Аркадий Васильев - В час дня, Ваше превосходительство
— Заранее доложите, когда будет у вас Александр Александрович. Зайду познакомиться. А теперь, Андрей свет Михайлович, — улыбнулся Дзержинский, — иди, празднуй день рождения.
— Кто вам сказал, Феликс Эдмундович?! - удивился Андрей.
— Сам догадался. Посмотрел на тебя и сразу понял: человеку сегодня ровно двадцать. Не больше и не меньше. А мне сколько дашь? Ну, не обижусь.
Сердечность Феликса Эдмундовича, о которой Андрею не раз говорили сотрудники, а теперь в чем он и сам убедился, придала ему смелости.
— Лет пятьдесят, — неуверенно сказал Андрей.
— Ошибся, Андрей, — посерьезнев, ответил Дзержинский. — Сорок… Сорок первый…
Домой Андрей попал не скоро. Сначала к нему зашел Филатов.
— Подпиши акт на ценности.
Андрей подписал, не читая, все еще находясь под впечатлением встречи с Феликсом Эдмундовичем.
— Молодец! — похвалил Филатов и, как бы невзначай, поинтересовался: — О чем с тобой говорил Дзержинский?
— О деле, — коротко ответил Андрей.
— Секрет, значит? — улыбнулся Филатов. — Молодец! Правильно себя держишь! А ты ему, видно, понравился. Будь здоров!
Вошел Мальгин и передал приказание:
— Лети что есть духу на Петровку, в Солодовниковский пассаж. Там заваруха. Народ требует кого-либо из Чека. Разберись. А я бандитов брать. Ох и жистя наша чекистская! Веселее не придумаешь!..
Два дня назад в магазинах Центрального рабочего кооператива вывесили объявления о том, что по пятому купону продовольственной карточки для взрослых будут выдавать по полфунта солонины, по второму купону — по четверть фунта постного масла и по второму купону детской карточки — по два яйца.
Первый день торговля шла нормально. Правда, в некоторых магазинах покупатели подняли спор: надо ли включать в мясную норму кости? К полудню Московский городской продовольственный комитет разъяснил, что кости в норму не входят и их можно продавать дополнительно многосемейным.
Шестнадцатого марта, около четырех часов дня, продажу пришлось прекратить: часть обещанных железнодорожных вагонов с солониной и яйцами застряла на какомто полустанке.
В Солодовниковском пассаже запасы солонины кончились еще раньше, около часу дня. Разъяренные бесплодным стоянием в очереди женщины ворвались в магазин и начали обыск, через люк спустились в подвал и обнаружили пять бочек с солониной, две свежие туши и полтора десятка ящиков яиц. Заведующего, избив до крови, закрыли в конторке. Продавцы успели убежать через черный ход. Три женщины надели фартуки и встали за прилавок. Одна, как заправская кассирша, быстро вырезала на карточках купоны и получала деньги.
— Я из Чека, — сказал ей Андрей, уже наскоро проинформированный о происшествии Мальгиным. — Где заведующий?
— Выволоките гадюку! — приказала кассирша. — Из Чека пришли!
Несколько женщин вытащили из конторки упиравшегося заведующего, колотя его по широкой спине.
— Товарищи! — сказал Андрей. — Не надо нарушать революционный порядок!
— Поздно явился, парень! — крикнула одна из добровольных продавщиц. — Порядок мы тут сами навели. А ты разберись с этим кабаном!
Заведующий на самом деле напоминал кабана. На короткой, жирной шее сидела приплюснутая с боков голова с маленькими глазками.
— Придется вам пойти со мной, — сказал Андрей. — Я из Чека, Мартынов.
— Из Чека! — почему-то обрадовался заведующий. — Но как же товар? Я же за него отвечаю. И за кассу.
— Не беспокойся, — деловито ответила кассирша. — Мы акт составим, все перечислим. И это учтем…
Она вытащила из-под прилавка плетеную сумку и раскрыла ее. Сумка была полна денег.
— Это мои, личные, — торопливо объяснял заведующий.
— Жалованье получил? — насмешливо крикнули из очереди. — Хорошо зарабатываешь!
— Ваша фамилия, гражданин?
— Филатов.
— Имя, отчество?
— Мефодий Спиридонович.
— Где проживаете?
— На Трубной.
Будь у заведующего любое другое имя — Кирилл, Афанасий, Никодим, — Андрей поступил бы, как подсказывали обстоятельства: отвел бы задержанного в комендатуру, позвонил в правление Центрального кооператива и попросил прислать другого заведующего. Но совпадала не только фамилия: чекиста Филатова звали Леонидом Мефодьевичем!.. Леонид Мефодьевич Филатов! Неужели этот прохвост его отец?
— Дети есть?
— Как же! Дочка, сын… — Кабан подмигнул Андрею: — Леня. Слыхал, конечно, дорогой товарищ…
— Пошли, гражданин Филатов! — прервал его Андрей.
