Александр Трапезников - Оборотень
Дом Юнгова являл собой причудливое зрелище. Как, впрочем, и остальные дачи в этом Бермудском треугольнике, построенные по проектам самих же творческих деятелей: где-то стоял дом-гриб, где-то русский сказочный терем, а где-то любитель концептуализма установил некий черный квадрат, вернее куб, но издали, на фоне заходящего солнца, он виделся именно произведением Казимира Малевича, сошедшего с полотна. Здание же Юнгова представляло вросшую в землю атомную бомбу: оно было цилиндрической формы, с остроконечной, сливающейся со стенами крышей, с маленькими оконцами-бойницами, покрашено в темно-коричневый цвет и как-то угрожающе нацелено в самое небо, словно готово было в любую секунду — по желанию хозяина — оторваться от земли и поразить солнце. И тут сказалась какая-то необъяснимая тяга Георгия к оружию, хотя все его профессии были сугубо мирными, если не считать службу в армии, когда ему пришлось на два года оставить сестру одну. До этого и после они всегда были вместе.
Родители их погибли очень рано, когда Жоре было одиннадцать лет, а его младшей сестре — пять. Произошел трагический случай: они уснули в машине, в которой работал двигатель, а выхлопные газы поступали в салон. Самоубийство? Очевидно, так оно и было, хотя никаких видимых причин для этого не существовало. Кроме, возможно, одной: кому-то из своих друзей отец намекнул о размолвке и предстоящем, очевидно, разводе. Но тогда зачем уходить из жизни вместе? Или настолько сильна была их любовь, что они не смогли бы выдержать разлуки друг с другом? Следствие так и не прояснило эту печальную историю двух любящих людей, покинувших мир в расцвете лет. А Жору и Лару взял к себе на воспитание их дядя, и они росли в его доме, не чувствуя ни в чем ущерба, но часто вспоминая своих родителей. Может быть, их ранняя смерть и сблизила так брата и сестру, спаяла их маленькие сердца, и они никогда уже больше не расставались. Конечно, у Георгия была своя жизнь — метания, поиски, женщины, карьера, а у Лары — своя: тихая, незаметная, почти одинокая, но она как бы всюду следовала тенью за своим братом, и в его переездах с места на место, и в его поступках, посильно выполняя ту или иную работу. Лара была инвалидом с детства: у нее была сухая рука, левая, так называемая «заячья лапка». Из-за этой ущербности, сухорукости у нее и развились некие комплексы, расстраивающие порой сознание, вялотекущие, погружающие ее в апатичное состояние. И раза два в году, чаще всего весной, осенью, она отправлялась на лечение в санаторий на три-четыре недели, где вновь набиралась сил и возвращалась в жизнь, к брату, вполне здоровой и способной всячески заботиться о нем. Она не вышла замуж, хотя женщиной была удивительно красивой, как и сам Жора, лицо ее поражало какими-то яркими красками, точными линиями, и все оно светилось, горело внутренним, сжигающим сознание огнем. Порою казалось, что эти дьявольски красивые, темные глаза могут опалить, сжечь и тебя, если ты приблизишься слишком быстро. К ней сватались, и не раз, несмотря на ее сухорукость, но все женихи неизменно получали отказ. Наверное, так сильна была ее привязанность к брату. И он ценил ее преданность, и сам оставался холостым все это время.
Еще по дороге к Тайнинке Тероян подумал о том, что из всей их школьной компании Георгий Юнгов был, несомненно, самой яркой личностью. Ум, красота, талант к любому делу, неунываемость, порою безрассудство, а порою осторожность, «гасконская хитрость», воля, энергия, крепость духа и тела и все это несмотря на такие потрясения с детства, которые другого могли бы подломить и оставить на задворках жизни. Если можно было бы сравнить их с героями Александра Дюма, то Юнгову Тероян отдал бы место Д'Артаньяна, бесспорно. Владислав Шелешев, с его язвительной насмешливостью и каким-то выпукло-нарочитым ханжеством был бы Арамисом. По кипучей энергии и приверженности к мирским радостям, к семейной жизни, да и по физической мощи Портосом мог бы быть Олег Карпатов. Ну а он сам своей молчаливостью, меланхолией, склонностью к философским раздумьям, не слишком большой привязанностью к жизни отвечал бы качествам характера Атоса.
Тероян ждал уже почти десять минут, прежде чем дверца бомбовидного дома отворилась и по ступенькам сбежал Жора Юнгов в спортивном костюме. Тотчас же откуда-то из-за кустов выскочил дог Стингер, метнувшись к хозяину. Попробовать косточки Терояна ему не довелось.
— Извини! — крикнул Жора. — Спал. Лежать! — это он уже приказал догу. Тероян вышел из машины и поздоровался с другом.
