Станислав Гагарин - Третий апостол
И Маркерт открыл замок, снял цепочку, отодвинул засов и распахнул дверь.
Перед ним стоял Малх.
Он быстро проскользнул в переднюю и, отстранив Бориса Яновича, запер дверь.
Малх был в ободранной, мокрой и грязной одежде, оброс недельной щетиной. Когда он сдернул с головы бесформенную шапку, Маркерт увидел на его лбу багровый вспухший рубец.
Пришелец молчал. Дышал он тяжело и хрипло, постепенно успокаиваясь. Наконец улыбнулся, показав крепкие белые зубы, и у Маркерта вяло шевельнулась праздная мысль о том, как же он, Малх, в условиях лесного бытия сохраняет белизну зубной эмали.
— Не ждали? — спросил Малх.
Борис Янович пожал плечами.
Малх заговорил на родном языке, и, хотя Маркерт понимал его, он молча смотрел на Малха, не произнося ни слова, и тогда пришелец перешел на русский.
— Мне нужно хорошо кушать, другой одежда, немного ждать, потом ваша помощь. Когда придет катер, ехать Швеция, я хорошо заплачу вам, доктор. Вы не будете жалеть. Пожалуйста, горячая вода мыться, потом говорить дело.
Маркерт, словно завороженный, смотрел на пришельца.
— Вы уснул? — негромко, но резко сказал Малх, и Борис Янович услыхал вдруг крики тех несчастных, которых пытали тогда в лесу.
— Да-да, — сказал Маркерт. — Мы все сделаем для вас… Магда! Идите сюда!
Она появилась тотчас, словно стояла за дверью.
— Этот человек — мой знакомый, — сказал Маркерт и скривился в вымученной улыбке. — Он будет жить пока у нас. Ему необходимо вымыться, сменить одежду. Нужна горячая вода… И подберите что-нибудь из моих вещей.
Когда Магда скрылась в ванной, чтоб растопить титан, Борис Янович спросил:
— Нуждаетесь в медицинской помощи?
Малх расхохотался.
— Нет, доктор. Я, как это говорить по-русски… Заговорный от пуль энкаведистов.
— Буду ждать вас в кабинете. Магда проводит.
Он видел, что Малх хотел сказать ему нечто, но Маркерт сделал вид, что не заметил этого, и быстрыми шагами прошел к себе.
Борис Янович стоял у окна.
Маркерт не зажигал света в кабинете и смотрел за окно, на майский белый сад, залитый светом луны, появившейся на месте туч, разогнанных поднявшимся к вечеру холодным ветром с Балтики.
…Протрещала очередь, выпущенная из автомата, и пули просвистели над головами Маркерта и Валентины. Борис Янович натянул поводья…
Били часы. Маркерт вернулся из воспоминаний.
«Вот и пришло время расплаты, — подумал он. — Знал ли я, что рано или поздно настанет этот час, когда обещал Черному Юрису выполнить его требования? Или надеялся на случай? На какой случай? На внутренние войска, которые перебьют банду верных братьев? Но вот он здесь, верный брат Малх, смывает грязь и копоть лесных бункеров в моей ванне. Сейчас он насытится моей пищей и начнет диктовать волю Черного Юриса. И я вынужден буду подчиниться. А если нет?
Тогда, в лесу, я спас жизнь Валентины. Спас на время. Но ее уже нет, Валентины. Лес Черного Юриса убил ее. Значит, моя жертва была напрасна? А Татьяна? Ведь тогда и она не появилась бы на свет… Не появилась бы… Но Татьяна родилась. Родилась, убив собственную мать. Из двух я спас только одну. А сейчас? Разве сейчас моя дочь не в опасности? Разве я не видел своими глазами, на что способен этот Малх, чудовище, которое не смог бы измыслить и создатель Апокалипсиса? Что же делать? Что делать мне? Какой Бог мне поможет сейчас?
— Мне известно, что вы есть умный человек, доктор Маркерт, — сказал Малх, — потому, думаю, не надо с вами играть туда и сюда. Не надо, как это говорится по-русски, заправлять арап. Буду сказать совсем прямо. Черный Юрис больше нет!
— Как нет?! — вскричал Маркерт.
— Капут, — сказал Малх. — Энкэведэ Черный Юрис сделал пиф-паф. Вот так!
Малх согнул указательный палец левой руки, он был левшой. Маркерт обратил на это внимание, когда по приказу Черного Юриса Малх показывал искусство заплечных дел мастера на тех захваченных братьями активистах… Малх согнул указательный палец и подергал им невидимый спусковой крючок.
— Черный Юрис — капут, — повторил Малх. — Теперь Черный Юрис, все верный братья стали один Малх!
И Борис Янович узнал, что отряд Черного Юриса, собиравшийся перебраться ближе к Луцису, чтоб небольшими партиями просачиваться в город для предстоящей переброски через Балтику, попал в засаду и был полностью уничтожен войсками НКВД и бойцами из истребительного батальона местной самообороны. Спасся один Малх. Вожак банды еще до перехода сообщил ему, где живет Маркерт, и передал пароль.
