Ольга Тарасевич - Кольцо леди Дианы
Дверь квартиры была приоткрыта.
Лика влетела в прихожую, кивнула улыбчивой помощнице по хозяйству Светлане, бросила презрительный взгляд на ползущего на брюхе от осознания своей вины Снапа (еще влажная после недавнего купания шерсть собаки из светло-золотистой стала коричневой), поискала глазами Даринку.
И вздохнула.
За полупрозрачным стеклом кухонной двери угадывался силуэт девочки.
Опять нагишом, что же это за наказание такое!
– Мама, тусики в комнате. Они сами сняись, – сообщила Дарина, уже прекрасно понимающая, что разгуливать голышом по квартире нельзя. И все равно упрямо и безо всякого стеснения сбрасывающая с себя одежду, несмотря ни на мамины упреки, ни на недоуменные замечания воспитательницы. Единственное, что сдерживало начинающую нудистку, – это трескучий мороз. А в любом помещении юная барышня потихоньку избавлялась от одежек. В детском саду стриптиз ребенка вызвал настоящий фурор. Дарина, впрочем, нимало не смущалась произведенным впечатлением. Что это? Вредность? Характер? И как быть, если все объяснения не помогают?!
– Я Снапа купала после прогулки, опять в тухлятине вывалялся, – развела руками Светлана. – А Дарина времени даром не теряла.
– Иди ко мне, голышик! – Лика сбросила сапоги, сняла шубу и прошла к кухонной двери. – Давай не прячься, я не буду ругаться.
Домработница отодвинула дверцу шкафа, сняла с вешалки куртку.
– Каша для девочки на плите. Лик, тогда до завтра!
– До завтра, Светлан, спасибо! Прости меня за вредного Снапа!
– Нет проблем, – Света солнечно улыбнулась. – У него же такие припадки раз в год случаются, а это терпимо!
Невольно морщась (стоит только взять Даринку на руки, она с увлечением дергает маму за длинные светлые волосы), Лика закрыла за помощницей дверь и радостно улыбнулась.
А, пожалуй, к «догопеду» и завтра можно отправиться. Как же хочется побыть с ребенком! Доча классная, хитренькая, озорная. В последнее время из-за работы над сценарием пришлось проводить вместе меньше времени. Даже непривычно держать теплое тельце на руках – Даринка на аппетит не жалуется и заметно потяжелела.
– Пойдем искать твои трусики, – заявила Лика, переходя в гостиную. На полу ничего похожего на одежду не видно, но – плавали, знаем. Страсть дочери погулять нагишом так велика, что она научилась открывать ящик комода и прятать внутри свои тряпочки, видимо, рассчитывая, что там вредная мама их не отыщет. – И не надо на меня так умоляюще смотреть. Маленькие красивые девочки не могут ходить без одежды!
– Они сами сняись, тусы! – вяло посопротивлялась дочка, но все-таки соблаговолила разрешить надеть на себя майку и шортики.
Вронская пригладила растрепавшиеся светлые кудряшки Дарины, смахнула со щечки прилипшую крошку и с гордостью резюмировала:
– Красавица! Гибель мужчин у меня растет.
С губ чуть не сорвалось: ты так похожа на папу. У тебя уже не просто его черты, очень правильные и выразительные. У тебя его манеры. Ты так же, как Влад, смотришь исподлобья, если тебе что-то не нравится. А радуясь, улыбаешься теплой папиной улыбкой.
Но лучше пока придержать такие высказывания. Даринка – очень развитая и смышленая девчушка, знает буквы, умеет читать слова, хотя ленится, прекрасно считает и рисует. Она многое уже понимает. Только вопросов про папу пока не поступало. И это к лучшему, врать не хочется, объяснять про смерть тоже. Впрочем, малышка недавно пошла в детский сад и, надо полагать, скоро поинтересуется, почему за некоторыми детками приходят папы, а за ней – или мама, или «Светичка»…
Кормить Дарину приходилось на коленях. Это единственный способ не позволять малышке забрасывать ноги на стол… Почему она пребывала в уверенности, что ее розовые пятки должны красоваться рядом с тарелкой – Лика не понимала. Но как только дочка стала есть за общим столом, правда, с детского высокого стульчика, единственное, что ее волновало, – это как угнездить на столе свои копытца. Запреты, как всегда, не действовали, крик приводил к тому, что малышка ноги со стола убирала, но при случае опять водружала их обратно. А со взрослого стула она, пытаясь выполнить свой акробатический трюк, просто шлепнулась и чудом не ударилась головой о край стола. С коленей кормить Дарину оказалось удобно. Как только дочь норовила пристроить пятки на стол, Лика отодвигала ногу и объясняла, что так делать не надо. Может быть, это даже стало действовать – во всяком случае, в детском саду или «Макдоналдсе» Дарина принимала пищу без своих йоговских асан.
