Ольга Троицкая - Порочная королева
Хлопнула дверца. Кто-то плюхнулся на место водителя. "Порядок", — шепнул знакомый голос. «Жигуль» развернулся и поехал в обратном направлении. Машину Андрей остановил только через два квартала. Карина осторожно села. Девушка боялась лезть с вопросами к спутнику, а сам он не имел желания болтать. Зазвонил мобильник. Андрей рывком поднес его к уху.
— Все сделал хорошо. Теперь дальше. Мальчишка в доме, приготовленном к сносу. Лизюкова, 28. Спасибо за сотрудничество.
Автомобиль ожил и понесся в ночь.
***Несчастный и красный, как перезрелый помидор, Владимир Петрович сидел перед полноватым, каким-то блеклым ментом. Фамилию сыскарь носил не геройскую — Смирнов. И глаза его не горели азартом прирожденного охотника, напротив, то и дело их покрывала пелена сонливости. Зато молодой помощник Смирнова — Саша Першин — проявлял активность за двоих. Он беспрерывно крутился по холлу, по-собачьи заглядывал в углы, точно искал одному ему известные улики или намеревался ненароком что-нибудь прихватизировать в особнячке.
— Вы его связали? — бесцветным голосом уточнил Смирнов.
— Я? Нет. — Владимир Петрович промокнул лоб платком. — Просто выстрелил в него из газового пистолета… Ну и он… свалился.
Великоцкий обеими руками показал на пол.
— Надо было связать…
— Да… Но мы сразу же позвонили в милицию… Потом Вера принесла сок. Ну и мы выпили и… пошли на кухню… Поговорить… Ну чтоб он не слышал…
— А дочь ваша осталась?
— Кара сидела в кресле.
— Кто?
— Моя дочь — Карина. У нее очень доброе сердце, — Владимир Петрович скривился. — Видимо, придурок застонал или попросил пить…
И она подошла…
Великоцкий растерянно посмотрел на жену.
Денис краснел за мнущегося и заикающегося отца.
Ему очень хотелось вставить свое живое слово в бездарный детектив папан. Но под суровым взглядом матери парень молчал. Вера Николаевна казалась абсолютно спокойной. Лишь Владимир Петрович видел, что жена на пределе: левой рукой она крепко сжимала золотой крест на груди. Так, не убирая пальцев с распятия, каменно, Вера много лет назад двое суток просидела у постели умирающей матери. Кажется, только взгляд женщины не утратил способности двигаться. Ежеминутно он обращался к медлительным стрелкам больших часов. "Я выброшу их, — с тупой тоской подумал Владимир Петрович. — Как только все закончится, расколю к чертям собачьим".
— И он выволок вашу дочь? — с дотошностью хорошего врача допытывался Смирнов.
— Да, — не спуская взгляда с замка, кивнул Великоцкий. — Но сказал, что через два часа…
Ну когда отъедет подальше, наверное… Отпустит.
— Через час тридцать, — поправила его до того молчавшая жена. — Осталось полтора часа.
Смирнов крякнул. Ему хотелось сказать этим потерянным, заикающимся, оглушенным горем людям: вряд ли вы когда-нибудь увидите свою дочь. Живой, во всяком случае. Но он просто продолжил допрос:
— Что было в сумке?
— Мы не знаем, — понуро ответил Владимир Петрович.
— Неужели не поинтересовались?
— Это дело милиции.
— Да-а-а. Дело у нас заварилось образцовое.
Значит, так. Давайте сюда фотографии дочери.
— Карина не любит фотографироваться, — разлепила синие губы Вера Николаевна. — У нас есть только детские снимки.
— Послушай… — начал Великоцкий, но женщина остановила его гневным:
— Я выполню условие! Будем ждать, — и добавила горячим шепотом:
— Никогда не прощу тебе, если что-нибудь случится с девочкой.
Владимир Петрович совсем сник. Широкие плечи его опустились. Он и сам никогда себе этого не простит… Риночка… Его любимица. Денис заерзал в кресле, вспомнив о сокровище, хранящемся у него в комнате, — фотке на память от ублюдка. Вот бы что подкинуть снующему туда-сюда менту. На его-то старикана надеяться просто смешно.
Денис не понимал позиции родителей — ждать. Его бесила детская вера матери в слово проходимца. Она вертит отцом, как хочет, а его глупая сестренка сейчас один на один с насильником. Денис передернул плечами: дураки! Однако он не смел нарушить запрет матери и лишь сардонически кривил губы. В голове крутилось: "Наверное, Смирный думает, что я кретин".
***Сердце Карины билось оглушительно, точно она не ехала в качестве пассажирки в автомобиле, а неслась к заброшенному дому на своих двоих. Десятки тревожных мыслей осаждали ее.
