Вячеслав Белоусов - Прокурор Никола
– В преисподнюю завел монах, – наткнувшись опять на Ковшова, дохнул в ухо Шаламов.
Ковшов промолчал, только поежился, Серков передернул плечами, словно что-то тяжелое сбрасывая с себя.
– Мне как-то приводилось однажды, – обернувшись, тихо сказал он. – Насмотрелся…
– Это где же? – Шаламов совсем прилип к Ковшову.
– В семьдесят третьем. Археологи в Успенском соборе раскопки производили. Насмотрелся там всякого.
– Кого раскапывали-то?
– Останки архиерейских захоронений. Аж с шестнадцатого века!
Впереди священник возился с кольцом, пытаясь отворить дверь. Ему помогал служивый.
– Где Волошин-то? – не выдержал майор.
– Вот, зрите! – зычно, видимо, услышав Серкова, провозгласил отец Никон, распахивая, наконец, непослушную дверь. – Ваш детина?
Перед сгоравшими от нетерпения и неизвестности глазами Серкова, Ковшова и Шаламова предстала мрачная усыпальница с тремя гробницами, уставленная горящими свечами. Дальний дневной свет, проникающий из еще одной открытой в противоположном конце склепа маленькой двери, позволял различить две фигуры, вскочившие на ноги с одной из гробниц при их появлении. Колыхнул в лица сквозняк. Дальняя дверь скрипнула жалобно и с грохотом захлопнулась. Свечи разом потухли. Мрачная тишина навалилась на всех.
– Отворите дверь, негодники! – огласил подземелье бас отца Никона. – Заклепы не поставили, бестолочи! Зрить нельзя!
Кому адресованы были слова возмущения и гнев попа, можно было только догадываться, но в темноте что-то задвигалось, заворочалось, заскрежетало, и по мере завершившихся звуков скрежета усыпальница замерцала тусклым дневным светом. Перепуганный служка бегал, зажигая одну свечу за другой и ставя их на гробницы. Серков рванулся вперед.
– Волошин! – окликнул он одну из фигур, поднявшуюся с гробницы. – Лейтенант! Жив, здоров?
– Так точно, товарищ майор! – отчеканил Волошин, а Ковшову бросилось в глаза осунувшееся лицо молодого парня в темном длинном, почти до пят, плаще.
– Разрешите доложить, товарищ майор? – лейтенант бодро вытянулся перед Серковым.
– Погоди. Это кто с тобой?
– Это?.. Подозреваемый.
– Подозреваемый?
– Задержанный.
– Данила Павлович, – обернулся Серков к Ковшову. – Как поступим?
Ковшов отыскал глазами священника, заметив, как снова спрятался за его спину служка, покончив со свечами; попробовал разглядеть неизвестного, поднявшегося с гробницы вместе с Волошиным, но тот, кутаясь в одеждах, намеренно или обескураженно прятал лицо от света.
– Отец Никон! – кашлянув, проверяя голос, обратился Ковшов к священнику.
– Речи, служивый, – кивнул тот.
– Отец Никон, позвольте, покамест здесь… на месте… определиться нам с некоторыми обстоятельствами?
Священник раздумывал, молчал.
– Сесть только негде. Но, думаю, это не обременит? – добавил Данила.
– За этим и пожаловали, – величаво и укоризненно наконец возгласил священник. – Мне блюсти в храме Божьем велено. Затем владыке нашему Илариону поведать. Понеже любые поругания и поношения знать надоти.
– Согласен он, – повернулся Серков к Ковшову, задумавшемуся над услышанным. – Стращает только, мол, жаловаться будет начальству своему.
– Пусть докладывает, – кивнул Ковшов лейтенанту.
– Согласно заданию… – начал было Волошин.
– Это можно пропустить, – одернул его майор.
– …встреча отца Ефимия…
– Отца Ефимия? – вопросил священник, сверкнув глазами. – Где он?
– Отца Ефимия… – недоуменно глянув на священника, подтвердил Волошин и повернулся опять к майору.
– Продолжай, продолжай, – Серков жестом руки попросил священника не перебивать и добавил: – и покороче.
– Одним словом, встреча их состоялась… – совсем сбиваясь, запнулся лейтенант, – с устанавливаемым нами лицом, наверное, здесь.
– Почему наверное?
– А его тут же и убили, – коротко закончил лейтенант, моргнул и добавил: – По моим наблюдениям.
– Отца Ефимия умертвили?! – бас священника потряс воздух усыпальницы так, что свечи, разом колыхнувшись, едва не погасли; или это опять потянуло шальным сквозняком. – За что? Кто?
– Тише, тише, – Серков уже сделал шаг к священнику. – Спокойнее, отец Никон.
– Смертоубийство в храме! – резало слух.
– Данила Павлович, в такой обстановке мы вряд ли чего выясним.
Священник затих, лишь крестился неистово, за его спиной молился служка.
