Марина Серова - Сияние алчных глаз
Покружив по городу, Борзой привез меня в какой-то унылый район, где, кажется, размещались одни общежития. Серые пятиэтажные дома, похожие друг на друга как две капли воды, отличались только вывесками на парадных подъездах. К одному из таких домов мы и подъехали. Фасад здания украшали стройные ряды какого-то кустарника. На крыльце стояла металлическая урна с опаленным боком.
— Вот отсюда Леха и уехал, — сокрушенно произнес Борзой. — И я тому свидетель. Но покуда — молчок! Эту бомбу мы прибережем на крайний случай.
Мы вошли в вестибюль. Место вахтера пустовало. В коридорах пахло щами и подгоревшей капустой. У кого-то из обитателей Борзой спросил, в какой комнате проживает семья Аникина.
Откровенно говоря, на душе у меня кошки скребли, когда мы с Борзым постучались в дверь этой комнаты: слишком жестоко сейчас тревожить женщину, которая только что похоронила мужа. Но иного выхода не было — чем больше проходило времени, тем меньше оставалось шансов разгадать тайну его гибели.
Должна признаться, что без Борзого мне было бы гораздо труднее. Он, кажется, не слишком тяготился условностями, ничто не могло его смутить и сбить с толку.
Когда на стук никто не ответил, он нисколько не растерялся и, подмигнув мне, принялся колотить сильнее. Наконец за дверью послышались неуверенные усталые шаги, и щелкнул замок.
На пороге стояла сама Аникина. Ее осунувшееся потемневшее лицо абсолютно ничего не выражало. В черном платье, без косметики она походила на тень человека.
Наше появление нисколько не взволновало ее. Она молча смотрела на нас, но мне казалось, что она попросту нас не видит. Я тоже молчала, ломая голову, как начать неприятный разговор. И опять меня выручил Борзой. Он громко кашлянул и неприлично бодро сказал:
— А мы к вам, Галина… простите, не знаю, как вас по отчеству? Не возражаете?
В глазах Аникиной промелькнула какая-то искорка. Неожиданно для меня она отступила в сторону и очень тихо сказала:
— Заходите.
Борзой шумно ввалился в комнату, снимая на ходу куртку. Поискав глазами вешалку, он забросил куртку на крючок и обернулся ко мне.
— Раздеваться будешь? — спросил он.
Я пожала плечами. Раздеваться предполагало, что мы заявились надолго, а мне хотелось задать лишь два-три вопроса. Хозяйка бесстрастно наблюдала за нами, сложив на животе руки. По-моему, ей было все равно.
— Мы, Галина, по делу, — деловито сообщил Борзой, прохаживаясь по комнате взад и вперед. — Прежде всего прими наши соболезнования. Жалко Алешку! Но надо держаться. У вас ведь сын? Ну вот! Сейчас о нем нужно думать, о его будущем…
Бесцеремонность Борзого в данном случае сыграла некую положительную роль — во всяком случае, она привела Аникину в чувство. На ее лице промелькнуло выражение досады, и слова прозвучали теперь довольно отчетливо.
— А вы кто, собственно, такие?
— Мы, Галина, друзья твоего мужа, — уверенно заявил Борзой. — Искренние друзья…
— Она что — тоже друг? — неприветливо спросила Аникина, глядя в мою сторону.
— Тоже! — не раздумывая сказал Борзой, но тут же поправился: — То есть не то чтобы друг… Она только сегодня приехала. Но, в сущности…
— И чего же вы от меня хотите? — перебила его Аникина.
Мне показалось, что сейчас женщина уже была способна рассуждать здраво и лишние предисловия могли только насторожить ее. Поэтому я сказала прямо:
— Уважаемая Галина! Мы — журналисты, и нам хочется найти тех, кто виновен в смерти вашего мужа. В этом деле много неясностей. Мы были бы очень признательны, если бы вы помогли нам…
— Помочь вам? — горько спросила вдова. — Зачем?
— Ради справедливости, — сказала я. — Ради возмездия, наконец.
Ее наполненные мукой глаза смотрели на меня в упор.
— А чем это возмездие поможет Алексею? — безнадежно произнесла она. — Чем оно поможет мне с сыном? Все это пустые слова!
— Хорошо! — решительно сказала я. — Понимаю, что вам сейчас трудно рассуждать об отвлеченных материях. Поэтому я предлагаю вам сделку: вы ответите на несколько вопросов, а я вам даю две тысячи, идет? Пусть это и не большие деньги, но все же кое-что, правда? Ведь вам сейчас будет нелегко одной…
Я знала, что Аникина не откажется. Женщина в любой ситуации остается практичной и думает прежде всего о детях.
Она молчала, недоверчиво глядя на меня. Я без особых церемоний достала из сумочки деньги и положила их на холодильник, около которого стояла.
