Шарль Эксбрайя - Ловушка для простака
– У вас вопрос, мэтр Хюг?
– Сенталло, почему вы сразу же не сообщили о своем горе господину Шмиттеру? Зная, как тепло он к вам относится, разве вы не вправе были бы ожидать понимания и самой искренней помощи?
– Боюсь, я просто вообще ничего не соображал в тот момент – все мои мысли занимала умирающая Дженни. В голове вертелось лишь, что у порога меня ждет готовая машина… Даже секундное промедление могло бы стать фатальным, вот я и помчался к Эрглангеру…
– Однако нам описали вас как человека хладнокровного, уравновешенного и здравомыслящего, – подчеркнул помощник прокурора. – Таким образом, подобная паника либо совсем необъяснима, либо, напротив, объясняется очень просто: вы не желали ехать иначе, чем с Эрлангером и огромной суммой, лежавшей в фургоне!
Мэтр Ремпье не мог оставить выпад без ответа.
– Позволю себе заметить господину обвинителю, что любой человек, которому случалось терять близких, испытывает такую тревогу, что практически не способен рассуждать. И меня весьма удивляет, что господин помощник прокурора, с его опытом и известной всему Люцерну репутацией, не понимает столь элементарных вещей или же делает вид, будто не понимает, ибо возложенная на него задача, по-видимому, выглядит все сложнее…
– Оставьте свои предложения при себе, мэтр Ремпье!
– В таком случае, воздержитесь от несправедливых замечаний!
Арнольд Оскар снова прервал эту словесную дуэль.
– Господа, еще не время для перекрестного допроса!… Итак, Сенталло, вы поехали с Эрлангером и уговорили его изменить маршрут. А что случилось дальше?
– Квартал выглядел довольно пустынным, и мы с большим трудом отыскали Шенхейтштрассе – узенький проулок среди садов. Ехать было очень неудобно, и я предложил Эрлангеру подождать, а сам побежал искать дом Якоба Эгли пешком. Прежде, чем я добрался до номера пятьдесят три, очаровательного маленького коттеджа, пришлось пробежать добрых несколько сотен метров. Дверь открыла какая-то старушка, которая, очевидно, ни слова не поняла из моих объяснений. Несмотря на терзавшее меня нетерпение, мы довольно долго препирались, но в конце концов я убедился, что никакого Якоба Эгли здесь нет, и не только в этом доме, но и вообще в округе. И о несчастном случае тоже никто слыхом не слыхивал.
– Короче, вы поняли, что вас обманули?
– Да, господин председательствующий.
– И какова же была ваша первая реакция?
– Огромное облегчение, Ваша честь. Ведь это значило, что с Дженни не случилось никакой беды!
– И вы не задумались о причинах столь зловещего розыгрыша?
– Потом – да, Ваша честь, но я не понимал, в чем тут дело.
– И вам ни на секунду даже в голову не пришло, что вас просто-напросто хотели увести подальше от фургона?
– Нет, господин председательствующий.
– Но теперь вы пришли именно к такому заключению?
– Да, Ваша честь.
– А почему жертвой избрали именно вас?
– О, я не думаю, чтобы метили лично в меня. Их интересовал сопровождающий как таковой. Будь на моем месте Шауб, я уверен, придумали бы другой способ помешать ему охранять Эрлангера.
– И как, по-вашему, приблизительно сколько времени вы отсутствовали? – снова спросил мэтр Хюг.
– Около двадцати минут.
– Иными словами, у ваших врагов или… сообщников – заботу найти подходящее определение я оставляю господам присяжным – короче говоря, у них было достаточно времени совершить свое бессовестное дело. Либо им сопутствовала невероятная удача, либо это вам крупно не повезло… Подобные крайности часто совпадают и всегда возбуждают подозрения. Нет-нет, мэтр Ремпье, не стоит на меня сердиться, это так… рассуждение вообще…
По требованию председательствующего свидетельское место снова занял Эрлангер.
– Будьте любезны, расскажите господам присяжным, что произошло, когда Сенталло, бросив вас, убежал в глубь Шенхейтштрассс.
– Он оставил мне револьвер, но я испытывал легкое беспокойство – не то, чтобы я думал о возможности нападения, но чувствовал себя виноватым и ожидал серьезного нагоняя от господина Шмиттера. Время шло, а Сенталло все не появлялся, и я вышел из машины. Признаюсь, с моей стороны это было непростительной ошибкой. Едва я оказался снаружи, как сзади на меня напали. Я стал отбиваться, но нападавший был намного сильнее. Однако я и сам я довольно крепкий малый. Потом меня чуть не задушили, сунув в рот что-то вроде огромного куска ваты, а больше я ничего не помню.
