Эдуард Тополь - Убийца на экспорт. Охота за русской мафией
Автобус шел на северо-запад, в Буффало, к этой вечной бросовой яме погоды у границы с Канадой. Проспав пять часов в мягком кресле, Николай проснулся и обнаружил за окном серую пелену дождя, которая затягивала скоростное шоссе, леса, цветные рекламные щиты и очертания окрестных плоскокрыших городков. Куда он едет? На кой shit ему какое-то Буффало и вообще вся эта новая маета, когда в райском Марблхэде остались баба и пацан, которые его любят и которые стали его семьей? Всего две недели назад он открыл для себя, что, оказывается, истинный кайф жизни вовсе не в том, чтобы гужевать, гудеть, зикать, кирять, кантоваться и бросать палки по пьяни или силком. Оказывается, играть с пятилетним пацаном в «морской бой» или даже просто ждать кого-то к обеду – уже радость! А если этот «кто-то» еще и хорошая баба, то – о чем говорить! Накормить ее вкусной едой, а ночью сделать ей такую любовь, чтобы утром она пела на кухне, готовя ему кофе, – что еще нужно в жизни? Строить коммунизм? Завоевывать Афганистан? Свергать Ельцина? Да пошли они все!..
Но как же он мог отдать это все, бросить и сбежать? Он, Уманский, который дважды зону прошел, а потом еще школу ГБ, а потом Афган и Приднестровье, – слинял перед какими-то жидами-эмигрантами с Брайтона? Да в гробу он их видел!
Он огляделся. В автобусе было восемь пассажиров – шесть черных баб и пара смуглых студентов с рюкзаками, испанцы или кубинцы. Они не то спали в обнимку, не то целовались взасос, а потом ушли в конец автобуса, исчезли там за узенькой дверью, и буквально через секунду оттуда стали доноситься гулкие и все учащающиеся удары, которые немедленно привели черных баб в веселый восторг. Затем студенты появились из-за дверцы, он – усталый, с опущенными плечами, а девчонка сияла, как новая монетка, и влажным язычком облизывала свои красные губки. Черные бабы зааплодировали и, пока эта молодая пара шла на свои места, похлопывали парня по спине: «You are good! You are really good! Are you taking orders?»
«Туалет там, что ли?» – подумал Николай и прошел в конец автобуса, открыл узкую дверцу. Действительно, там оказалась крохотная, как пенал, кабинка с красивым унитазом и раковиной умывальника величиной с ладонь. Удивляясь, как эта пара смогла втиснуться сюда да еще трахаться тут с таким гулким азартом, Николай заперся в тесной кабинке, чтобы пересчитать свои деньги. Но оказалось, что пересчитывать нечего. У него оставалось семь долларов и горсть мелочи. Он умылся под краником, вернулся на свое место и с трудом дождался очередной остановки. Сиракьюс. Билет до Нью-Йорка стоит 41 доллар, а до Бостона – 38. Он подошел к телефону-автомату, снял трубку и нажал кнопки так, как учил его Джонни: сначала цифру «1», потом «617», а потом семизначный номер. «Please, deposit two dollars and forty cents for the first three minutes», – тут же сказал автоматический женский голос, отчетливо чеканя каждое слово. Он ссыпал два доллара и сорок центов в прорезь для мелочи.
– Thank you, – сказал тот же голос и тут же сменился веселым голосом Джонни: – Hello!
Николай повесил трубку. Все в порядке. Пока все в порядке. Теперь нужно вернуться в Бостон и разобраться с этими ребятами Натана.
– Mister, are you coming?[8] – сказал ему водитель автобуса.
– Но, сэнк’ю.
Водитель поднялся в автобус, закрыл двери и отчалил. А ведь знал, сука, что у Николая билет до Буффало, но – никакой реакции, не хочешь ехать – не езжай, ты свободный человек в свободной стране, и всем тут на тебя чихать.
Николай вышел из-под козырька автовокзала и пошел сквозь дождь к гудящему машинами скоростному шоссе. Но не успел он голоснуть и второму грузовику, катившему на восток, как рядом остановилась патрульная машина и молодой черный полицейский, ленясь выйти под дождь, крикнул ему из окна:
– Неу, get out of here! (Эй, отвали отсюда!)
– Ай эм рашен турист!
– So what? Get out or I’ll lock your ass up! (Вали отсюда, или я суну твою задницу в тюрягу!)
Но это же свободная страна! И он хочет вернуться в Бостон!
– Ай хэв гоу Бостон! – сказал Николай.
– Fucking idiot, – проворчал полицейский. – Do you really want me to lock up your ass? (Идиот, ты что? Хочешь, чтобы я взял тебя за жопу?)
Николай посмотрел ему в глаза. Однако в шоколадных глазах полицейского не было никаких эмоций, кроме превосходства силы и власти. Что ж, он не станет связываться с этим негром. Если нельзя голосовать машинам, он пойдет пешком. Николай повернулся и пошел прочь от полицейского – на восток, по обочине дороги. Но через несколько шагов услышал сзади:
– Stop! Don’t move! You are under arrest!
