Я думаю, вам не удастся вытурить меня из дела. Потому что не даст товарищ полковник, наш главный с вами на сегодня бог.
Полковник, слышавший весь этот разговор, нейтрально хмыкнул.
- Скажите уж, что дочь полковника учится на факультете, где деканом ныне ваш отец.
- И это важно, Александр Александрович. - Васильев завинтил крышку термоса. - Мы же живем не в свободной стране, где взаимоотношения контролируются совестью. Мы давно ее потеряли, совесть-то. Никто не заставит отца причинить боль моему прямому начальнику. Отец мой всегда отличался разумом. А с вас, если уж хотите знать, слетит не один волосок, как только тронете меня...
- Видишь, товарищ полковник? - Теперь уже хмыкнул Струев.
- Далеко пойдет, - осклабился Сухонин. - Если, конечно, не остановят... Грубо, старший лейтенант! Но это, Саня, ты его спровоцировал!
Я сидел насупившись. Что же произошло с нами, грешными? Почему они не стесняются меня, человека столичного, с остреньким перышком? Они сами идут на зуб, открывая язвы профессии. У них точно так, как у всех. Раньше боялись газетной полосы, хотели попасть в нее лишь положительными. Теперь - другое время? Пиши! Все стерпит газетная или журнальная полоса. Напротив, чем хуже о тебе, тем лучше резонанс. Ты не в мафии, ты не их, если тебя хлещут.
- Молодой человек! - Полковник сидел в машине вразвалку, он обращался ко мне. - Вы, говорят, из пострадавших?
- Да, - ответил за меня Струев. - Он получил ночью по куполу.
- Как?
Полковник глядел на меня испытующе.
- Я, я... - Я забормотал.
- Просто любопытство, - подумав, сообщил подполковник. - Верно я говорю?
Я кивнул головой.
- А кто же вас ударил? - спросил Сухонин.
- Если бы он знал! Мне позвонил с Хапстроя, тот же Плотников сообщил: какая-то женщина тащит окровавленного мужика...
- В том-то и дело, что крови не было, - отозвался я.
- Утюгом, завернутым в полотенце, и шарахнули, - засмеялся подполковник.
- Шутки шутками, а все это мне не нравится, - сказал полковник.
Машина остановилась. Я узнал домик, узнал место, где прятался. Все выглядело хуже, чем вчера. Облезлые гнилые стены деревянного сооружения были так стары и угрюмы, что я невольно съежился. Внизу говорливо тек ручей. В синем небе не было и облачка. Было жарко, сон морил меня; все-таки подняли они меня рановато. Надо было вообще-то отлежаться.
- Где вас ударили? - спросил Струев, подойдя ко мне и закуривая. - В каком месте? То есть, я спрашиваю, не куда вас ударили, а где? У буерака? Или внизу?
- Думаю, что вон там. - Я кивнул головой на небольшой штабелек кирпичей. - Но я...
- Да какое это имеет значение? - махнул рукой полковник. - Нет главной нитки. - Он чихнул и полез за платочком. - Истинная правда!.. Ну куда делся этот воришка да еще и в законе? Зачем сразу разболтали о нем?.. У кого насчет него эта идея созрела?
- У Васильева, - заметил подполковник.
Мы зашли в комнатку, где недавно видно жил "вор в законе". Мрак, неуют охватил меня, заставил зябко оглянуться. В углу я увидел лужу крови. Уже слетелись мухи, жужжали. "Вот так бы и меня", - с каким-то ужасом подумал я. В голове сразу же после этого начались боли.
5. ГДЕ ВЕДЕТСЯ СЛЕДСТВИЕ
Все по порядку. Помните эти фантастические исчезновения букв в записке, которую оставили мне на столе в номере гостиницы? Грешным делом, я хотел потом превратить это в шутку, ибо не раз имел дело со своим братом писателем и артистом, охочем на розыгрыши. Заберется в номер, слава богу, рожи примелькались на экранах, принимают за своих, вынут из бумажника одну записочку, вкладут совсем другую, а ты разрываешься от любопытства и недоумения.
Так и подумал я на своих. Где-нибудь рядом, на гастрольных подработках, и шутят. А тут, уже перед отъездом самым, - звонок телефонный. Говорит некто Добрюк, из здешней милиции.
- Не узнаешь? - спрашивает. - А помнишь, я приходил к тебе, когда у тебя дачный кирпич украли?
Я узнал его голос. Хрипловатый, добрый. Оказывается, сейчас в глубинке. Уехал из столицы. А тут, - рассказывает уже при встрече, - мама старенькая. В село езжу каждую субботу, огород держу, куры, свиньи, гуси, даже голубей завел.
- Чего мне надо, спросишь? Не спеши, узнаешь. Я тебя свожу в одно местечко.
Местечком мои знакомые следователи-ребята, которые помогают в моей работе, называют такие комнатушки, где ведется следствие. Откуда он знает, что я давно слыву у ребят своим? Просто я рекламирую их работу в лучшем виде. Я знаю, за такую их адскую муку хорошо хотя бы добрым словом упомянуть их фамилии. Но это, пожалуй, единственное, что я могу сделать для них сегодня.
