Андрей Акулинин - История одного преступления. Потомок Остапа
– Познакомились с твоим командиром, познакомились, – пробурчал он и молча сел на кровать.
– Да вот, Толя, мы оказывается, с Андреем в Сельцах пересекались. Он же Рязанскую десантуру окончил, а я КВАКУ.
– Вот здорово! Говорят же – земля круглая, – радостно заключил Анатолий и стал вынимать из пакетов провиант. – Мы с самого Душанбе маковой росинки во рту не держали. Проголодались – страсть. Да, Андрей?
– Угу, – промычал он и встал. – Давай, помогу что ли.
Он залез в свою сумку и вытащил боевой трофей – нож Абдулы. Увидев его, офицеры присвистнули.
– Дай-ка посмотреть, – попросил капитан. Левин протянул холодное оружие и с гордостью сказал:
– В бою добыл. Он для меня – талисман. Знаете, сколько я им духов замочил? Страсть!
– Да, такого сокровища я не видел, даже в Афганистане, – с удовольствием рассматривая нож, с завистью прошептал капитан. – Не уступишь? Любые деньги даю.
– Володя, ну что по нынешним временам деньги? Ничто! Прокучу их. И денег нет, ни ножа, а он для меня – талисман. Боевой нож!
– Вижу, что боевой, – капитан, словно саблей со свистом рассек ножом воздух и с сожалением передал его в руки Левина.
– Андрей, не жалко им колбасу резать? – вмешался Анатолий.
– Жалко, а ведь кушать хочется, – рассмеялся Левин и стал помогать лейтенанту.
Через десять минут застеленный армейскими газетами стол был заставлен едой. В это время в дверь постучали.
– Да, да, – Анатолий встал и пошел ее открывать. За дверью находились два офицера батареи Зиновьева.
– Разрешите, товарищ капитан, обратиться к лейтенанту Ильину, – козырнул старший лейтенант.
– Валяйте, – с полуулыбкой произнес комбат.
– То-лик, – растягивая имя взводного, старлей бросился в объятия своего друга. – Толик, брат, бродяга! Сколько лет, сколько зим!
– Да всего-то три месяца прошло. Я ж на летнем отдыхе там находился, – смущаясь, ответил Ильин.
– Ну герой, ну, герой, – командир взвода управления, оттолкнув старшего офицера батареи, тоже обнял друга.
– Вы что, на запах пришли что ли? Кто в батарее остался? – недовольно пробурчал комбат.
– Так, Игорь Анатольевич, по части такие новости быстро разлетаются. А в батарее старшина остался за старшего. Пусть хоть сегодня порулит. Такой день, такой день, – старлей потряс перед собой кулаками, пытаясь визуально показать важность и значимость этого дня.
А день потихоньку угасал. За окном смеркалось. Слушая хмельные разговоры военной братии, Левин искренне завидовал офицерам, хотя и много из того, что они говорили, он не понимал. Доступная им аббревиатура, загоняла его в тупик, заставляя смущаться и огибать острые углы беседы.
На второй бутылке офицеры запели. Их репертуар был невелик, но емок. Начали со «Священной войны», плавно переходящей в «День Победы», потом была песня из культового фильма «Курский вокзал» – «Десятый наш десантный батальон», затем пели про танкистов, а закончили, как и следовало ожидать, маршем артиллеристов. Капитан Зиновьев все время дирижировал, активно размахивая руками, сжатыми до белизны в кулаки, – легендарный Александр Васильевич Александров, да и только.
После третьей бутылки комбат разошелся, вспоминая афганское лихолетье. Он стучал кулаком по столу, несколько раз провозглашал третий тост и пускал скупую мужскую слезу. Подобраться к четвертой бутылке, принесенной старлеем, помешали две женщины, неизвестно откуда появившиеся в накуренной комнате. Это были жены офицеров. Капитан возмущаясь, было пошел в атаку, но, получив от супруги достойный отпор, моментально ретировался и, извиняясь за неудобства, ушел спать, а за ним, пошатываясь, удалились остальные. Ночь была в разгаре. Первая ночь Левина вдали от родных мест, в Москве, которую он прибыл покорять…
Глава 4
– В офицерской общаге я прожил в общей сложности тринадцать дней. Чертову дюжину. Утром, как правило, выезжал в Москву, где праздно шатался в поисках работы, а вечером возвращался в часть и непременно с двумя-тремя бутылками водки, которые за незатейливыми светскими беседами в кругу коллег Анатолия мы выпивали.
