Екатерина Лесина - Клинок Минотавра
– Три дня тому назад я зарегистрировалась на сайте знакомств… том, где Машка бывала…
Розовая страница с сердечками и голубями, было в этом рисунке что-то невыносимо карамельное.
– А вчера он мне написал.
…Драгоценная Ариадна, в лабиринте моей жизни мне не хватает твоей путеводной нити. И тьма смотрит на нас глазами чудовищ. Позволь мне стать твоей защитой. Минотавр.
– Красиво, – Иван понятия не имел, что еще сказать.
И вправду красиво. Машке бы понравилось. Ей нравились вычурные вещи и слова, в которых имелся скрытый смысл, а Иван таких слов не знал, он говорил просто… и недопонял, недодал…
– Я ему ответила.
На аватаре – черный круторогий бык. И лиловый глаз его смотрит на Ивана, насмехается.
– Я подумала, что раз уж он так хорошо знает мифы, то не пройдет мимо…
– Ты с ума сошла, – Иван потер щеку.
Щетина отросла. Он брился… перед похоронами вроде брился…
– Я хочу его остановить, – Ларка погладила фотографию. – Ради Машки. И я предлагала полиции…
– А они тебя послали подальше. И правильно сделали.
Упрямая женщина. Губы поджала, острый подбородок выпятила, такая не отступится. И сама полезет, доказывая, что способна… а она и вправду способна.
– Ты понимаешь, что это опасно? Что если он и вправду убийца, то и тебе шею свернет?
Понимает. Молчит. Ждет. И когда ожидание затягивается, задает вопрос:
– Ты меня подстрахуешь?
Вопрос, на который Ивану следует ответить правильно. Иначе эта невозможная женщина уйдет, чтобы полезть в логово маньяка в одиночку.
– Да.
– Хорошо, – она улыбнулась. – Я знала, что ты сильный. Только не пей больше, ладно?
Утром Женька обнаружила, что за квартирой следят.
Серебристый «Ниссан» припарковался, забравшись передними колесами на клумбу. Бритоголовый парень равнодушно разглядывал раздавленные тюльпаны, и пару рыжих кошек, что обретались в подвалах, и сам дом. Но стоило в окне появиться Женьке, как парень ручкой помахал.
– Вот придурок, – сказала Лариска, потягиваясь. – Это я про твоего…
Она зевнула и почесала живот. Спросонья Лариска была мягкой и добродушной, она гремела посудой, пытаясь сообразить, что приготовить на завтрак и вообще, хочет ли она завтракать…
– Ларис, – Женька села в уголочке кухни, из которого было видно окно и треклятый «Ниссан». – Он что, вправду за нами…
– За тобой.
– За мной следит?
– Вправду, – Лариска выставила пачку диетических хлопьев с отрубями, обезжиренное молоко и совершенно недиетический сахар. – Ешь. И будем думать. Да не дергайся ты, от этого козла мы быстро избавимся, а там пускай себе ищет…
– Ларис, а он тебя…
– Не полезет, не посмеет.
Хлопья без сахара имели омерзительный вкус, словно Женька опилки жевала.
Ничего. Жевала. Молчала.
Думала.
– Так, тебе надо запас вещей сделать. И продуктов.
– У меня деньги есть… – она брала на поездку к родителям, стыдно признаться, но взяла тайком, потому что драгоценный не преминул бы упрекнуть. Наверное, он имел право, если зарабатывал, но ведь он сам хотел, чтобы Женька дома сидела.
– Есть – это хорошо, – Лариска грызла хлопья, а взгляд ее блуждал по кухне. – В общем так, заедем по дороге в Михеевку, там супермаркет открыли. Купим тебе всякой ерунды, а шмотки сейчас на антресоли глянем. Помнится, раньше у нас один размер был…
Вещи с антресолей неуловимо пахли пылью и антресолями. Мерзкий раздражающий запах, отвращение к которому Женька попыталась скрыть. Надо же, она отвыкла от чужих вещей, а в студенческие времена частенько случалось с Ларкой меняться… и свитер этот вязаный Женька помнит. И джинсы с потертыми коленями, а вот заплатку – нет. Платьице шерстяное, слегка растянувшееся, но Ларка отложила его в сторону, сказав:
– Для деревни сойдет. Не дрожи, Женька, вот отделаемся от твоего урода морального, и заживешь ты со страшной силой…
Женька фыркнула и, не выдержав, расхохоталась.
Заживет. Как есть, со страшной силой заживет.
Вещи Лариска складывала в клетчатую сумку, не переставая говорить, и нарочито бодрый тон ее внушал Женьке подозрения. А потом зазвонил телефон. И Женька трубку взяла по привычке и еще потому, что знала, насколько упертым может быть драгоценный.
– Привет, – сказал он так, словно вчерашнего дня с изменой, побегом и выяснением отношений на чужой лестничной площадке не было вовсе.
– Привет.
Лариска нахмурилась.
– И что ты мне скажешь? – игриво поинтересовался драгоценный.