— Они ваши, — негромко сказала я.
В лице Аникиной что-то дрогнуло. Она обвела нас взглядом, словно только что увидела, и неуверенно произнесла:
— Я не понимаю, что вам нужно…
— Сынок-то где, в садике? — вдруг спросил Борзой и, получив в ответ утвердительный кивок, деловито продолжил: — Слушай, Галина, Алексей-то, как в пятницу ушел, так больше дома и не появлялся? И не звонил, нет?
Аникина пристально посмотрела на него и отрицательно покачала головой. Губы ее задрожали.
— А попытайтесь вспомнить, — как можно мягче сказала я, — он не рассказывал, куда и с кем уезжает? Вообще о своих ближайших планах?
— Он никогда не рассказывал о своих делах, — глухо ответила вдова. — Он очень серьезно к работе относился. Можно сказать, мне не доверял…
— Когда вы узнали, что Алексей…
— В субботу утром, в десять часов, — быстро сказала она. — Мне позвонили из прокураторы и попросили приехать в морг… — Глаза ее наполнились слезами.
— А столь долгое отсутствие мужа вас не насторожило?
Галина опять покачала головой и горько сказала:
— Он отсутствовал почти всегда. Все это мне надоело. В тот день я предупредила мужа, что, если ничего не изменится, то нам придется расстаться… — она криво и страшно улыбнулась. — Вот и расстались…
Мы с Борзым переглянулись. Возникшая в комнате пауза была совершенно невыносимой. И я опять заговорила:
— Когда вы приехали в морг и увидели мужа… Вам что-нибудь показалось необычным? Может быть, что-то бросилось в глаза?
Аникина непонимающе уставилась на меня.
— Необычным… — прошептала она. — Разумеется, мне все показалось необычным… Я привыкла видеть своего мужа живым…
— Я понимаю… И все-таки, может быть, припомните какие-то частности?
Опустив бессильно плечи, Аникина стояла передо мной, медленно выталкивая из себя слова непослушными губами:
— Он весь был какой-то другой, понимаете? Лицо, руки… Руки у него были обожжены… и шея тоже… Мне сказали, что его ударило током… И еще он весь был грязный — куртка, брюки…
— Грязный?
— Да, в пыли, в грязи… Как будто лазил в каком-то подвале… Но мне сказали, что его нашли за городом. Может быть, он перемазался в земле?
— Где сейчас эта одежда? — спросил Борзой. — Можно на нее взглянуть?
— Я… я не знаю, — беспомощно произнесла Аникина. — Я была потом сама не своя. Всем занимались ребята, его сослуживцы…
— Больше ничего не можете вспомнить, Галина? — поинтересовалась я.
— Больше ничего… Хотя… он был без шапки. Я обратила на это внимание, потому что последний раз я видела его в шапке — живым…
— Простите, а что за шапка? Как она выглядит?
— Да шапка как шапка. Старенькая, кроличья, серого цвета. Ухо у нее одно я сама ниткой подшивала…
Снова наступила тягостная пауза. Аникина едва держалась на ногах, словно этот разговор отнял у нее последние силы. Борзой смущенно крякнул и почесал голову.
— Большое спасибо, — сказала я. — Извините, что вас потревожили…
— Вам спасибо, — бесцветным голосом ответила женщина, выразительно глядя на деньги, лежавшие на холодильнике.
— Ну, мы, пожалуй, пойдем… Верно, Ольга? — обернулся ко мне Борзой.
— Да, мы уходим. До свидания, Галина!
— Главное, ты мужайся! Помни о ребенке! — рассуждал Борзой, натягивая куртку. — Это сейчас основное. Не предавайся отчаянью!
По глазам Аникиной было видно, что она ждет не дождется, когда мы исчезнем. Но Борзой копался и продолжал резонерствовать, словно ничего не замечая.
— Когда человек в горе, с ним надо как можно больше разговаривать! — назидательно пояснил он, когда мы с ним наконец покинули общежитие. — Ему нельзя давать замыкаться в себе.
— Это понятно, — ответила я. — Но вам не кажется, что мы с вами меньше всего подходим для этой роли?
— Для настоящего журналиста вы чересчур мнительны, — задумчиво сказал Борзой. — Хотя, может быть, это молодость? Нет, в ваши годы я был гораздо увереннее! Впрочем, это не мое дело. Вы где остановились?
— В гостинице «Приозерская», — ответила я.
— Готов вас подбросить, — любезно предложил Борзой. — А потом буду готовиться к вечернему визиту… Вы не забыли, о чем мы договорились?
Я опять полезла в сумочку.
— Держите две сотни, — сказала я. — Но в гостиницу я, пожалуй, сейчас не поеду.
