Владимир Кашин - Чужое оружие (Справедливость - мое ремесло - 4)
Кульбачка кивнула.
- Может, он уронил какую-нибудь другую вещь, кошелек, например?
- Какой кошелек? Для денег у людей карманы есть. - Она свысока посмотрела на Коваля: надо же, не знает таких пустяков! - Револьвер, говорю, обронил. Парабел.
- Вы знаете системы оружия?
- Парабелов этих немцы здесь как мусор набросали.
- У вас хорошее зрение?
- Нитку в иголку вдеваю.
- Где вы стояли, когда Чепиков уронил пистолет?
- За прилавком.
- А расстояние какое до дубков?
- Да рядом. Через дорогу.
Коваль решил, что нужно будет поручить Бреусу провести эксперимент. Кульбачка его больше не интересовала.
- Хорошо. Можете идти. Когда понадобитесь - вызовем.
Он поднялся, подошел к открытому окну и невольно потянулся. Высокого роста, он чуть не касался головой потолка. Обернувшись, увидел, что Кульбачка все еще стоит посреди комнаты.
- Тетрадь, товарищ подполковник? - жалобно произнесла она. - Как же я без нее долги соберу?.. Деньги не мои - государственные. Люди потребсоюзу задолжали, - выложила она свой последний козырь.
Коваль еле сдержался, чтобы не улыбнуться.
- Боюсь, что это вы задолжали людям. Разберемся.
Кульбачка, недовольная, направилась к двери.
VI
На правом берегу Роси громоздились скалы, виднелись поросшие лесом холмы. За ними открывалась широкая волнистая долина с пожелтевшей стерней. Кое-где уже начали поднимать зябь, и к горизонту тянулись черные широкие полосы вспаханной земли. Бежавшая в сторону Вербивки серая лента щебенистой дороги через десяток километров снова метнулась к Роси.
Мотор гудел ровно, мощный газик не то чтобы резво, но как-то весело взбегал на взгорки и скатывался вниз, и дорога немного укачивала.
"Так гибнут семьи... Так гибнут семьи..." - эта странная мысль, словно въедливая муха, не давала покоя Ковалю. Он должен был вспомнить, где слышал эту фразу. И вспомнил, что читал у Геродота. В его "Истории". Впрочем, там сказано о государствах. "Так гибнут государства". А семья? Ячейка государства. Его самая маленькая клеточка. Как в живом организме...
Мимо проносились поля, островки деревьев, они оставались позади, исчезали из виду.
А все же как строить эту семью, чтобы она не погибла?.. Ружена не знает его адреса, но она могла позвонить Наталке. Раньше звонила... Но при чем здесь Ружена? Главное сейчас: кто стрелял? Если Чепиков, то почему он стрелял?
Коваль обманывал себя, решив не думать о Ружене. Даже для него это оказалось не под силу. И, как любой человек, не желая признавать неудачу, он выдумывал себе разные объяснения и оправдания.
Миновали небольшой лесок, который спускался прямо к речке, и глазам открылось селение. Невысокие хаты, выглядывавшие из-за густых садов, сбегали по зеленому косогору к воде, и Ковалю невольно вспомнилась родная Ворскла, ее отвесные берега за старой Колесниковой рощей, которая так же вплотную подступала к людскому жилью. Поодаль, будто жуки, по желтеющим хлебам ползли игрушечные комбайны. Рядом с ними - несколько человеческих фигурок. Шофер, длинноусый младший сержант милиции, которого в райотделе звали запросто Андреем, вопросительно глянул на Коваля.
"Загонял Литвин парня, - подумал Коваль, обратив впервые внимание на распахнутый ворот рубашки Андрея и на его бледную грудь. - Некогда и позагорать".
- Сперва на стан.
Они съехали со щебенки на грунтовую дорогу, потянув за собой длинный густой рыжий хвост пыли. Машина, обминув центр села, покатила по окраинной улице, за которой сразу начинались поля.
- Что-то с Ганкой не того, - с ухмылкой кивнул Андрей на длинное, прорезанное в глухом заборе окно. - Закрыт "ресторан" "Дубки"...
Коваль успел заметить вытертые, поблескивающие под солнцем колоды, развесистую иву у дороги и угол высокого забора.
- Такого еще не бывало, - добавил Андрей, - чтобы Ганкино окошко было закрыто. Она и ночью торгует.
Коваль представил себе за прилавком продавщицу Кульбачку с ее светлыми глазами, которые то тускнели, то вновь вспыхивали белым огнем.
"Видно, в район махнула, - решил он. - Жаловаться будет..."
Село осталось позади. Ковалю вдруг захотелось повнимательнее разглядеть этот знаменитый "ресторан".
"Нет, неспроста приходила вчера эта Ганка", - решил он и почему-то подумал, что она знает о трагедии на хуторе что-то очень важное. Эта была неожиданная, ничем не подкрепленная мысль, и Коваль попытался ее отвести. И не смог. Больше того, она полностью вытеснила думы о Ружене...