— А где… Глория? — удивленно спросил тот. — Ты что, оставил ее дома одну?
— Так получилось. Лучше ее пока не тревожить.
— Напрасно. Впрочем, тебе видней, ты врач. Пойдем в беседку или в дом?
— Все равно.
— Тогда в беседку. Лариса сейчас спустится. Она всегда рада тебя видеть.
— Я знаю. И я тоже. Как она?..
— Все нормально. Спокойна, уравновешена. Я контролирую. Вот сосед наш одинокий вдруг начал к ней свататься. Писатель какой-то хренов, я и не читал вовсе.
— Тогда сначала почитай, — они шли к беседке и разговаривали, а дог плелся следом и принюхивался к ногам Терояна. — Если пишет длинно и нудно, тогда соглашайся — человек, знать, положительный, без комплексов. А если юморист, то, конечно же, сволочь. Ну, что ты мне хотел поведать? Выкладывай.
— Погоди, дай хоть холодного чая попить. С мятой. В беседке на столике стоял прозрачный кувшин с коричневым напитком, несколько кружек. Они уселись на деревянные, струганные скамьи напротив друг друга, утолили жажду. Последний раз Тероян был здесь месяц назад, когда они вчетвером собрались на преферанс. Лариса тогда еще находилась в санатории, а Георгий, большой любитель разных историй, сказал: «Вы знаете, друзья мои, что в полнолуние — взгляните на небо — сегодня именно такой день, происходят необыкновенные вещи. Ведьмы, как всем известно, не могут забеременеть от колдунов и прочей нечисти. Поэтому только в ночь полной луны они рыщут по городам и весям, выискивая одиноких мужчин, разумеется, спящих. Какая-нибудь ведьмочка остается с приглянувшимся ей человеком, ласкает его во сне, возбуждает и принимает в себя его семя, да не один раз! А к утру оставляет обессиленного, но удовлетворившего свою, как выясняется, похоть. И вот проходит время, и рождается ребенок. Это не простой мальчик или девочка. Он рожден для того, чтобы отыскать потом через многие годы своего отца, давшему ему жизнь во сне, и умертвить его самым страшным образом.
— Бред какой-то! — произнес Влад. — У меня вист.
— Ясно. Этой ночью кому-то из вас быть изнасилованным ведьмой, усмехнулся Карпатов. — Я-то человек семейный.
— А вдруг, когда-то давным-давно, именно ты был зачат таким образом? спросил Жора. — Все таинственно и зыбко в этом мире, господа. Мы живем в мистическом океане, а вы находитесь в центре Бермудского треугольника. Просто мы не хотим замечать поданных нам потусторонних знаков, символов, проходим мимо, отворачиваемся или просто бежим. А ведь возможно все, даже невозможное. Есть люди-фантомы, живущие среди нас. Есть оборотни, превращающиеся опять же в полнолуние в волков. Что вы на это скажите, доктор Тероян?
— Возможно, — ответил тогда он, поскольку и сам чувствовал какую-то правоту в словах Жоры. По крайней мере, себя он ощущал именно волком.
— А не хотите мистики, давайте возьмем реальность, — продолжал Юнгов. — Кто из всех нас мог предполагать несколько лет назад, что такая сильнейшая держава — Советский Союз — распадется на кровавые куски? А знаете ли вы, что по моче человека можно определить не только год, но даже день и час его смерти, и когда американцы взяли мочу Брежнева, где-то в Европе, во время его поездки, то тотчас же стали подыскивать двойника Горби, потому что предусмотрели — кто рано или поздно придет, а в Рейкьявике, спустя несколько лет, этого самого Горби и подменили. Настоящего Горби давно нет, а фальшивый, сделавший свое дело, рекламирует презервативы.
Вы не задумывались, почему их столько расплодилось в последнее время магов, ведьм, колдунов, троллей? Начинается великий шабаш по всему миру потому что близится конец света. Но сначала уничтожат Россию. По планам тайного мирового правительства русских к концу второго тысячелетия должно остаться четыре миллиона, хохлов — два. Для уборки территории. Так что можно не дрыгать ножками. И ты, Тимоша, не спрячешься за своей армянской фамилией, нам всем уготована одна участь. Практически нас уже нет. Мы трупы. Трупы, играющие в карты.
— Тим, он еще излечим? — спросил Олег.
— А я с ним согласен, — произнес Влад. — Мы не ведаем, что творим, и какие силы пробуждаем порой ото сна. И насчет тайных планов он прав. Что мы знаем? Крупицы… У нас нет разума. Его вынули и заменили кашей из каких-то слов и цифр. Читайте Апокалипсис, там все про сегодняшнее время.
— Еще один псих, — вздохнул Карпатов, посмотрев на часы. — Ладно, давайте закругляться, пока сюда не слетелась нечисть со всей округи.
