Марина Серова - Все о мужских грехах
— Ольга Ивановна! Я к вам и надолго не задержу! — извиняющимся тоном сказала я.
— Да ты в комнату пройди! — пригласила она меня. — Чего же на пороге разговаривать?
— А так быстрее будет, — улыбнулась я и выдала ей ту же версию, что и Смирновым.
— Манану помню! — кивнула она. — И дочку ее тоже! И как приехали они помню! Обе такие зашуганные! Любого шороха боялись! Вещей-то у них с собой только три сумки и было! Одно слово — беженцы! Сандра-то сначала немая была! Детишки наши общежитские, бывало, позовут ее играть, а она все к Манане жмется. Вот горе-то матери! — вздохнула она. — Манана-то с дочки глаз не спускала, боялась за нее! Чуть что, тут же звала: «Сандрочка! Иди к маме! Иди, моя хорошая!» А потом ничего! Отживели обе! А там и Сандра заговорила! Они же как к нам попали! Манана сразу в горздравотдел пошла работу искать, вот ее в заводскую детскую поликлинику и направили! А уже оттуда ордер к нам в общежитие дали. Ну, собрали мы им мебель кой-какую, белье — у них же ничего с собой не было. И стали они жить. Но и потом они держались хоть и приветливо, но близко к себе никого не подпускали! А съехали-то они после того, как ее чуть не побили! Манану то есть!
— Можно поподробнее! — попросила я.
— Чего ж не рассказать? — удивилась она. — Тайны тут никакой нету! Тот день, я помню, мужик какой-то, ну, чистый уголовник с виду, еще днем пришел и Манану спрашивал…
— Русский? — спросила я.
— Русский, — подтвердила старушка. — Ну, я ему и говорю, что, мол, на работе она, а сама удивляюсь, чего ему от нее надо. Сразу же видно, что не пара они. Она-то женщина приличная, а он… — она махнула рукой. — Тут он про Сандру спрашивает, а я еще больше удивилась. А потом думаю, уж не отец ли он ее? Дочка-то не в мать пошла, хоть и грузинка по паспорту. А чего тебе, говорю, от девочки нужно? А он усмехнулся так… Нехорошо… И сказал, что поговорить с ней хочет. А девочке-то такой отец разве нужен? — спросила она меня.
— Думаю, что нет, — твердо ответила я.
— Вот и я так подумала, — согласилась она. — Десять лет об нем ни слуху ни духу не было, сидел, видать, а тут, нате вам, явился! Да разве от такого отца чего хорошего можно ждать? Зачем же девочку смущать? Жизнь ей портить? — спросила она меня и сама же ответила: — А незачем! Вот я ему и сказала, что уехала, мол, Сандрочка, что мать ее к родне отправила. Тут он как заорет: «Да ты, бабка, с ума, что ли, сошла? Я же точно знаю, что она в городе!» А я ему в ответ, что, мол, вчера и уехала. Зыркнул он на меня так зло и ушел. Слава тебе, господи, думаю! Решила я Манане, как вернется, все рассказать, да не успела. Видела в окно, как шла она к двери счастливая такая, а тут мужик этот как со стройки выскочит — и к ней! Схватил ее, трясет и орет что-то! Я и глазом моргнуть не успела, как мужики наши на улицу выскочили. Ох, и отметелили они его! — посмеиваясь, сказала старушка. — Ушли они потом, а он еще долго на снегу лежал. Я уже и беспокоиться начала, не убили ли они его часом. А потом — ничего, шевелиться стал, поднялся и пошел себе, уж не знаю куда.
— А он больше не приходил? — спросила я.
— Приходи-и-ил, — кивнула она. — Дня через два пришел и опять Манану спрашивал. А я ему в ответ, что, мол, съехала она на следующий же день. Ох, ругался он! — старушка даже головой покачала. — Еще чище наших мужиков! У тех-то хоть поймешь, чего они говорят, а этот? Слова какие-то непонятные, но видно, что неприличные. А потом почему-то мне пригрозил, сказал: «Ничего! Я эту сучку все равно достану! Мое от меня не уйдет!» — и ушел. Вот и все, дочка! Чего знала, то и рассказала!
— А Сандра с этим мужиком не похожи? — спросила я.
— Да что ты! — воскликнула она. — Сандрочка же красавица, а он? На левой брови шрам — разбили, наверное, нос, видать, сломанный — набок смотрит…
— На какой бок? — быстро спросила я.
Ольга Ивановна задумалась, посмотрела на себя в висевшее на стене зеркало и ответила:
— А направо! На его право!
— А глаза какие? Рост? Цвет волос? — перечислила я.
— Росту он повыше тебя будет, — медленно, вспоминая, сказала она. — Глаза черные, злые… Аж колючие! А волос вот не видела — в кепке он был.
— А татуировок на руках не было? — спросила я и объяснила: — Ведь вы же с чего-то решили, что он уголовник.
Ольга Ивановна опять задумалась, а потом сказала:
— А были, наверное… что-то синее мне запомнилось…
— Спасибо вам огромное, — искренне поблагодарила я ее. — Вы даже не можете себе представить, как вы мне помогли!
