Юлия Латынина - Сазан
Человек улыбнулся смущенно и растроганно.
– Может быть… – пробормотал он. – А фамилия моя Ганкин. Виктор Львович.
– Таня.
– Вы депутатом были, членом межрегиональной группы.
Виктор Львович покраснел. Видно было, что про межрегиональную группу помнили уже немногие.
Они сидели и ждали Валерия.
– Странно, – тоскливо промолвил Ганкин, – очень странно. Простите, Таня, вы давно с ним знакомы?
– Нет, – сказала Таня, – с сегодняшнего утра. Вы не подумайте, я не… я никогда… Но он так забавно со мной познакомился! Я работаю на ламинаторе, знаете, закатывать права, и он хотел со мной познакомиться, а документов у него с собой не было. И вот он вытащил сто долларов и говорит: «Закатайте».
Таня прыснула. Ганкин нахмурился: он смотрел на крайний стол слева.
Там тоже обнаружился непорядок. Двое мужиков в дорогих костюмах с явным недоумением поглядывали на едва початую тарелку, стоявшую на перед третьим пустым стулом, и вертели головами в поисках отлучившегося товарища.
– Таня?
Таня и Ганкин обернулись. За ними стоял молодой человек с короткой стрижкой и твердой челюстью. Тане он сразу не понравился.
– Я от Валерия, – сказал парень, – ему пришлось срочно уехать, и он просил отвезти вас домой.
– Я сам отвезу девушку домой, – сказал Ганкин.
***
Когда они доехали до Таниного дома, Ганкин сказал:
– Таня, вы милая и хорошая девушка. Позвольте старому человеку дать вам совет: не связывайтесь с Валерием.
– Но ведь вы его друг?
Ганкин помолчал. По крыше машины опять хлестал дождь, и на приборной доске мигал указатель левого поворота.
– Таня, – спросил Ганкин, – вы знаете, что такое феодализм?
И, не особенно утруждаясь услышать ответ, бывший депутат, доктор исторических наук, сказал:
– Когда-то жила-была Римская империя. Это была скверная империя, управлявшаяся коррумпированными чиновниками. Чиновники продавали ее оптом и в розницу, но тем не менее в ней были суды, города, и немножечко правосудия. Я даже подозреваю, что в некоторых восточных областях Римской империи во времена Адриана дело с правосудием обстояло лучше, чем сейчас, спустя две тысячи лет. Потом на эту империю нахлынули варвары. Они ничего не имели против ее строя, они просто хотели завладеть ее богатствами. Но в результате этой погони за богатством все коммуникации империи были разрушены. Торговцев грабили на дорогах. Крестьян грабили в селах. Горожан сжигали в городах. Города превратились в замки. Война стала единственным способом экономического обмена. Люди разделились на два класса: те, кто грабит, и те, кого грабят. И тогда торговцы и крестьяне стали просить у своих грабителей покровительства. Они хотели, чтобы одни грабители защитили их от других. Теперь грабителей называли феодалами, а те, кого грабят, назывались крепостными.
Ганкин замолчал.
– Понятно, – сказала Таня, – и вы – крепостной Валерия.
Ганкин молча ткнул пальцем назад. Там, метрах в пяти от подъезда, не особенно скрываясь, урчал белый «оппель» – молодой человек с квадатной челюстью, выполняя указания шефа, смотрел, куда именно Ганкин повез девушку, и не поднялся ли с ней в квартиру, и сколько сидел в машине.
– Покамест, – ответил Ганкин, – я его будущий крепостной. Соль всей истории заключается в том, что торговцы и крестьяне становились крепостными добровольно. Они меняли свободу на безопасность.
***
Валерий доставил свою трепещущую жертву в старую хрущобу на Автозаводской. Белые девятиэтажки с квадратиками светящихся окон плыли в ночном небе, и вдалеке был виден бетонный забор железной дороги и мост через станцию. Вытаскивая своего пленника из машины, Валерий принюхался и сказал:
– Сукин ты сын, ты же ведь ссал недавно!
В подъезде им попалась какая-то поздняя дамочка, – но она увидела только молодого парня, который заволакивал в лифт своего пьяного друга.
На седьмом этаже Валерий отпер дверь в темную однокомнатную квартиру, втолкнул пленника в прихожую, запер дверь и включил свет.
В квартире было прохладно, и стоял тоскливый нежилой запах.
Валерий проверил, плотно ли задернуты шторы. Он снял с пленника наручники, поставил его к трубе парового отопления в углу комнаты и вновь застегнул наручники, заправив их за трубу. Человек подогнул ноги и сделал вид, что падает. Валерий несильно пнул его коленом и сказал:
– Подбери амбар.
Человек испуганно подобрал живот. Потом он вдруг набрал в грудь воздуха и начал орать. Проорал он недолго. Сазан одной рукой зажал ему рот, а другой ударил в солнечное сплетение. Человек булькнул, съехал по трубе вниз и растянулся на полу, неловко задрав руки. Стало слышно, как по трубе бежит вода: видимо, в котельной кончали топить.
