Ирина Глебова - Качели судьбы
Август тем летом был чудесен. За две недели, прожитые у реки, ни одного пасмурного дня не накатило. Повезло ребятам! Было их человек двадцать – почти весь класс. Впрочем, теперь уже бывший класс. Поскольку и выпускные экзамены, и выпускной вечер остались позади. Откачали качели в городском саду своих первых утренних посетителей – мальчиков при парадных костюмах с торчащими из карманов модными галстуками, и девочек в светлых воздушных платьях. Пошла на убыль амплитуда их размаха. Но была она ещё широка, и расставаться друг с другом так не хотелось! Многие ребята уже определились: кто в институт поступил, кто на работу с сентября устраивался. Вот и рванули все вместе, напоследок, на берег Донца. Лариса с Аликом поехали тоже.
Место выбрали отличное: песчаный склон поднимался вверх к лесу, здесь поставили кругом пять палаток, в тени сосны вырыли яму – холодильник для продуктов. И речка рядом, только и делов, что съехать вниз по песку. Утром дежурные готовили завтрак, некоторые любители шли в лес за грибами. А другие отсыпались и отогревались после ночного холода. Кто, конечно, как, но Лариса ночами страшно замерзала. Часа в четыре утра просыпалась, стуча зубами, кутаясь в одеяло, выползала из палатки и усаживалась у костра, горевшего всю ночь в середине поляны. Она была не одна такая, но среди тех, кто грелся с ней, никогда не оказывалось Алика. Он высыпался прекрасно. А она каждое утро говорила себе: «Чёрт меня побери, если я когда-нибудь ещё соглашусь жить в лесу, в палатке!..» Но потом, когда часам к десяти становилось жарко и ребята, стягивая с себя всё до купальников и плавок, лезли в воду, Лариса совершенно забывала все свои проклятия. Тем более что рядом всегда был Алик. И когда плескались в реке, и когда вечерами пели у костра под аккомпанемент трёх гитар, и когда ходили в офицерский палаточный городок смотреть кино.
Одеты они были в одинаковые шорты под широкими офицерскими ремнями, пёстрые косыночки на шеях и полосатые тельняшки. Ребята так привыкли видеть их постоянно вдвоём, что уже не обращали внимание. Да чего там – они ведь жених и невеста, все это знали!
Вдвоём уходили в лес и шли по какой-нибудь узенькой тропе, которая, впрочем, всегда выводила к одной и той же трассе. Или садились на берегу, густо закрытом кустами и деревьями – было у них такое укромное местечко. Садились, свесив босые ноги с обрыва к воде, болтали Бог знает о чём: от прогноза погоды на завтра до возможности нуль-транспортировки в недалёком будущем. Конечно, говорили и о себе, но это была одна из тем, а не единственная. Да и решено у них было как будто всё. Один год они поживут в разлуке, но уже на втором курсе Лариса приедет к нему и станет его женой. К этому времени Алик найдёт и снимет квартиру, родители ему, конечно, помогут: они о его планах знают и воспринимают Ларису, как невесту сына.
Ларису немного смущало, что Альберта совсем не интересуют её собственные планы. Втайне она ждала ответа из Литературного института. И если… как тогда быть? Ведь она не сможет отказаться от учёбы в Литинституте! Но и расстаться с Аликом… возможно ли? И сидя там, на обрыве, гладя его руку, лежащую у неё на плече, девушка сказала:
– Но я ведь тоже хочу учиться…
– Конечно! – воскликнул Алик. – Город, где мы будем жить, большой. Там есть институты. А впрочем… – Его рука соскользнула с плеча, легла ей на грудь, и он договорил уже полушёпотом, – вряд ли жене лётчика международного класса понадобится работать…
Его пальцы сквозь легкую ткань тельняшки нежно гладили её сосок, мгновенно затвердевший от прихлынувшего уже знакомого чувства. Потому что все их уединённые разговоры здесь, в лесу у реки, заканчивались одинаково. Вторая рука юноши легла ей на затылок, губы нашли её губы, и он застонал, и руку на её груди свело словно судорогой. Долгие, томительные поцелуи, которые, казалось, невозможно прервать, его губы на шее, на груди сквозь ткань… До сих пор на этом они останавливались, словно боялись сделать последний шаг. Но в этот раз Альберт вдруг стал лихорадочно поднимать её тельняшку от пояса вверх, и она не успела ничего ни сделать, ни сказать, как он уже держал в ладонях её груди. Они сидели, опираясь спинами о поваленное дерево, и ещё через мгновение, наклонившись, Алик впервые коснулся губами её обнажённого соска. Но теперь Лариса почему-то не испытала привычного головокружения. Появилась странная отрешённость, словно всё происходило не с ней. Потому, наверное, и увидела она, как толчками вырос бугорок на алькиных шортах. И такая вдруг у неё возникла нежность и жалость, так захотелось то ли помочь, то ли удержать его, что её рука сама опустилась и легла ласково на этот пульсирующий живой комок. И в ту же минуту он вздрогнул так сильно, что Лариса испугалась и сразу же вскрикнула: ей показалось, что Алик сжал сосок не губами, а зубами – так стало больно. Его тело ещё дважды содрогнулось, ослабли руки, губы, и он ткнулся обессилено лбом в её плечо.
