Анатолий Семенов - Преступление не будет раскрыто
Вот возле навеса появилась рябая хохлатка. Разинув клюв и глядя на Олега то одним, то другим глазом, она робко вошла под навес. Увидела зерно, клюнула и в этом месте стало разгребать землю и подняла пыль. Следом появился красный петух с дымчатой широкой грудью, с загнутыми на длинных ногах шпорами и черным большим хвостом, отливающим синевой. Этот был не из робких. Совсем близко подошёл к Олегу и принял воинственную позу. Долго стоял с открытым клювом возле ног Олега, поглядывая на покоробленные сандалии, — раздумывал, начать первому и долбануть подошву или подождать пинка и уж потом ринуться в бой. Но человек лежал смирно, а жара была нестерпимая, видимо, сковывала боевой дух. Этот долговязый забияка с окровавленным гребнем, свисающим на один бок почти до глаза, сегодня уже успел с кем-то помериться силой, и теперь ограничился лишь тем, что угрожающе прокудахтал, и, гордо выпятив грудь, пошёл к хохлатке. Подойдя к ней почти вплотную, опустил вниз голову и крыло и начал теребить крыло ногой и шуршать им о землю. Хохлатка отскочила в сторону и заквохтала, издавая отрывистые, ворчливые звуки. Эти звуки, судя по обстановке, могли означать что-нибудь вроде этого: «Нашёл время, дурак». Но петух снова приблизился к ней и повторил ту же процедуру. Бедняжка побежала из-под навеса, и петух последовал за ней. Олег пожалел, что они исчезли. Снова стало тихо. Слышалось только ровное дыхание Марины.
Она спала неспокойно. Мешали мухи. Олег вытащил из-под себя ветку коровятника, из которого сибиряки делают добротные веники для подметания полов, и стал отгонять ею мух. Вот забегали её глаза под закрытыми веками. Длинные светлые ресницы стали шевелиться, — видит сон.
Тишину нарушили ласточки. Прилетели под навес, пощебетали и улетели.
Откуда-то донеслась минорная песня овсянки-дубровника. Олег любил эту желтогрудую птичку за то, что красиво поёт, за то, что сама красива, как яркий осенний лист, и за то, что подпускает к себе совсем близко, на расстояние двух шагов. Она гнездится на заливных лугах и всегда сопутствует рыбаку, и эта песня, неизменно появляясь с наступлением жарких дней каждое лето, стала так привычна и так глубоко зашла в душу, что без неё он не представлял себе ни лета, ни рыбалки. А сегодня, глядя на спящую Марину и слушая дубровника, испытывал небывалое блаженство.
VIII
Слух у Олега был завидный, и он издали уловил старческую шаркающую походку. Кто-то шёл мимо навеса. Опершись на локоть, Олег отодвинулся от Марины и стал вглядываться в щели и увидел старухин голубой фартук. Старуха шла под навес.
— Побеспокоила вас? — тихо спросила она.
— Да нет, я не сплю, — ответил Олег.
— Мнучик где-то загулял, — сказала старуха.
— Вернётся, — сказал Олег.
— Седни уж нет, — сказала старуха и прибавила как бы между прочим: — Старик бушует. Сети поставить не с кем.
Олег поднялся со своей лежанки.
— Я помогу, — сказал он. — Только есть ли у него разрешение на ловлю сетями? Как бы нас не арестовали.
— Все у него есть. И билет от обчества рыбаков и лицензия. Трамвай ещё не скоро. Успеете вернуться.
Олег вздохнул и влюблёнными глазами посмотрел на Марину.
— Пошто в разные стороны плывёте? — спросила старуха.
— Да так получилось, — улыбнулся Олег.
— Жалко небось?
— А что поделаешь!
— С чего это ты вдруг стал обсуждать этот вопрос, — сказала Марина недовольным спросонья голосом.
— Ты не спишь? — удивился Олег.
— Мы разбудили, — сказала старуха. — Ну ладно, значит договорились. Пойду, скажу старику, чтоб собирался, а ты подходи прямо на берег, где лодка стоит.
Выйдя из-под навеса, старуха вдруг остановилась.
— Вон Нифон едет, — сказала она. — Что-то рано сегодня. Наверно собрался ломать избу. Перевозить хочет на Воробьевку. Теперь там конюшит.
Услыхав, что едет хозяин, Марина быстро поднялась и стала рыхлить примятое сено. Олег вышел из-под навеса и увидел рыжебородого старика, подъезжающего верхом на караковой кобыле. Сбоку бежал вороной жеребёнок с белой звёздочкой на лбу. Олег позвал Марину.
— Смотри, — сказал он. — Узнаешь?
— Боже мой! — воскликнула она. — Это ж та самая лошадь с колокольчиком.
— Та самая, — подтвердил Олег, — только теперь без колокольчика.
Всадник подъехал к навесу и ещё в седле произнёс:
— Добра здоровица, гости дорогие!