– Волошин! – Ковшов приблизился к оперативнику. – Вы все своими словами расскажите нам. Не спешите. И не волнуйтесь. Как получится. Короче, длиннее, как получится. Я слушаю.
И Волошин, не отводя от Ковшова глаз, тихо, запинаясь, начал говорить. Как проследовал за отцом Ефимием в склеп, как дождался, пока тот остался один, как увидел подопечного падающим с ножом в спине, как принял решение остаться дожидаться убийцу и как сам убийцу схватил, когда тот к нему подкрался сзади в темноте…
– Этот? – подступил Серков к бессильно опустившемуся опять на гробницу незнакомцу, скрывающему лицо.
Волошин утвердительно кивнул головой.
– Так это послушник наш, Михайло! – вскричал отец Никон. – Я его сам в поиски послал за отцом Ефимием. Канул тот безвестно.
– Куда канул? – не понял Серков.
– Запропастился. Владыка видеть его пожелал.
– Самому владыке понадобился! А что же он у вас тут делал? – заспешил по горячему следу майор.
– Ключарь Савелий! – обратился священник к своему служке.
– Трудников и послушников водил Ефимий в усыпальницу, батюшка. Ведомо вам, ремонт затеян был, – выступил из-за спины священника сутулый ключарь, крестясь. – Сыплются временем могилы.
– Вот, – священник притопнул в такт себе ногой. – Слышали?
– Та-ак… – пошел вокруг гробниц майор, стуча ногами и явно отыскивая приметы времени на камнях. – Сметая пыль с могильных плит, значит?
– Чего это он? – толкнул Шаламов Ковшова локтем. – Не свихнулся?
– Не видать что-то разрушений, – покачивал майор головой, подозрительно косясь на служку.
Ключарь счел правильным снова укрыться за широкой спиной священника.
– Где труп-то? – спросил Шаламов, не глядя на лейтенанта.
– Да, а труп? – замер на месте майор Серков.
Отец Никон в недоумении и возмущении развел руки, не находя слов.
– Я же его в нишу спрятал, – вспомнил Волошин. – А на его место лег сам. Чтоб этого!..
Он резанул взглядом по послушнику Михаилу.
– Поглядим, поглядим, – заторопился майор.
– Вот, – Волошин огляделся вокруг, уверенно зашагал в сторону самой маленькой гробницы, заглянул за нее. – Темно тут. Свечу бы. Здесь ниша, товарищ майор.
Но сзади, опережая майора, уже спешили со свечками Ковшов и Шаламов.
– Глубока, окаянная, – пыхтел Шаламов, заглядывая вниз. – Не видать дна-то. Давайте еще огня!
Три головы склонились над ямой. Три свечки замигали трепетными язычками пламени. На дне никого не было. Вековая почерневшая плита дохнула им снизу в лица зловещим холодом.
Легат и его легионеры
Легат[5] забыл, когда гневался, когда последний раз метал громы и молнии, даже когда нервничал и выходил из себя. Врачи предупредили, что все эмоции теперь ему вредны. Может случиться непоправимое. И он страшился приговора.
О том, что действительно жить ему осталось мало, напоминали дряхлеющее тело, пропадающие желания, стынущая страсть. Прошлое порой вспыхивало искрой в глазах, но только на мгновение, и снова западало в черноту провалившихся зрачков. Или приближающаяся смерть так пугала?..
Едва выкарабкавшись с больничной койки, зализывая раны после очередной тяжелой операции, он совсем плохо ходил, говорил тихо, с придыханием, через силу вникал в окружающее – давили швы располосованной грудины. Но главная мысль, сверлившая его до лечебки, не покидавшая в больничной койке, уже завладела его сознанием, мучила в бессонные суточные бдения и заставляла выбираться из тяжкой пропасти мрачного забытья.
Найден след дружков Игнатия Стеллецкого! Сверкнула наконец-то удача! Согрела холодеющую душу!
Именно сейчас, когда он ясно сознавал, как мало ему оставалось видеть белый свет, что дни его сочтены, а врачи проклятущие врут, даря никчемные обещания, именно теперь, заново зародившись, сжигала его надежда схватить, наконец, ускользающую судьбу за хвост. До нее как никогда близко! Только жить!.. Только набраться сил!.. Протянуть руку!..
Несколько десятков лет рыскал сам, нещадно людей своих гонял по всей стране при малейшем сигнале, да что там сигнале! При малейшей, мизерной надежде отыскать след исчезнувших после смерти Игнатия Стеллецкого его последователей и помощников, след сподвижников и учеников хитрющего Игната, великого археолога, вечного соперника Легата, унесшего с собой в могилу многие секреты и тайны. Тот заветное глубоко схоронил, будто в собственной усыпальнице спрятал, а следы учеников его и сподвижников замело метлой беспощадного времени, и с каждым годом горы песка забвения угрожающе росли все выше и выше.