Сазан пошел на кухню и вернулся оттуда с электрическим утюгом. Он поставил утюг на пол, взял стул, и сел, расставив ноги, над человеком, ожидая, пока тот очнется. Прошло пятнадцать минут. Человек стал лупать глазами. Сазан содрал с человека пиджак и рубашку. Кожа на толстом человеке висела складками и напоминала давно нестиранную майку.
Стены в хрущобе были дерьмовые, и хотя Сазан знал, что население соседней квартиры никогда не станет звонить ни в какую милицию по причине имеющегося в квартире самогонного аппарата, он все-таки поднялся и включил стоявший в нише хельги телевизор. Телевизор бодрым голосом принялся извещать мир о преимуществах шоколада Фрут энд Нат.
Сазан наклонился над человеком и спросил:
– Ты посылал бомбу Шакурову?
Глаза человека наполнились ужасом.
– Нет, – замотал он головой, – нет.
Сазан взял человека за шею и стал потихоньку ее сжимать. Человек захрипел. Ноги его заскребли по полу. Сазан отпустил человека и снова тихо спросил:
– Кого посылал с бомбой? Не скажешь – в толчок по кусочкам спущу.
– Никого, – хрипел человек.
Сазан включил утюг в сеть и поставил его на «лен». Пока он залеплял человеку пластырем рот, утюг уже нагрелся. Сазан попробовал его пальцем и приложил к животу человека. Тот задергался, как шарик на мягкой резинке, которыми раньше торговали старушки в праздничный день седьмого ноября.
– Алло, я вас слушаю, – сказал Сазан.
Из глаз человека текли слезы. В комнате запахло жжеными волосами и мясом. Человеческая кожу была менее теплостойкой, чем лен.
Сазан вытащил утюг из розетки, отлепил пластырь и сказал:
– Ты послал бомбу?
– Да, – прошептал человек.
– С кем?
– Украинец. Я его не знаю. Он сразу же уехал.
– Где брал бомбу?
– Он сам привез. Из Житомира.
Носок Сазанова ботинка въехал толстяку под ребра.
Человек пискнул и потерял сознание.
Сазан сел на диван и стал ждать.
Кто– то заскребся у двери. Сазан поглядел в глазок и открыл, -это были его люди, два брата, – Сева и Гена.
Сазан молча ткнул пальцем в раскрытую дверь комнаты, – и тут на кухне зазвонил телефон.
Валерий пошел на кухню.
– Это Ися, – сказала трубка, – мы провели анализ взрывчатки. Это пластит, и нам очень повезло.
– А?
– Характер посторонних примесей свидетельствует, что этот человек покупал пластит там же, где и мы.
Валера кивнул.
Давным-давно, когда рынок взрывчатки был весьма ограничен, Валерий завел очень хорошие контакты с одним химиком, аспирантом МГУ. Тот варил свое зелье в отменной университетской лаборатории, но у него было плохо с вытяжкой, и в конечном продукте все время оставались примеси. Химик объяснял Валерию, в чем дело, в надежде, что Валера даст денег на вытяжной шкаф, но Валерий денег не дал, потому что пластита, в общем, ему нужно было мало, и вообще в последнее время взрывчатку стало проще купить.
Сазан повесил трубку и прошел в комнату: поросячий человек опять ожил и с ужасом глядел на новых мучителей.
– Сколько он нам должен, – спросил Гена.
– Пятьсот, – сказал Сазан.
В глазах братьев плясали сладострастные огоньки.
– Погодите, пока я не приеду, – сказал Сазан братьям, – да пусть оботрет в ванной штаны.
Потом он вернулся на кухню, набрал телефон химика, и сказал, что заглянет к нему через полчасика.
***
Сергей отнес фотографию Чизаеву, и тот перезвонил ему к вечеру.
– Записывайте, – сказал Чизаев, – на фотографии изображен Мефодий Кириллович Баркин, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, холост, сын генерала Баркина, привлекался, но не судим. Двенадцатого января 1993 года Баркина поймали на Киевском рынке с маковой соломкой в количестве двадцати грамм, для личного пользования. С прошлого года, предположительно, работает на Сазана.
– Все, – спросил Сергей.
– Нет, не все. В прошлом месяце Баркин был замешан в одном происшествии, которое вас непременно заинтересует. В 21:52 по Новогиреевской ехал бежевый «Мерседес-500» с новым номером A843KA/77RUS.
Вдруг «Мерседес» вильнул в сторону, и из него началась пальба. Одна пуля разбила банку с майонезом, находившуюся в сумке на колесиках, которую тащила за собой пожилая дама, а другая пробила насквозь грудь закутанной в меха красавицы, изображенной, по счастью, на рекламном щите. Прохожие завизжали. Дверца «Мерседеса» распахнулась, и на мостовую вылетел господин Баркин. Подъехала милиция, и Баркина забрала.