— Ай! — отмахнулась она, и я попросила:
— Вы не проводите меня до калитки? А то у вас там такой барбос сидит!
— Да не тронет он! — успокоила она меня, но все же пошла.
При виде ее овчарка бешено завиляла хвостом и даже — ей-богу, не шучу! — улыбнулась. То есть зубы-то она снова показала, но вот оскал был совсем не злобным, а каким-то радостным.
— Ты же мой Дружок! — старушка на ходу погладила собаку по голове, и та тут же плюхнулась на спину. — Ну, погоди! Вот гостью провожу и приласкаю! А то сидишь, бедненький, день-деньской на цепи!
Возле калитки я без малейших колебаний вложила Ольге Ивановне в руку сто долларов и тихонько сказала:
— Это только вам! Купите себе что-нибудь вкусненькое или побалуйте себя обновкой.
Разглядев, что я ей дала, старушка подняла на меня мгновенно ставшие серьезными глаза и строго спросила:
— Ты благое ли дело творишь, дочка? Не Иудины ли это деньги?
— Вот вам истинный святой крест, что благое, — сказала я и перекрестилась.
— Ты, видать, того мужика ищешь, что Манану обидел? — догадалась она.
— Его! — не стала лукавить я.
— Дай бог тебе удачи, дочка! — сказала на это Ольга Ивановна и перекрестила меня.
Я села в машину и, оглянувшись через плечо, увидела, что она стоит в калитке и крестит меня вслед — на душе тут же почему-то стало легко и спокойно.
— Куда теперь? — спросил водитель.
— В кассы «Аэрофлота», — не задумываясь ответила я, потому что делать мне в Ростове было больше нечего.
— Так они все уже закрыты, — недоуменно сказал он.
— А в самом аэропорту? — напомнила я.
— Там круглосуточные, — тут же спохватился он и спросил: — Так в аэропорт, что ли?
— Туда! — подтвердила я, и мы поехали.
Откинувшись на спинку сиденья, я подставляла лицо под струи наконец-то хоть немного посвежевшего от долгожданной вечерней прохлады воздуха и думала о том, что же это за мужик такой преследует Нинуа и где мне его искать. Хотя «где», было ясно и так — в Тарасове. Но вот почему он преследует Нинуа? Что именно он от Мананы требовал? Действительно какую-то вещь или Сандру? Да, решила я, скорее всего он имел в виду девочку — Ольга Ивановна ведь сказала ему, что той нет в городе. Но зачем она ему? Почему он так стремится ее убить? Одни сплошные вопросы без ответов. Пока без ответов, утешила я себя. Купив в аэропорту билеты на следующий день до Москвы и оттуда в Тарасов, я вернулась в гостиницу совершенно измочаленная, но жутко довольная. Расплатившись с водителем и даже дав ему довольно прилично «на чай», я собралась выйти из машины, но он остановил меня.
— Так мне завтра за вами сюда заехать, чтобы в аэропорт отвезти? — спросил он.
— Хорошо! — согласилась я.
— Значит, буду вас здесь утром ждать, — заверил меня он и уехал.
В свой номер я поднималась на автопилоте и, войдя, обессиленно рухнула на стоявшую в коридоре тумбочку. Немного отдохнув на этом неудобном «сиденье», я посмотрела на себя в зеркало и обалдела — я была какого-то сине-зеленого цвета.
— Да уж! — только и смогла сказать я, глядя с отвращением на свое отражение. — Ну, ничего! Вот закончу это дело и куплю путевку куда-нибудь, где никто не знает о моей профессии. Буду лежать на пляже, купаться в море, пить вино, крутить необременительные романчики… Одним словом — отдыхать! От этого сладкого предвкушения я даже зажмурилась, а когда открыла глаза, с сожалением сказала: — Нахалка ты, Татьяна! Ты еще это дело даже толком не начала, а уже думаешь о том, что будет, когда оно закончится!
Скинув туфли, я прошлепала в ванную и пустила в ванну воду, потом сняла костюм и, накинув халат, позвонила дежурной по этажу и попросила ее прислать ко мне горничную. Когда та появилась, я спросила, показывая на костюм:
— Вы сможете быстро привести его в нормальный вид? А то я утром улетаю, а надеть мне нечего.
— Во сколько у вас самолет? — спросила она и, услышав время, уверенно заявила: — Будет готов, — и, забрав его, ушла.
Из-за отсутствия одежды спуститься в ресторан я не могла, да и сил на это не было, и я, приведя себя с помощью ванны в относительно нормальное состояние, позвонила в ресторан и заказала ужин в номер, сказав, чтобы для начала принесли мне большой кофейник с кофе. Когда его принесли, я устроилась в кресле возле окна и стала утрясать в голове всю полученную сегодня информацию. Но тут оказалось, что я себя переоценила, потому что мысли никак не желали собираться в одну кучку и разбегались, кто куда. Поняв, что ничем плодотворным мои мучения не увенчаются, я решила устроить себе вечер отдыха — заслужила ведь! Поужинав, я включила телевизор, чтобы узнать, что в мире делается, и заснула в кресле под его мерное гудение. Проснувшись среди ночи, я перебралась на кровать и вырубилась.