Лариса вскочила, заправила тельняшку, подтянула ремень, пригладила волосы. И только тогда обернулась к нему. Он уже сидел, не сводя с неё огромных смущённых и влюблённых глаз.
– Ларочка… – начал он, но девушка оборвала.
– Пойдём, Алька, пойдём скорее, уже звонят к обеду. Слышишь?
И вправду, со стороны их палаточной поляны гудел железный, подвешенный к дереву рельс. Тряхнув головой, Лариса умчалась вперёд.
Но на поляне никого не было. Только Славка-рыжий сидел на песке и разглядывал какую-то железку. Рельс слегка покачивался, и Лариса спросила:
– Кто звонил?
Славка поднял на неё взгляд – странный, всевидящий, пожал плечами:
– Я случайно задел… Смотри-ка, что я выкопал в песке!
В его руке была ржавая скоба с клоками прогнившего дерева. Лариса шлёпнулась на живот рядом с ним, и они стали разгребать песок, зарывая в него руки по локоть. Отрыли угол балки, бревно, потом ещё одно. Мешали корни сосны, росшей выше, и ребята обрывали их. Какое-то жгучее чувство тревоги и тайны сдавливало им сердца, делало движения лихорадочными. Поляна была пуста. В такую жару ребята обычно не вылезали из воды или разбредались в поисках тени. Алик тоже не показывался, хотя Лариса поглядывала в сторону их тропинки.
Славка отрыл кучу патронов.
– Копай, – сказал он ей, – я сейчас.
Гвоздём он стал выковыривать порох и ссыпать его на клок газеты. Этот парень здесь, в лесу, оказался совсем не тем школьным Славкой – в мешковатом костюме, мрачноватым и неразговорчивым. Ловкий, загорелый парень. Они ведь дружили, были одной компанией, но только здесь Лариса, как и все другие, узнала, что он лучше всех плавает и занимается самбо. И что когда ты дежуришь и костёр не разгорается, а мальчишки проходят мимо, подсмеиваясь и поддразнивая, Славик остановится, присядет рядом, и через минуту всё будет в порядке. И что он, послушав, как кого-то из парней долго уговаривают сходить за хлебом, вдруг молча вылезет из палатки, натянет кеды, заберёт из рук кошёлку и так же молча пойдёт. Здесь кто-то из девочек первой назвал его Славунтиком, и теперь уже все говорили только так…
С восторгом глядя на порох, он вдруг подпрыгнул. И рванулся к палаткам. Через секунду уже мчался обратно, гремя коробком со спичками. Но Лариса оказалась проворнее. Бегом домчалась до воды, и порох чёрной струйкой посыпался в реку. Славка уставился на неё удивлённо, раза два моргнул, а потом успокоился. Снова сел рядом и стал копать.
Они отрыли бы этот окоп или землянку, но учительница увидела и испугалась. Наверное, она была права: кто знает, что могло оказаться там! Раскопки прошлого чреваты неожиданностями. Разные ведь бывают открытия. Одни подтвердят наши светлые истины, другие затуманят их чёрной пеленой – хорошо, если не перевернут с ног на голову. Впрочем, иногда и печальные открытия просветляют взоры и мысли. Но можно ведь раскопать и ржавую бомбу-дуру, часовой механизм которой заведётся от толчка и пойдёт отсчитывать минуты…
Так и не отрытый окоп Лариса и Славка вновь засыпали – вовремя, потому что к поляне, перед обедом, стали возвращаться ребята. Появился и Алик. Волосы его были мокрыми, и Лариса догадалась: он окунулся в реку, охладился. Теперь он не отходил от неё, ловил руку, заглядывал в глаза, всё хотел сказать что-то. Но они постоянно были среди ребят, а от его попытки увести её снова в лес, Лариса мягко уклонилась.
На ночь Татьяна и Славка были назначены костровыми. Для ночного костра подходили толстые и сухие поленья, а лагерь их стоял в молодом лесу. Зато на том берегу шли лесозаготовки, и ребята обычно ездили туда на лодке, таскали дрова из уже сложенных штабелей. Вскоре после обеда лодка отчалила: Таня сидела на носу, Славка грёб – ровно, красиво, сильно… В десять часов, когда совсем стемнело, их ещё не было. Не вернулись они ни в одиннадцать, ни в двенадцать. Все до единого ребята собрались на берегу, кричали, свистели, стараясь разглядеть на тёмной воде хоть какое-то движение. На учительницу было страшно смотреть: её колотила дрожь, рука непроизвольно лежала на сердце.
