Наталья Андреева - Кен
— Потом проиграла и просила пожалеть уже за это. А потом сказала, что будет и другой турнир. И ты подумал, что еще раз можно побыть на трибуне, поймать на себе внимание телекамеры, представить, как все женщины, сидящие перед экранами в этот момент подумали: «Кто это? Какой милашка!»… Убирайся!
— Да любой на моем месте поступил бы точно так же! Понимаешь ты?! Любой!!
— Послушай, но что-то же есть еще на свете? Кроме этой вечной сытости, праздника жизни и бешеных денег? Кроме такого счастья есть же еще и другое?
— Да, есть. Но только для сильных, а не для слабых. А таких, сильных, все меньше и меньше.
— Уходи.
— Значит…
— Да. Иди туда, к слабым. Каждое новое предательство совершать все легче и легче. — Она наморщила носик, произнеся эти торжественные слова и так же торжественно указала ему на дверь.
— Как я ее ненавижу! — сжал кулаки бывший муж.
— Не она, так другая.
— Нет, она! Я хочу ее убить.
Ксения стала подталкивать его к двери.
— Не надо. Руки убери, — как-то по-детски взмолился он. — Черри!
Вот тут она осатанела и сильным толчком выпихнула его за дверь. Захлопнула, повернула в замке ключ. Потом налегла всем телом, словно боялась, что дверь вывернется с петель. После нескольких неуверенных стуков все было кончено. До того дня, когда он открыл дверь и появился на пороге уже собственной квартиры с этим глупым:
— Черри, детка, ты вернулась?!
1: 1
Она внимательно смотрела, как бывший муж маленьким глотками пьет джин с тоником из стакана чешского стекла, до краев наполненного льдом. Аккуратно и словно наблюдая себя со стороны. Нельзя было не признать, что он теперь похож на героя какого-нибудь мыльного сериала. Так же красив, ухожен, так же вышколен и даже вызывает у зрителей, а главное, у зрительниц, чувство симпатии. Смотреть на него приятно, что ни говори. А раньше был просто мальчишка, немного смешной, немного озорной. Мог позволить себе глупые детские шутки, например подкрасться к ней сзади и, обняв крепко-крепко, куснуть в шею, сказав при этом громко и весело:
— Ам!
Ксения вдруг представила себе этого, с бокалом, на цыпочках или с глупой улыбкой на лице, и не выдержала, улыбнулась.
— Ты чего? — обрадовался он.
— Так. Ничего у нас не выйдет. А пришла я потому, что первым делом подумала про тебя. Ты же сказал тогда, что больше всего на свете мечтаешь ее убить.
— И что?
— Меня вчера следователь расспрашивал. Долго. Евгения перед смертью узнала убийцу. Кто-то слышал, как она сказала: «Шурик».
— И ты подумала?
— Тебя я знаю лучше, чем остальных. Вернее, твою к ней ненависть. Ты мог бы…
— Да, — очень легко согласился он. — Мог.
— Надеюсь, ты был на работе?
И он опять очень легко покачал головой:
— Нет, я не был на работе.
— А где?
— На шоссе. Машина сломалась.
— И конечно, никто тебя не видел.
— Почему же? Видели. Многие. Только найди теперь попробуй этих людей!
— Куда же тебя понесло?
— А тебе-то что? Скажи, что ты ко мне вернешься, и я тебе тоже все расскажу.
— Тебе не надоело? Нельзя, понимаешь, нельзя вернуть ни те годы, ни эти. Пойми, мы с тобой новые, и отношения между нами тоже будут новыми.
— А вдруг они станут лучше прежних?
— Вряд ли. Ты прожил с ней только год, а я три.
— И что было? — вдруг насторожился он.
— Ничего. — Ксения резко встала. — Я пойду. — Она испугалась. Потому что бывший муж вдруг перестал быть героем сериала. Потерял всю свою респектабельность и закричал зло и уже совсем не театрально:
— Я так и знал! Я должен был ее убить еще тогда! Трус несчастный! Я догадывался, зачем она нас развела! Это правда?!
— Да успокойся ты в конце концов! Ты должен прежде всего найти тех людей, которые могли видеть тебя на шоссе.
— Если я там был, — непонятно сказал он.
— Они пока пошли к Герману. Я их туда отправила. Будут проверять всех «шуриков». Ты — третий. Я могу вспомнить тебя и последним.
— Вот спасибо! Благодетельница! А зачем ты вдруг это для меня делаешь? Так и не разлюбила, да? Жить со мной не хочешь, но от тюрьмы спасешь.
— И еще, — перебила его Ксения. — Она оставила очень странное завещание. Я должна найти того из «шуриков», который ее любил больше всех, и поделить с ним все Женины деньги, квартиру там, машины, дачу, гараж. Наследство, одним словом.
—Это что, шутка?
— Если бы!
— Так за чем же дело стало? Заверь у нотариуса мои горячие чувства к покойной, и заживем припеваючи. Зачем делить? Соображаешь, как мы с тобой теперь можем быть счастливы?