— Командир не хотел мне говорить главное дело, — усмехнулся Малх, — Черный Юрис думал — я слишком глупый… Малх умеет только мясной работа, развязывать язык активистам… О! Умный Черный Юрис ошибался!
Малх знал, что касса верных братьев, составленная из бесчисленных ценностей в виде золота, ювелирных изделий и старинной церковной утвари, награбленных за годы фашистской оккупации Прибалтики, была захоронена в окрестностях Луциса. Когда Черный Юрис был убит, Малх обыскал труп и нашел план захоронения.
— Этот план вам надо смотреть, доктор Маркерт, — сказал Малх. — Вы мне будете помочь, я вас не буду обижать. Вы возьмете свой доля.
— Значит, погибли все брать я, — задумчиво проговорил Маркерт.
Внутренне он ликовал. «Черный Юрис — капут! Черный Юрис — капут! — повторял мысленно Борис Янович слова Малха. — Грош цена теперь тем обязательствам, которые я дал ему в бункере!»
Малх махнул.
— Никого нет. Конечно. Какие-то трусы хотели поднимать руки… Они хотеть идти плен. Но русский Сибир хуже смерть. Теперь только Малх на свобода. Малх один стоит всех братьев!
Он расхохотался.
— Почему не хотите пить, доктор? — спросил он и приподнял бутылку. — Хороший самогон!
— Я не пью, — сказал Маркерт.
— Тогда буду пить я. Прозит!
Бориса Яновича пронзила вдруг ужасная мысль.
«Почему он так откровенен со мной? Касса этих бандитов, ценности, моя доля… Как же! Ведь Малх убежден, что я никогда больше не заговорю, не заговорю после того, как помогу ему, перестану быть для него полезным! Вот он и говорит со мной, как на исповеди…»
Малх выпил, крякнул и, отправив в рот большой кусок сала, стал заедать его хлебом.
— И еще там стекляшки, — проговорил он с набитым ртом, — цветной стекло. Там есть, в нашей кассе. В лесу недавно был чужой человек. Он ушел за день до нашего выхода сюда. Черный Юрис говорил ему про стекляшки. Они лучше золота. Я слышал это.
— Какие стекляшки? — спросил Борис Янович.
— Не знаю, — ответил Малх. — Мы будем смотреть их вместе.
— Какой человек был в лесу?
— Чужой человек, — сказал Малх. — Молодой. Не наш. Наверно, оттуда… Пришел с моря. Человек с Запада.
Язык у Малха заплетался.
— Мне можно спать, — проговорил он. — Долго спать, доктор. Завтра идем разведка.
Борис Янович проводил его в боковую комнату, где Магда постелила пришельцу. Малх осмотрел дверь и довольно хмыкнул, увидев, что она запирается изнутри. Затем на глазах Маркерта достал из кармана пиджака, пиджак с плеч Бориса Яновича был явно ему тесен, достал из кармана парабеллум и, глядя хозяину в глаза, скаля белые зубы, передернул затвор, достав патрон в патронник.
— Этот пиф-паф лежать под моей голова, — сказал он. — Спокойной ночь, доктор.
Маркерт кивнул и вышел из комнаты. Он вернулся в кабинет. Раскрыл окно, чтоб выпустить дым махорочных самокруток Малха, устало опустился в кресло, остался с невеселыми мыслями наедине.
IIМатросы-швартовщики сбросили с чугунного кнехта петлю тяжелого троса, и петля с плеском упала в воду. На баке засуетились, выбирая швартов на палубу. Тут отдали кормовые тросы, и теплоход, увлекаемый буксирами, стал медленно отходить от причала.
Он вздохнул, отвернулся и пошел прочь из порта.
Море и корабли всегда волновали Арвида Казакиса. Приехав в незнакомый портовый город, Арвид непременно находил свободное время, чтобы осмотреть те достопримечательности, какие связаны были с морской сущностью этого людского поселения. Родную Прибалтику Арвид знал, пожалуй, не хуже профессионального моряка, тем более, он обладал дипломом яхтенного рулевого. В каждый отпуск Казакис уезжал к неизвестному для него побережью, и неоткрытыми в стране были для него только моря Ледовитого океана.
С детства мечтал Казакис о капитанском мостике, и документы в Высшее мореходное училище были заготовлены загодя. Оставалось присовокупить к ним аттестат зрелости, а уж к приемным экзаменам Арвид начал готовиться еще в восьмом классе. Он все на английский, международный язык моряков, нажимал, да и точные науки не являлись для него серьезным препятствием.
Но в канун выпускного бала вызвали Арвида, комсорга школы, в городской комитет комсомола. Понятное дело, интересуются, видно, как у них подготовлено необходимое к вечеру. Но интересовались только им, Арвидом Казакисом.