— Здравствуйте, дедушка, — сказала Марина. — Извините, что без спросу. Здесь у вас так хорошо, прохладно…
— Ничего, ничего, — сказал старик, спешиваясь. — Отдыхайте. На трамвай наверно? У меня тут как вокзал, все ждут трамвая. Избу вот перевезу, а навес хоть специально оставляй. Ромка дома? — спросил он старуху.
— Нету, — ответила старуха. — Уехал вчера силос возить и до сих пор нету.
— Вот те на! — сказал Нифон, привязывая лошадь к телеге. — А мы договорились сегодня ломать.
— Дак вот, — старуха развела руками.
— Ничего, — ответил Нифон спокойно. — Подождём. — Вынул из кармана маленькую изогнутую трубку, стукнул чубуком о колесо телеги, сунул в рот и стал сосать.
Все трое молча смотрели на его роскошную густую бороду, которая немного отличалась по цвету от более тёмных усов и тёмно-бурых с проседью волос, выглядывающих из-под серенькой кепки. Старомодная выгоревшая косоворотка на нём была подпоясана кушаком из бельевой верёвки, залоскнувшие дешёвого сукна брюки заправлены в кирзовые сапоги. Нифон вынул из кармана синий вышитый цветочками кисет и стал развязывать.
Старуха спохватилась: «Чего это я? Антип-то ждёт», — и засеменила прочь.
— Бабуся, сумку-то возьмите! — крикнула ей вдогонку Марина и второпях завернула и сунула в хозяйственную сумку белый платок и подала ей. — Спасибо за угощение.
— На здоровье. Парень-то со стариком уплывут, так приходи чай пить ко мне. Чего тут будешь одна…
Марина кивнула головой и подошла к лошади. Осторожно протянув к её морде руку, стала гладить. Лошадь стояла спокойно.
— Умница, умница… хорошая, — приговаривала Марина. — Как же тебя зовут? Дедушка, у неё есть кличка?
— Есть, а как же, — ответил старик, неспеша набивая табаком трубку. — Маруськой зовут.
— Маруся, Мару-усичка, — продолжала приговаривать Марина с улыбкой, поглаживая салазки и шею кобылы. — Дедушка, она очень смирная?
— Смирная.
— А можно покататься на ней верхом?
— Прокатись.
Марина в восторге тихонько крикнула «ура»! и захлопала в ладоши.
— А жеребёночка как зовут? — спросила она, глядя на вороного сосунка, который стоял сбоку возле матери и тыкался мордой в вымя.
— Жеребёнка-то? Его Орликом зовут.
— Такой славненький! А к себе, наверно, не подпустит.
— Он ещё глупый. Не надо трогать, — сказал Нифон, раскуривая трубку.
Подождав, пока жеребёнок насосётся, Марина зашла сбоку и стала карабкаться в седло. Олег помог ей, научил правильно держать ноги в стременах, чтобы упор был не на пятку, а на носок, отвязал лошадь, вывел из под навеса. Марина испуганно съёжилась и вцепилась обеими руками в луку седла.
— Ну и казак из тебя, — сказал Олег, закидывая повод на шею кобылы. — Ноги-то не прижимай, а упирайся ими в стремена. Держи повод.
Нифон стоял под навесом, молча улыбаясь, и попыхивал трубкой.
Пока Олег обучал Марину верховой езде, возле лодки появился старый рыбак в высоких резиновых сапогах и с мешком, набитым сетями. Марина в это время сделала первый круг самостоятельно.
— Ну вот, теперь попробуй рысью, а я посмотрю на тебя издалека, — сказал Олег, весело подмигнул и поспешил на берег.
Старый рыбак стоял возле лодки и поджидал помощника. Он был от подбородка до макушки покрыт плотной седой щетиной и чем-то напоминал издалека только что остриженную серую тощую овцу. Шамкая беззубым ртом, рыбак то и дело прикладывался к бутылке с пивом, которую держал в руке. Поздоровались. Старик бросил в траву пустую бутылку, взял с земли весла и шагнул в лодку.
— Кого будем промышлять? — спросил Олег.
— Кто попадёт, — ответил старик, надевая весла на уключины. — Одну ельцовку взял, одну — трехстенку. Потянемся вверх на заливы.
— Бичевка есть?
Старик утвердительно кивнул стриженной головой и, тяжело ступая кривыми, как ухват, ногами в высоких резиновых сапогах, прошёл в корму, вытащил из-под мешка бичеву и бросил на берег.
Олег размотал её и конец привязал к уключине. Старик подал ему тягу, сделанную из длинной берёзовой палки. Олег сунул толстый её конец в носовую душку, а тонкий натянул бичевой к уключине и завязал покрепче на несколько петель. Тяга согнулась как лук. Остаток бичевы растянул по берегу, конец перекинул через плечо и вывел лодку из заливчика. Старик, сидя в корме, помогал шестом. Вышли на стремнину. Олег впрягся в бичеву, как бурлак, и хлёстко пошёл вдоль берега. Старик сидел в лодке и рулил шестом. Таким образом они тянулись уже около часа, а старик все молчал и не давал команды остановиться.