– То же, что и вчера. Я не вернусь.
– Женечка, ты глупости делаешь, – мягкий упрек, от которого поневоле начинает казаться, что да, она, Женька, капризничает, а драгоценный терпеливо капризы сносит. – Ты же не выживешь одна. Ты же привыкла…
Голос его журчал, а Женька с тоской думала, что и вправду привыкла. К квартире, в которой просторно и спокойно. К размеренным дням, к фитнес-центру, массажисту, спа-салону и своему парикмахеру, к маникюрше Светочке, любившей поболтать. К кафе и магазинам. К тому, что проблем с деньгами не бывает, а решаются они одним звонком драгоценному.
И к нему привыкла.
К нотациям, которые он принимался читать под настроение. А настроение это случалось частенько, и нотации были длинные, скучные, но Женька кивала. Почему бы нет, если ему приятно? Привыкла к его белым рубашкам – их следовало стирать в режиме деликатной стирки, а гладить непременно с воротничка и через тонкую марлю. К брюкам… она научилась делать идеальные стрелки.
Привыкла к совместным выходам в свет, правда, полюбить их так и не смогла… как знать, вдруг она привыкнет и к изменам?
И к пощечинам?
– Я… кого-нибудь пришлю за вещами, – сглотнув, сказала Женька, стараясь, чтобы голос звучал твердо, решительно.
– За какими вещами? – неискренне удивился драгоценный.
– За моими.
– Дорогая, а разве у тебя есть «твои» вещи? Помнится мне, все было куплено на мои деньги, а значит, и принадлежит мне…
Все: юбки до колена, выше нельзя, потому как неприлично. Строгие блузки, которые самой Женьке казались учительскими. И полушубок из норки. Ботиночки на невысоком устойчивом каблуке… надо думать и белье… и колготы… и сама Женька.
Тошно стало.
– Не дуйся, – хохотнул драгоценный в трубку. – Возвращайся и владей. А хочешь, поедем и шубу купим? Соболиную? Или колечко? Хотя ты колечки не носишь, а я вот недавно видел гарнитур с сапфирами. Твоим глазам пойдет.
– У меня зеленые глаза.
– Да? Ну тогда с изумрудами. Какая разница?
Наверное, никакой. И если Женька проявит благоразумие, то драгоценный не станет больше напоминать о побеге. Он притворится, будто этого побега не было, а она – что не было измены.
И будут они вместе жить-поживать…
Нет уж.
– Извини, – иррационально Женька чувствовала себя виноватой, как всегда, когда отвлекала драгоценного от важных дел. – Но я действительно не вернусь.
– Посмотрим, – беззлобно сказал он и отключился.
А Женька всхлипнула и заморгала часто-часто, прогоняя слезы. Ну вот в кого она такая… дурында.
– Не реви, – сказала Лариска, сунув в руки вязаный шарф. – Собирайся. Нам еще от этого… охранничка избавляться.
Не жизнь, а кино, боевик с Евгенией в главной роли.
Спуск.
И Игорек с шестого этажа сопровождением, он толстый и неторопливый. Игорек переваливается со ступеньки на ступеньку, тяжко отфыркиваясь…
…Сумоист. И хозяин огромного мастиффа со складчатой мордой и обрезанными острыми ушами.
Мастифф тоже переваливается и фыркает едва ли не громче хозяина.
А Лариска, взяв Игорька под руку, нашептывает что-то, небось, жалуется. Женьке же остается следом идти, придерживая раздутую – того и гляди по швам расползется – сумку. Сумка тяжелая, но Женька терпит.
И тоже фыркает.
Разбаловалась она на чужой-то шее…
Во дворе светило солнышко, яркое, июльское. Оно раскалило асфальт, и воздух пах бензином, еще липовым цветом и мусоркой. Привычные запахи старого двора.
– Подержи, – Игорек сунул Лариске поводок. Сам же неторопливо – он все делал неторопливо – направился к «Ниссану». Хозяин того, завидев Женьку, выбрался из машины.
– Девка поедет со мной, – сказал он, глядя в глаза Игорьку.
Девка? Женькины щеки полыхнули. Она девка?..
– Ты зачем цветочки поломал? – вежливо поинтересовался Игорек.
– Чего?
– Того, – Игорек положил руку на плечо парня. – Ты приехал в чужой двор. К чужому дому. А ведешь себя, точно хозяин. Это неправильно, друг.
Игорек улыбался. Он выглядел дружелюбным и беззащитным, и парень стряхнул пухлую руку его с плеча.
– А ты че, за дежурного?
– Вроде того. Убери машину. А лучше уезжай.
– Кому лучше?
– Тебе. Нам. Всем. Люди должны помогать друг другу. Разве не так?
– Так, – хохотнул парень, разминая руки.
– Вот и помоги мне, свали так, чтоб глаза мои тебя не видели.
Он ударил коротко, без замаха, уверенный, что этого удара хватит. Игорек даже не покачнулся, он лишь вздохнул, и мастифф на поводке Лариски тоже вздохнул.