О времени, проведенном среди офицеров, я нисколько не пожалел. Для меня это было своеобразной школой, можно сказать, курсом молодого бойца, вернее – подготовки начинающего офицера Российской армии. Я стал маломальски разбираться в хитроумных перипетиях воинской службы, обстоятельно узнал об учебе в военных училищах и нынешней армейской жизни. Теперь я не шарахался и не замирал, потея, слыша неизвестные мне сокращения типа: ТуркВО, ЗабВО, МВО, ГСВГ и ДШБ, а понимал, о чем идет речь. Позже мне эти знания пригодились. С помощью них я внес необходимые коррективы в свою легенду, и теперь она звучала правдоподобно.
Не знаю, как сейчас, но тогда в Москве в любом переходе можно было справить всякий документ за небольшие деньги. Всего за сотню долларов мне изготовили удостоверение сотрудника главного разведывательного управления Генерального штаба на имя капитана Петрова Андрея Александровича, а еще за сотню – капитана внутренних войск МВД. Каково было мое удивление, когда, раскрыв красные ксивы, я обнаружил свою физиономию в повседневной военной форме одежды со знаками различий и колодкой государственных наград, хотя уверен, что передавал «кулибиным» совсем другую фотографию. Чтобы как-то соответствовать своему фотооблику, я на блошином рынке приобрел краповый берет и колодку на грудь. Последняя меня и подвела…
– Каким образом? – спросил Калинин.
– Каким, каким, обычным, гражданин начальник. Я долго выбирал у продавца колодки. Остановился на одной, из трех рядов. Вроде бы солидно и не так бросается в глаза, как у генералов, – Левин вздохнул и потер левую щеку.
г. Москва, 2 октября 1993 года, 13 часов 15 минутНеожиданно Москва опустела. Она, словно глубоководный батискаф, стремительно погружалась в бездну анархии и безвластия. Правила дорожного движения уже никто не соблюдал. Милиция куда-то исчезла с улиц, зато ее место стали занимать сотни молодых вооруженных солдат и офицеров с волчьим, безжизненным взглядом. Время от времени, что-то громя, по городу бродили толпы вооруженных люмпенов с грозным видом. В переулках раздавались одиночные выстрелы и человеческие вопли.
На Калининском проспекте, у здания столичной мэрии собралась внушительная толпа и слушала полоумного генерала, требовавшего раскулачить олигархов-евреев и повсеместно запретить еврейские организации. «Теперь у нас не будет ни мэров, ни пэров, ни херов», – вещал он, а толпа дружно ликовала, размахивая поверх голов орудиями пролетариата.
Странная и жутковатая картина…
Видя все это из окон близлежащего полупустого кафе, Левин усмехался. Так эти безобразия напоминали ему кровавый Таджикистан: такие же глуповатые люди, та же арматура и похожие, словно братья из ларца, лидеры-ораторы. Измени им одежду, перейди на таджикский язык, в крайнем случае, внеси в их речь тонкий, слегка потешный азиатский акцент, и генерал Макашов немедленно превратился бы в одного из отцов оппозиции с кровавыми по локоть руками. «О, люди! О, нравы!» – думал он, запивая котлету бокалом нефильтрованного пива.
Все же его настроение было как никогда хорошим. Душа пела. Он, по сути дела, легализовался. В его кармане лежали два еще пахнувших типографской краской удостоверения офицеров российских спецслужб, орден Красной Звезды, только что приобретенный на «развале», и солидная колодка с лентами от государственных наград. «Теперь можно начинать жить на полную катушку», – радовался он.
Пообедав, он расплатился с официантом, оставив тому щедрые чаевые, и, выйдя на улицу, от нечего делать присоединился к митингующим. Люди в каком-то безумстве торжествовали, выкрикивали революционные лозунги в предвкушении кровопролитных игрищ – любимых во все времена развлечений homo sapiens’а. Толпа ликовала: «Хлеба и зрелищ!» Ликовал и Левин, подбадривая стоящих рядом с ним людей, периодически обнимал их, похлопывая по спинам.
– Есть ли среди вас офицеры? – неожиданно раздался громогласный вопрос генерала.
– Есть! – крикнул сосед Левина и, подмигнув ему, подтолкнул к трибуне.
Левин сразу растерялся, но, взяв себя в руки, направился сквозь расступившуюся перед ним толпу к импровизированной трибуне. Среди прибывших офицеров он был пятым по счету, а по возрасту самым молодым. Остальные, все как один, – ветераны, уволенные с военной службы еще до горбачевской перестройки.
– Ваше звание и последняя должность? – словно попугай спрашивал у каждого генерал.
Левин оказался единственным «строевым офицером», имеющим боевой опыт. Ветераны большую часть службы посвятили тылу или партполитработе.
– Товарищ капитан, я вас назначаю командиром отдельной роты охраны Белого дома. Остальных офицеров, – слегка подумав, произнес Макашов, отчего у Левина екнуло сердце и душа ушла в пятки, – командирами взводов. Сейчас выдвигайтесь к объекту вместе со своей ротой, – он кивнул на толпу. – И приступайте к несению службы.
