Мария Спасская - Черная луна Мессалины
Гречанка безропотно нагнулась за разбросанными по полу вещами, а матрона Лепида, хлопнув дверью, двинулась по дому дальше. Пройдя через атрий и два узких коридора, женщина достигла желтых стен купальни. Шагнув из-за малахитовых колонн в зал для омовений, сразу же увидела раба Исаака. Юный иудей, опустив зардевшееся смуглое лицо, застыл в напряженной позе с кувшином над порфирной ванной и не знал, куда девать глаза. Он заставлял себя рассматривать затейливую мозаику пола, но взгляд непроизвольно возвращался к ванне. Темные губы его кривила страдальческая улыбка, тонкие ноздри орлиного носа возбужденно трепетали.
Оторвавшись от созерцания ладной фигуры молодого раба, Лепида посмотрела на дочь. Закусив пухлую алую губку мелкими жемчужинами зубов, Валерия нежилась в теплой воде, неспешно лаская свое совершенное тело. Медные кудри, сколотые высоко на затылке, водопадом спускались на лицо. Сквозь огненные пряди всполохами зеленели глаза, томно прикрытые трепещущими длинными ресницами. Гладя себя по груди, животу, промежности, девушка явно забавлялась производимым на иудея впечатлением, то опуская, то поднимая бедра над водой. Тот потел, страдал, томился от стыда, но не мог превозмочь себя и не смотреть на молодую госпожу.
– Валерия! – застыв в гневной позе у колонны, окликнула матрона Лепида заигравшуюся дочь. – Немедленно прекрати!
Исаак вздрогнул и, как на спасительницу, взглянул на госпожу, подоспевшую так вовремя. Патрицианка еще сильнее нахмурилась и занесла хлыст для удара, но бить раба не стала, со свистом шлепнув по воде мраморного бассейна, располагавшегося в центре купальни. Юноша выглядел таким несчастным, что непричастность его к этому действу была очевидна даже ей.
– Моя госпожа, я не хотел! – сдавленно заговорил он. – Я шел на кухню, чтобы взять объедки для щенят, а молодая хозяйка окликнула меня и велела прислуживать при омовении.
– Убирайся к себе на псарню! – скомандовала жена сенатора. – И подбери мне черную суку на сносях.
Всему Риму было известно, что Мессала Барбат держит собак для охоты и что лучше его гончих нет во всей империи. Прежде чем уйти, раб быстро кинул на матрону Лепиду брезгливый взгляд, и жрица Гекаты подумала, что парень не только красив, но и умен. Даже слишком. Не оборачиваясь, патрицианка двинулась к себе в покои, досадуя на свою рассеянность. Занятая утолением собственных желаний, она едва не упустила дочь. Еще немного, и услышавшая зов плоти Мессалина отдалась бы первому встречному, ничтожнейшему соседу из всаднического сословия, какому-то Луцию Стратонику, навеки опозорив их род! И тогда стать императрицей ей не смогла бы помочь даже Великая Темная Мать.
К вечеру матрона Лепида заглянула на половину дочери. Мессалина сидела перед полированным серебряным зеркалом, перебирая заколки и гребни самых затейливых форм. Были здесь драгоценные фигурки богов и животных, цветов и птиц с алмазами, жемчугом, изумрудами, сапфирами, рубинами. Пока Валерия рассматривала украшения, чернокожая рабыня-каламистра просушивала ее густые медные пряди, попутно навивая их на щипцы. Почтительно склонив голову, у стены своей очереди дожидалась рабыня-кипасис, чтобы уложить головку Мессалины в изысканную прическу, состоящую из мелко заплетенных кос, перемежающихся искусно завитыми локонами, а затем украсить выбранными хозяйкой драгоценностями. Хлоя тоже застыла у дверей, ожидая приказаний. Сделав гречанке знак удалиться, мать опустилась на низкий пуф и заговорила по-гречески, как делала всегда, когда не хотела, чтобы африканские невольницы ее поняли.
– Валерия, девочка, ты стала совсем взрослой. Пришло время поклониться Великой Темной Матери. Сегодня ночью я приду за тобой.
Не прекращая перебирать драгоценности, Мессалина надула пухлые губы и упрямо мотнула головой, глянув исподлобья на мать.
– Не буду никому поклоняться! – дерзко откликнулась она. – Я и сама не хуже богини. Пусть мне, богоподобной, поклоняются!