– Вас усыпили хлороформом. А теперь слушайте меня внимательно, Эрлангер. Напоминаю, что вы дали присягу и лжесвидетельство имело бы для вас самые тяжкие последствия. Скажите нам, не заметили ли вы какой-нибудь мелочи, которая могла бы дать вам представление о личности нападавшего?
Эрлангер явно смутился. Прежде чем ответить, он искоса поглядел в сторону обвиняемого.
– Отбиваясь, я видел ногу того типа… и на нем были точно такие же брюки, как на Людовике…
По залу прокатилась волна оживления – суд подошел к основному пункту обвинения. Мэтр Ремпье попытался парировать удар:
– Мой клиент, господин председательствующий, покупает готовую одежду в магазине, а потому носит то же, что и все прочие…
– Несомненно, мэтр, несомненно. Скажем, это всего лишь еще одно совпадение. Как вы уже не раз подчеркнули, Эрлангер, вы человек крепкий и выносливый. Значит, справиться с вами мог лишь еще более сильный мужчина… обладающий в этом отношении возможностями намного выше средних. Например, вроде вашего клиента, мэтр. Я знаю, это тоже, конечно, совпадение… Но уж очень их много. Благодарю вас, Эрлангер, вы можете вернуться на место. Сенталло, как вы поступили, увидев, что Эрлангер спит, а фургон опустел?
– Я убежал, господин председательствующий.
– Почему?
– Потому что я испугался. То, что Дженни не оказалось в доме на Шенхейтштрассс, что я уговорил Эрлангсра изменить маршрут, – все указывало на мою вину. И я не видел ни единого шанса доказать, что я ни при чем.
Помощник прокурора не стал упускать возможности нанести новый удар.
– Приношу подсудимому благодарность за то, что он заранее согласен с выводами моей обвинительной речи.
Ответная реплика защиты не произвела сильного впечатления:
– Вот уж не думал, что обвинение нуждается в помощи обвиняемого.
Мэтр Хюг, не обращая внимания на перепалки коллег, продолжал гнуть свою линию:
– А могу я узнать, получил ли Альдо Эрлангер взыскание от управляющего персоналом банка?
Шофер с места ответил, что его на три месяца отстранили от работы, а теперь снова приняли в гараж банка, но с большим понижением в должности. Выслушав объяснения Эрлангера, Арнольд Оскар продолжил дебаты:
– И куда же вы побежали, Сенталло?
– Домой, ваша честь. Я побросал вещи в чемодан, поймал такси и поехал на вокзал. Там-то меня и арестовали, когда я покупал билет в Баль.
– Я полагаю, инспектор Франц Вертретер находится здесь, в зале?
Названный поднял руку.
– Подойдите к барьеру, инспектор.
Франц Вертретер, худощавый мужчина среднего роста, но удивительно гармонично сложенный, выглядел не старше тридцати пяти лет.
– Это вы, инспектор, арестовали Сенталло?
– Да, Ваша честь.
– И как это произошло?
– Один из прохожих, обнаружив Эрлангера, позвонил к нам в управление, на Обергрюндштрассе. Я находился как раз там и помчался на место. Нам удалось более-менее привести шофера в чувство, чтобы он в общих чертах рассказал о происшествии. Я сразу подумал о его исчезнувшем спутнике. Эрлангер назвал его имя и фамилию. Я немедленно позвонил в банк и узнал адрес парня. Однако, пока я добирался на Ранкхофштрассе, тот уже удрал. А на вокзал я поехал скорее для очистки совести, потому что так полагается по правилам. Я не располагал даже описанием разыскиваемого, но с первого взгляда понял, что это тот, кого я ищу. Сенталло дрожал и выглядел очень испуганным. То и дело он с тревогой озирался по сторонам. Когда я взял его за руку, парень издал что-то вроде стона, и я даже подумал, как бы он не хлопнулся в обморок. Сенталло безропотно последовал за мной на Обергрюндштрассе, где я и приступил к допросу. Он рассказал ту же версию событий, что и сейчас, на процессе. Несмотря на самые тщательные розыски, нам не удалось обнаружить ни малейших следов этой Дженни Йост или хотя бы получить подтверждение таинственного телефонного звонка, поскольку в банке фиксируются только разговоры по внутренним линиям.
Мэтру Ремпье показалось, что инспектор испытывает к его клиенту некоторую симпатию, и он рискнул задать довольно опасный вопрос:
– Инспектор, вы один из тех, кто много времени провел с Людовиком Сенталло. Как, по-вашему, он виновен?
– Мое личное мнение к делу не относится, мэтр. Важно лишь то, что я в состоянии доказать.