Лика разогрела кашу, устроила доченьку на коленях и провозгласила:
– Самый вкусный ужин для самой лучшей девчонки. Открываем ротик! Нет, ножки на стол не кладем, не стоит. Дарин, не хулигань, а! Вообще, такие большие девочки уже сами кушают. Так что цени момент!
Вронская кормила дочь, иногда ловко отводила ее ногу от стола и грустно улыбалась.
Какая же у нее напряженка с воспитанием ребенка! Малышке еще трех лет нет, а уже творит, что хочет. Что будет дальше – страшно и подумать…
Когда раздался звонок в дверь, Лика усадила дочь на стул, с суровым видом потребовала хорошего поведения и отправилась в прихожую.
Чуть мутная в стеклышке глазка на лестничной площадке, прижав к щекам ладони, стояла Лена Полякова.
– Привет, я уж думала, ты не приедешь, – Лика открыла дверь, посторонилась, пропуская разрумянившуюся на морозе гостью. – Давай полушубок, я повешу. Ты на кухню проходи, я ребенка кормлю.
– Ой, холодина какая на улице! Я пока от машины до подъезда дошла, так замерзла! Сейчас, – Лена щелкнула застежкой сумки, достала небольшую коробочку. – Ты видишь? Смотри, какое чудо! Это настоящие бриллианты, я к ювелиру только что ходила.
Тяжелая одежда приятельницы выскользнула из онемевших рук.
Лика оторопело смотрела на горстку переливающихся огоньков, первое время даже не различая, что за украшение является источником такого невероятного сияния.
– Вот это кольцо! – прошептала она, когда глаза чуть привыкли к нестерпимому блеску. – Тебя можно поздравить? Но ведь это, наверное, кучу денег стоит. Вася Скрипников тебя очень любит, если так лихо ухнул все свои сбережения. Когда свадьба?
– Вася? Откуда у актера такие деньги! – Лена презрительно наморщила носик. – И потом, Вася уже давно в отставке. У меня появился новый претендент на руку и сердце. Вот он, похоже, состоятельный человек и мог бы сделать такой подарок. Но от него дождешься! Это кольцо от Мартина. Я так думаю. А я еще переживала, когда потолок рухнул. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь – чистая правда!
Лика пыталась уловить суть сообщаемой Леной информации. С Васей покончено, есть олигарх, есть Мартин, есть кольцо, какой-то потолок…
Но звенья этой цепочки как-то не соединялись. Лена полюбила олигарха, но выходит замуж за какого-то Мартина? Наверное, Мартин – тоже олигарх, его подарок об этом свидетельствует. Но при чем тут потолок?
– Все расскажу, – рассмеялась Лена, освободившись от ботиночек на высоком каблуке. Она ловко впрыгнула в тапочки домработницы, отбросила с лица рыжие волосы и подхватила с пола свой полушубок. – Какая ты впечатлительная! Нечего моими вещами разбрасываться!
Машинально кормя Дарину (та мигом воспользовалась ситуацией и забросила на стол розовые пяточки), Лика слушала Ленину трескотню и даже начала примерно соображать, что к чему.
Мартин, ну конечно!
Мартин Михайловски. Этнический поляк, французское гражданство, журналист с хронической страстью к непрерывным странствиям и путешествиям.
Такие люди рождены для журналистики. Где только не снимал этот фоторепортер, в горячих точках и на райских островах, он одинаково талантливо мог показать скучающий зевок на лице президента и все муки умирающего от голода ребенка.
Московская журналистская тусовка полюбила этого светловолосого полноватого человека. Изумительный рассказчик, он мог часами говорить о странах, в которых ему довелось побывать, об известных людях, которых ему пришлось снимать. И – непривычное качество для снобистской эгоистичной Москвы – он всегда с удовольствием помогал коллегам, делился телефонами знаменитостей, никогда не придерживал информацию о мероприятиях, которые организаторы хотели провести без журналистов, что меньше всего соответствовало планам прессы, которая обожает появляться там, где ее не ждут…
– Я помню этого парня, – Лика отложила ложку и, взглянув на перепачканную мордашку Дарины, потянулась за салфеткой. – Прекрасно помню. Настоящий репортер, он так быстро летал по миру, словно перекати-поле. Я даже сожалела, что у него личная жизнь не складывается, он все время мотался по разным странам и у него не было времени на серьезные отношения… А как я жалела, когда он погиб в Чечне. Конечно, Мартин всегда был на передовой, ради хорошего кадра он из кожи мог выпрыгнуть, а хорошие кадры на войне бывают только там, где опасно… Не знала, что у вас был роман. Впрочем, мы ведь вообще с тобой по журналистским делам особенно не пересекались. Ты писала о культуре и светской жизни, я – о политике.