Малыш скорее всего в подвале уже один. Наверное, похитители сказали ему: "Сейчас придет дядя Андрей. Не двигайся с места, а то он тебя не найдет", — и смылись. Оставили они рядом с ребенком хоть какой-то источник света, или бедняга дрожит в темноте?
Андрей с силой сжимал руль и напряженно вглядывался вперед. Наконец, они отыскали полуразвалившееся здание. Андрей взял фонарь и вышел из машины. Карина заспешила следом, споткнулась и чуть не полетела. Но мужчина даже не оглянулся на шум, быстро шагнул в черный зев дома и крикнул:
— Ванюшка! Это я — дядя Андрей! Я пришел. Сейчас поедем к маме.
Где-то справа раздался осторожный шорох.
Мужчина направил туда луч фонаря. В темноту метнулась громадная жирная крыса. Девушка вздрогнула и неосознанно вцепилась в руку спутника.
— Возможно, сволочи его усыпили, — прошептала она.
Почему-то Карина боялась говорить в полный голос. Андрей ничего не ответил. Освещая путь подслеповатым фонарем, двинулся по ступенькам, ведущим в подвал. Под ногами шуршали шматки штукатурки, скрипел песок, вниз со стуком падали осколки кирпичей. Навстречу молодым людям плыл отвратительный затхлый воздух и такая же омерзительная тяжелая тишина. Вдоль коридора темнели «норки», в которых когда-то хозяева хранили вечные банки с соленьями и картошку. На некоторых закутках еще сохранились двери. От нетерпеливого движения быстрой руки Андрея они поскрипывали щемяще, жалобно. В брошенных хранилищах горбатились кучки мусора, источали зловоние нечистоты. Одна дверь не поддалась сразу. Андрей поднажал плечом, и она распахнулась. В углу, прямо на цементном полу лежал мальчик лет шести. Мужчина и девушка бросились к нему.
— Вставай! — крикнул Андрей.
Но малыш не отозвался, не улыбнулся, не сел, потирая глаза ручонками. Мужчина быстро подошел к ребенку. Склонился низко. Карина, испытывая легкую злость по отношению к мальчишке, умудрившемуся заснуть в таящем незримую опасность месте, из которого им всем троим надо побыстрее сматываться, тоже шагнула вперед. Протянула руку — сейчас она его разбудит.
Андрей дернулся, но не успел остановить девушку. Пальцы Карины легли на лоб малыша… И тут же девушка в ужасе отдернула их, закричала:
— Он же мертвый! Мертвый!
Карина затрясла рукой, словно обожглась.
— Его убили!
— Успокойся, — твердые ладони сжали сотрясающиеся от рыданий плечи девушки. — Ну же…
Мужчина положил сильную руку на затылок Карины, сделал осторожное движение, точно погладил, и, наконец, прижал черную головку к своей широкой груди. Когда Рине было три года, на ее глазах лопоухая дворняжка попала под колеса весело мчавшегося автомобиля. Тогда отец точно таким же бережным жестом, как сейчас Андрей, повернул дочь к себе: "Не смотри!"
Позднее Карина поняла: от чужого страдания надо уметь отгораживаться высоченной стеной, иначе оно может превратиться в твою боль. Но девушка так и не научилась делать это.
А о каком успокоении могла идти речь сейчас? Ведь за застывшего в последней муке ребенка несет ответственность именно она, Карина.
Набиваясь в помощницы к Андрею, девушка смалодушничала и не открыла причины своего рвения, спряталась за наглостью, глупостью.
А все дело в том, что ее сердце грызли дурные предчувствия после слов похитителя: "Когда ты с нами разговаривать не стал… Я его прямо тогда кокнуть хотел…" Подонок так и сделал. Убил!
Частично в этом виновата и она. Сердце острой бритвой полосовала жалость к так и не ставшему знакомым мальчишке, которого вместе с полубандитом она неумело пыталась спасти.
Неожиданно Карина почувствовала, что ладонь Андрея дрожит. И мгновенно, словно в подвале зажегся ослепительный свет, увидела себя со стороны. Вот она стоит, жалкая, взъерошенная, прижавшись сопливым носом к пропахшему потом свитеру какого-то психа. И тот только что не тискает ее. Нетерпеливым движением Карина высвободилась, нервно поправила растрепавшиеся волосы.
Однако мужчина уже утратил к ней всякий интерес. Он замер, наклонив голову набок, как большой умный пес. Непроизвольно Карина тоже прислушалась. Вроде ничего. Андрей же кивнул сам себе и схватил девушку лапищей за локоть: «Уходим». Карина беспомощно огляделась.
Уходим? А малыш? Он что, так и останется один в жутком подвале? По полу стучат маленькие быстрые лапки. Голодные жадные твари изо всех углов полуразвалившегося здания спешат на пиршество.