«Бля, – подумал Николай, поднимая руки. – Привязался же, сука!»
Крепкий захват запястья, выверт руки вниз… О, как просто он мог приемом боевого самбо кинуть этого негра через бедро и заодно ударом каблука сломать ему коленную чашечку! Но нет, он покорно расслабился, дал надеть себе наручники. Да и что он такого сделал? За что его мордой в полицейскую машину? И что этот негр ищет в его карманах? Ведь документы он бы и сам отдал…
Полицейский открыл его паспорт, сличил фотографию с оригиналом.
– Your visa expires in а week. Where are you going? (Твоя виза кончается через неделю. Куда ты направляешься?)
– Бостон. Ту май систер.
– But you have а ticket from Boston. To Buffalo. (Но у тебя билет от Бостона. В Буффало.)
– Ай гоу Бостон.
– So take the bus. Where is your money? (Так поезжай автобусом. Где твои деньги?)
– Но мани, – сказал Николай. – Ай вок. Пешком.
Ногами, понимаешь, сука. Ай вок ту Бостон пешком. О’кей?
– Absolutly not! – сказал полицейский, расстегивая наручники и возвращая Николаю документы. – You cannot walk to Boston.
– Вай? – изумился Николай.
– Becаuse it’s America, not Russia. You have to pay for the road, and all lands are privаte here. If you cross it, you’ll be arrested or even killed. Understand? Now get out of my sight! (Потому что это Америка, не Россия. За дороги нужно платить, и вся земля частная. Если ты пересечешь, тебя арестуют. Или кокнут. Понял? А теперь вали с моих глаз!)
– Бат хау ай гоу Бостон? (А как же я попаду в Бостон?)
Но полицейский уже уехал, обдав его фонтаном воды с грязью.
Николай стоял под дождем, совершенно потрясенный. Ни хрена себе свободная страна, если никуда нельзя пойти пешком! Факинг капиталисты – все только за деньги! Даже дороги!
Ночью он мыл посуду в корейском ресторане «Golden Mandarin»[9], что рядом с автобусной станцией. На кухне была жуткая духота, запах корейских приправ спирал дыхание, а руки разъедало какой-то едкой мыльной дрянью.
Три плотных корейца в грязных халатах колдовали у плиты над чанами с едой, и один из них, самый молодой – хозяин ресторана, – вкалывал больше всех и весело кричал Николаю по-русски:
– Хэй, епеный по голова! Бистро работай, бистро!.. Хэй, твой глаза косой, на кошка не наступай!.. Хэй, твой жопа с ручкой! Неси чистый посуда, кушать будем! – И со смехом переводил свои ругательства другим корейцам.
Он оказался бывшим студентом Университета Лумумбы и, компенсируя, видимо, свои московские унижения, взял Николая на работу за два доллара в час, еду и возможность демонстрировать корейцам свои познания в русском мате.
Впрочем, выбора у Николая все равно не было – к ночи полиция выгнала из автовокзала всех бездомных, и Николай, спасаясь от дождя, зашел в ближайшую забегаловку-ресторан, твердо решив из семи своих долларов потратить на еду только три. В ресторане головокружительно пахло жареной говядиной, но на три доллара Николаю насыпали в тарелку только два больших черпака риса с каким-то соевым соусом, на что Николай выматерился по-русски. И тут же услышал восхищенный ответ:
– What? Ти русски? Are you Russian?
Через час он уже мыл на кухне посуду, а утром Чу Бьен отвез его и остальных своих рабочих в какую-то конуру не то в китайском, не то корейском квартале, где в полуподвале обшарпанного кирпичного дома старая кореянка держала общагу корейских нелегальных эмигрантов: в трех крохотных комнатках стояли двухэтажные койки-нары, и на них посменно спали восемнадцать человек, оплачивая этот приют по пять долларов за сутки. Впрочем, на полу, на циновках, можно было спать за три доллара, и у этой кореянки можно было купить дешевые контрабандные сигареты и пиво…
Жизнь на дне и жизнь на вершине имеют одно общее качество: и там, и там денег катастрофически не хватает, а потому и на дне, и на вершине люди работают по четырнадцать и даже по шестнадцать часов в сутки, выжимая себя до немочи и до кругов перед глазами. И никакие профсоюзы не регламентируют рабочий день ни миллионера, ни уличного мойщика машин. Разница только в том, что на вершине за час зарабатывают суммы с нулями, а на дне – без нулей. Но при этом миллионер, заработав за день всего пару тысяч долларов, чувствует себя нищим и несчастным, а нищий, заработав за день двадцатку, чувствует себя миллионером и идет гудеть в пивной бар.
Чтобы собрать полсотни на билет до Бостона, Николаю нужно было проработать не меньше недели, однако чем больше он думал о возвращении к Лэсли, тем ясней становилось, что вернуться просто так и сказать: «Хай, ай эм бак!» (Привет, я вернулся!) – он уже не может. А если ребята Натана еще и дежурят там, то тем более.