Ксения заметила у него в глазах огонек неприкрытой жадности. И это тоже новое. Раньше он восторгался чужими красивыми вещами без всякой зависти. Просто так.
— Ты знал о завещании?
—Нет, конечно. А когда она его написала?
— Да какая теперь разница! Я тебе все, что хотела, сказала. И не лезь с этими дурацкими поцелуями! Не терпится продемонстрировать, чему успел научиться в чужих постелях?
— В общем-то, да.
Он совсем как раньше чуть нагнул голову влево, разглядывая ее. Ох уж этот взгляд! И улыбка. Даже не обязательно до нее, Ксении, дотрагиваться. Просто посмотреть вот так, и по телу побегут знакомые мурашки. Словно иголочки покалывают в самых чувствительных местах. А ведь он просто смотрит. Как же она его любила! И любит! Бежать!
— Все, пока!
— Ты еще придешь, надеюсь?
«И не мечтай!» — подумала она про себя, но почему-то крикнула туда, наверх, в лестничный пролет, где была дверь его квартиры:
— Да!
Но все равно записала себе еще одно выигранное очко. Все-таки не осталась. И он не сказал прямо, что убил Женю. Хотя и признался в том, что вполне мог это сделать. А значит, им вдвоем по силам выиграть эту партию. И почему бы не сыграть в паре? Ведь было же так несколько лет назад.
Гейм третий
0: 15
Но до победы было еще далеко. Евгению Князеву убили вчера, и следствие по ее делу только-только набирало обороты. Выйдя из дома, где жил бывший муж, Ксения почувствовала странную тревогу и ноющую боль в груди. «Разве может болеть совесть?» — подумала Ксения. «Герман!» — вспомнила она.
Надо же было отправить следователя прямиком к нему, вернее, на квартиру своей приятельницы Валентины! Когда-то, еще до размена, они жили в одном доме, та на пятом этаже, Ксения на шестом. Здоровались, иногда разговаривали о пустяках и без сожаления расходились. Ксения близко сошлась с Валентиной во время своего развода. Обе переживали крушение брака почти одновременно и охотно делились друг с другом подробностями:
— А мой-то, а?
— А мой!
— Нет, ты только послушай!
— Какие же мужики сволочи!
Степень сволочизма обоих бывших мужей имела существенное различие. Если Ксения после развода впала в настоящую нищету, то приятельнице муж оставил и квартиру, и обстановку, и машину, да еще стал платить на ребенка такие алименты, что бывшей жене даже не пришлось устраиваться на работу. Она занялась собой и дальнейшим изучением явления сволочизма у мужчин и теперь могла по этой теме написать целую диссертацию. Ибо была вся обвешена бриллиантами, поменяла уже третью иномарку, а теперь собиралась отъехать в Париж. Наверное, последняя сволочь мужского пола, попавшая в ее поле зрения, оказалась совсем уж гнусной.
Ксения богатой знакомой не завидовала. Однако, зная ее свободные нравы, не постеснялась пристроить к ней на первое время Германа. Хотя бы на те несколько дней, что остались до отъезда приятельницы за границу.
Теперь же, войдя в открытую Германом дверь, она поняла, что та в Париж уже не собирается. По крайней мере в ближайшее время. И Герман того стоил. Для самой Ксении существовал только один идеал мужчины — ее бывший муж. Всех остальных она невольно с ним сравнивала. Преимущественно это было: хуже, намного хуже, совсем никуда не годится. Но, увидев Германа вместе с Женей, в баре, Ксения испытала легкую дрожь: «Ничего себе!» Это был совсем другой тип мужчины, чем ее бывший, но, без сомнения, самый опасный. У Германа были зеленые глаза и черные волосы. Когда он улыбался, все женщины в баре готовы были тут же, подбодрив себя бокалом шампанского, выскочить на сцену и исполнить танцевальный номер со стриптизом.
Но улыбался он в тот день редко. Причину его тайной грусти Ксения так и не узнала. Позже Герман бывал с ней откровенен только по некоторым незначительным фактам своей биографии, как-то: родился в Сочи, учился в обычной школе, потом работал спасателем на пляже. Ксения так поняла, что заработанных летом денег ему хватало на всю осень, зиму и половину весны. До нового наплыва отдыхающих. Спасение утопающих… и так далее.
Да и после того как Герман закончил школу, прошло уже девять лет! Неужели же все они прошли на сочинском пляже? Это был первый бой-френд, который оказался младше Евгении, но тут уж она не смогла устоять. Стесняться Женя Князева не привыкла. Сказав свое знаменитое: «Этот», — она пошла прямиком к столику, за которым с большим бокалом светлого пива сидел задумчивый зеленоглазый юноша. Конечно, в приглушенном освещении бара цвет его глаз невозможно было определить точно, но то, что он не «мальчик-лапочка», было понятно еще тогда. В романтических мелодрамах Герман мог бы играть только злодея-обольстителя, который вызывает у зрительниц тайную дрожь обожания, несмотря на замысел режиссера, навязывающего общественному мнению жутко отрицательный персонаж.