Женщины прислушивались к разговору. Кассирша подозрительно посмотрела на Андрея:
— Молодой человек, разрешите ваши документы?
Андрей подал мандат. Кассирша внимательно посмотрела на него, особенно пристально разглядывала печать.
— Настоящий. Верно. Из Чека. Извините, товарищ Мартынов. Я было подумала: не выручать ли этого гадюку пришли?
— Пошли, гражданин Филатов!
— Как это — пошли? А кто магазин закроет? Кто выручку сдаст?
— Как ваша фамилия? — спросил Андрей у кассирши.
— Нефедова Татьяна Александровна… Живу напротив.
— Сделайте все как надо, товарищ Нефедова. А я постараюсь, чтобы поскорее прислали нового заведующего.
— Сделаем! Не сомневайтесь. Все будет как надо.
Утром отец и Михаил Васильевич Фрунзе отдали Наде свои деньги и уговорили сходить на Сухаревку. Фрунзе, смеясь, доказывал:
— Там, как у Мюра и Мерилиза, — все, что хочешь. Дороговато, но все есть. Сахар семьдесят рублей фунт, пачка чая — двадцать пять.
Когда Андрей вечером пришел домой, на столе красовалась бутылка водки, аппетитно пахла обложенная кружочками лука селедка, — Фрунзе как командированный получил ее в буфете Совнаркома.
Отец разлил водку в рюмки, подозрительно повел носом, но ничего не сказал. Фрунзе расправил усы, поднял рюмку и весело сказал:
— Живи, Андрюша, на страх врагам, не меньше ста лет! — И ткнул вилкой в кусочек селедки: — Люблю приготовить закуску пораньше, а то закашляюсь.
Выпили сразу, в один прием.
Отец хмуро сказал:
— Жулики!
Фрунзе даже заглянул в рюмку, понюхал ее и огорченно поставил на стол.
— Я-то думал, хвачу сейчас рюмочки три и запою свою любимую: «Уж ты, сад, ты, мой сад…» Ничего, Надюша. Тот, кто тебя обманул, налив дистиллированной воды, бережет наше здоровье. Он понимает, что алкоголь — это вред! Говорят, одна капля уносит день жизни. Стало быть, проживем дольше… Давай чаевничать. Обожаю крепкий чай. Морковный, ей-богу, надоел.
Пока Надя готовила чай, Михаил Васильевич вспоминал:
— Отец мой говорил: слабый чай пить — это как немилую целовать.
А Надя плакала. Вместо настоящего чая в пачке оказался спитой, высушенный.
— Сухаревка! — подвел итог отец. — Не обманешь — не продашь.
— Ладно, — сказала Надя, — ешьте лепешки из картошки. Она немножко подморожена, поэтому лепешки сладкие. Зато горячие.
На улице послышалась пальба, крик. Фрунзе приподнял занавеску.
— Анархисты опять шумят! Сегодня пытались особняк на Пречистенке занять. Мало у них особняков. Куда ни посмотришь, везде черные знамена.
— Только людей пугают, — добавила Надя. — Утром на Поварской, около олсуфьевского дома, бомбу бросили — дыму черного напустили. А сейчас, наверное, к нам на Прохоровку поскакали, склад готового товара грабить. И когда их, окаянных, утихомирят?..
Утром все вместе проводили Надю до угла Воздвиженки и Моховой, где в большом зеленом доме разместилась крестьянская секция ВЦИК. Надя работала там секретарем у председателя секции Спиридоновой.
У самого входа в дом они столкнулись с женщиной. У нее были тонкие темные брови, резко очерченный энергичный рот. Большой прямой нос придавал лицу неженскую суровость. Несмотря на морозное утро, она была без платка — густые волосы, расчесанные на прямой пробор, закрывали уши, оставив на высоком лбу открытым небольшой треугольник.
Фрунзе молча кивнул женщине. Она хмуро посмотрела на Михаила Васильевича, едва ответив на приветствие.
— Кто это? — спросил Андрей.
— Как кто? Моя Спиридонова! — ответила Надя. — Сейчас она мне всыплет, почему позже ее пришла.
Через несколько шагов отец, усмехнувшись, спросил:
— Что это она, Миша, на тебя чертом смотрит?
— А она на всех. Бешеная, когда не по ее получается.
На Большой Лубянке они расстались. Андрей крепко пожал руку Фрунзе:
— До свидания, Михаил Васильевич.
— Приезжай к нам в Иваново-Вознесенск… Отец обнял Андрея:
— Он и к матери не может заглянуть. Приезжай, сынок. Мать истосковалась, да и Наташа с Петром ждут не дождутся.
1918-й, март
Когда-то верноподданный, благонамеренный, Его величество российский обыватель, теперь оглушенный, ошарашенный неожиданно нахлынувшим на него водопадом событий, растерялся.