Председатель райисполкома Отрощенко оказался невысоким плотным человеком с загорелым лицом. Знакомясь, блеснул белозубой улыбкой и кивнул на гудевшие неподалеку комбайны. Коваль понял, что ему было наивно надеяться во время жатвы застать этого быстрого, как ртуть, человека в кабинете.
- Всю ночь работают, - сказал председатель исполкома о комбайнерах. Сейчас сделаем перерыв, вручим передовикам грамоты, потом с вами побеседуем...
Коваль отошел к своему газику и уселся на пригорке рядом с младшим сержантом.
Вокруг Отрощенко и председателя колхоза уже собрались комбайнеры и шоферы.
- Дорогие товарищи, - начал Отрощенко, - разговор у нас большой, но не долгий. Успеете и пополудничать... Наш район вчера вышел на четвертое место в области. В этом и ваша заслуга, товарищи. Так что от имени райкома партии и райисполкома благодарю за ударный труд...
- Галушко Вера. - Председатель райисполкома стал зачитывать грамоту, которую подал ему стоявший рядом мужчина.
Коваль обратил внимание, что среди запыленных комбайнеров с надвинутыми на глаза фуражками и соломенными брылями стоит повязанная платком по самые брови хорошенькая женщина - глаза решительные, чуть вздернутый носик... Есть что-то общее с Руженой... "Что за наваждение? подумал Коваль. - При чем здесь Ружена?.."
Когда снова заурчали моторы и комбайны двинулись по полю, Отрощенко извинился, сказал, что спешит в соседнюю бригаду и приглашает товарища подполковника с собой, по дороге и поговорят.
Вездеход председателя исполкома и милицейский газик прямо по стерне выехали на полевую дорогу, которая тянулась вдоль Роси.
Машина Отрощенко, сделав несколько неожиданных крутых поворотов между деревьями, остановилась у самой воды. Младшему сержанту милиции пришлось показать все свое мастерство, чтобы не отстать от вездехода.
В тени старых дубов Коваль повел разговор издалека, о Вербивке и ее людях, но Отрощенко остановил его:
- Вы, Дмитрий Иванович, говорите прямо, спрашивайте что нужно. Не то сами начнем спрашивать. - Он скользнул взглядом в сторону председателя колхоза Бутко, давая понять, что "сами" касается и его. - Установили, кто убийца? Чепиков?
- К сожалению, ничего определенного. Мы еще не можем назвать убийцу, есть только подозреваемый.
- Тянете, товарищ подполковник, - вставил Бутко. - В сроки не укладываетесь...
- Истина дороже, - отделался шуткой Коваль.
- А сами как считаете? - настойчиво допытывался председатель колхоза. - Люди думают, что Чепиков. Он один.
- Это уже форменный мне допрос, - снова пошутил Коваль. - Нужно серьезно. Мы ничего не считаем и права не имеем. Мы только собираем доказательства. Обвинять будет прокуратура, а кто преступник - установит суд.
- Это азы закона, товарищ подполковник.
- А вот меня всерьез интересует, что вы думаете о Чепикове, обратился Коваль к Бутко. - Я читал характеристику, которую вы подписали, очень общая, а ведь он не первый год колхозник.
- Ничего другого о Чепикове и не скажешь. От работы не отлынивал. Я, конечно, лично с ним не соприкасался. Но в последнее время, говорят, пить начал, на работу не выходил. Все как-то руки не доходили... С воспитанием у нас еще есть заботы.
- Ну, а вы, Семен Павлович, - спросил Коваль у председателя райисполкома, - раньше о Чепикове слышали?
- Где уж там, - отмахнулся Отрощенко. - Это он сейчас на всю округу прогремел; так сказать, обрел лавры Герострата.
- Зато Ганку, наверное, знаете, - усмехнулся Коваль.
- Продавщица здешняя, Семен Павлович, - подсказал Бутко. - Ларек у дороги. По фамилии Кульбачка.
Отрощенко вдруг что-то вспомнил, поманил пальцем своего водителя. Тот направился было к нему, но, поняв, в чем дело, подошел к воде и вытащил оттуда металлическую сетку с пивом и минеральной водой.
- Прошу, - предложил Отрощенко, - отменное. Может, не успело охладиться. А я лично только "Лужанскую". Жестокий гастрит.
Пиво и впрямь было тепловатое. Но Коваль не подал виду.
- Собственно, не только в продавщице дело. Как могли районные организации, и руководство колхоза в первую очередь, допустить, чтобы здесь хозяйничала такая Ганка, спаивала людей. И Чепикова споила. Думается, что в эту трагедию и она свою лепту внесла. Может, немалую...
- Да откуда? - удивился Бутко.
- Кульбачка изнутри разлагает людей. Как в прошлые времена шинкарка. У нее каждый мог полакомиться зельем. В любое время - днем и ночью. Сколько жалоб написали бабы! Ребятишек в район, в интернат отправляли из-за пьянства отцов. Этой торговой точкой занимались и детская комната милиции, и отдел борьбы с хищениями. Кто-то слишком опекает эту Кульбачку.