Балованный ребенок, дочь сенатора Мессалы ни в чем не знала отказа. Обожавший ее отец частенько брал дочку на пиры и увеселения, и Валерии нравилось, что убеленные сединами сенаторы смотрят на нее, как на женщину. Даже Калигула несколько раз ущипнул Мессалину за щеку, выказав восхищение ее расцветающей красотой. Но свои успехи девушка приписывала целиком и полностью себе, считая мать помешанной колдуньей и ничего, кроме раздражения, не испытывая к этой чужой, надменной женщине.
Москва, 199… год
Несколько часов ушло на дорогу до отеля и размещение гостей в номерах, после чего я попробовала выполнить свое обещание и раздобыть лунный гребень. В самом центре Москвы, на набережной, затерялся среди чахлых столичных кустов приземистый двухэтажный дом из красного кирпича. Медная табличка на его дубовых дверях утвердила меня в мысли, что я приехала туда, куда нужно. Кабинет руководства музея располагался на втором этаже, в самом конце недавно отремонтированного коридора. Об этом сообщила пожилая кассирша в круглом окошке кассы, неприветливо насупившаяся, лишь только услышала вопрос о директоре и поняла, что деньги за билет я платить не собираюсь.
– Доридзе там, – махнула она рукой куда-то вверх.
Стоявший на вахте старик поправил фуражку и шагнул вперед, заслоняя дверной проем сутулыми плечами.
– А где находится экспозиция, посвященная Александре Коллонтай? – уточнила я.
– Все-таки будете смотреть экспонаты? Тогда платите за билет!
В голосе вахтера звучало торжество и даже злорадство. Чтобы не огорчать пожилого человека ненужным упрямством, я купила билет, на законных основаниях прошла мимо бдительного сторожа и устремилась сквозь анфиладу залов к лестнице, ведущей на второй этаж. На каждом этаже дежурил милиционер при кобуре и рации. На пути попадались одинокие любопытствующие иностранцы с увесистыми «Кодаками» на шее и группки скучающих школьников, без интереса внимающих занудным экскурсоводам.
Когда-то давно и я побывала здесь со школой на экскурсии. Помню, мне очень понравилось здание. Обойдя половину залов вместе с ребятами, я в конце концов отбилась от класса и бродила по коридорам, рассматривая высоченные потолки с лепниной, богатые бронзовые люстры с хрустальными подвесками, добротные дубовые двери, ручки которых горели начищенной медью. И все это великолепие никак не могло уложиться у меня в голове рядом с образами пламенных революционеров – людей аскетичных и жертвенных, как их преподносил экскурсовод. Кто-то лгал – то ли экскурсовод, то ли здание. Несоответствие увиденного и услышанного рождало, как теперь принято говорить, когнитивный диссонанс. А вместе с ним – еще один модный термин из лексикона психологов – и фрустрацию. После той единственной экскурсии я больше в музей не заглядывала, боясь опять пережить неприятное чувство, будто тебя водят за нос.
Серую вязаную кофту, скрывающую полное тело, и взъерошенные волосы, точно пожухлая трава лесное озеро обрамлявшие лысину, я приметила в последнем зале как раз рядом с дежурным милиционером. Если не считать меня, то этот господин был там единственным посетителем. Я прошла через зал мимо смотрительницы, по многолетней профессиональной привычке дремавшей с открытыми глазами на стуле у дверей.
Приблизившись к посетителю, я ощутила сильный запах, какой бывает в старых подворотнях, и увидела, что плешивый толстяк делает зарисовки с придвинутой к стене витрины. Перьевая ручка проворно порхала по прикрепленному к планшету листу бумаги, и, увлеченный работой, казалось, он не замечает ничего вокруг. Но впечатление было обманчивым.
Как только я поравнялась с его серой вязаной спиной, мужчина обернулся и, качнув многочисленными подбородками, впился в меня пытливым взглядом щелочек-глаз. Я улыбнулась и сделала успокаивающий жест рукой, давая понять, что мешать не стану. Но мне не поверили, продолжая сверлить подозрительным взглядом. Так, смущая толстяка, я подошла к кабинету директора. Постучала в косяк рядом с надписью «Доридзе Ия Спиридоновна» и, услышав приглушенное «войдите», толкнула дверь. Директором музея оказалась стриженная под мальчика прямая старуха с суровым блеском выпученных глаз.
– Добрый день, Ия Спиридоновна, – шагнула я на вытертый ковер.
– Добрый, – резко откликнулась она. – Чем могу?
– Ия Спиридоновна, – доверительно начала я, – тут вот какое дело. Я арт-директор ночного клуба «Эротика». Меня зовут Елена Левина.